Россия неизвестная: История культуры вегетарианских образов жизни с начала до наших дней - Петер Бранг

В довершение всего, Лебланк утверждает, что Толстой, «по всей видимости, воздерживался от мясной пищи в своем рационе не вследствие обеспокоенности здоровьем»**, и в доказательство обильно цитирует высказывания С. А. Толстой

* «To demythologize this traditional view of his vegetarianism as being essentially 'ethical' or 'philosophical' in nature».

** «Seems to have abjured the use of meat in his diet not on the basis of any health concerns».

и других о «возможных» негативных последствиях отказа от мяса для здоровья писателя. Но автор упускает из виду указание в тексте Толстого на миллионы «людей сильных, легких, здоровых, много работающих на одном хлебе»; он не учитывает также более поздние признания самого Толстого, до и после 1891 г., свидетельствующие о его хорошем самочувствии при простом рационе питания. Точно так же несостоятельны уверения Лебланка в том, что Толстой придерживался мнения, согласно которому «one should strive as much as possible to remove all pleasure from the act of eating». В более позднее время Толстой не раз решительно высказывался против аскетизма как такового, в том числе и против пассивного религиозного аскетизма 29; существует много свидетельств, доказывающих, как много удовольствия он умел найти в «простой» еде и насколько он радовался жизни 30. «Человеку, – писал Толстой в 1895 г. своему младшему сыну Михаилу, тогда еще шестнадцатилетнему, – дана радость пищи – вкуса, развивающегося от труда и воздержания. Корка черного хлеба съедается с большим наслаждением, если голоден, чем ананасы и трюфели, и человек устраивает себе жизнь так, что никогда не голоден, и пряной, жирной, искусствен(ной) пищей портит себе вкус и часто совсем лишается всякого удовольствия от еды…»31 .

Как подчеркивает Х. Й. Тойтеберг, Эдуарду Бальцеру, одному из основателей вегетарианского движения в Германии, тоже часто ставили в упрек, что вегетарианцы – сторонники абсолютного отказа от всех наслаждений; на самом деле «для него все заключалось в достижении более осознанного отношения к благосостоянию», и «нет сомнений в том, что сегодняшняя критика чрезмерного потребления товаров в обществе изобилия имела некоторых важных идейных предшественников» 32. То же самое и с тем же основанием можно отнести к Л. Н. Толстому.

5. Что говорит православная церковь?

Л. Н. Толстой был отлучен Синодом от церкви в 1901 г. Девятью годами ранее его имя было весьма значимо для русской православной церкви: высказывания Толстого не могли быть оставлены без внимания. Всего лишь через несколько недель после выхода в свет «Первой ступени» духовенство не преминуло подробно (на полутора печатных листах) выразить свою позицию по отношению к этому эссе. В журнале «Чтения в обществе любителей духовного просвещения» появилась статья, озаглавленная «Граф Л. Н. Толстой как проповедник христианских добродетелей воздержания и поста». В ней священник Сергей Розанов подверг тезисы Толстого резкой критике 1. Во вступлении автор заметил, что новое сочинение графа Л. Н. Толстого заслуживает внимания духовной печати, поскольку Толстой проповедует христианские добродетели воздержания и поста отнюдь не в том духе и не в той степени, как это делает православная церковь. Это якобы очевидно уже из того, что «заключительным результатом рассуждений гр. Толстого является решительная проповедь вегетарианства», ибо он радостно приветствует рост этого движения в последние 10 лет.

В первой части рецензии С. Розанов дает довольно детальное и вполне объективное изложение тезисов Толстого 2; вторая часть посвящена их обстоятельному критическому разбору 3. По мнению рецензента, тщательный анализ показывает, что в «Первой ступени» речь идет о добродетелях далеко не христианских. Статью Толстого в целом С. Розанов оценивает как решительное извращение начал и порядка истинной христианской нравственной жизни: «христианская благодатная жизнь» подменяется здесь исполнением плотских дел закона Моисеева (в смысле издавна осуждаемой церковью ереси иудействующих). Воздержность в духе Толстого автор толкует как добродетель чисто внешнюю, ведь «в сущности, для христианина пища является предметом довольно безразличным». Далее следует цитата из 1–го послания к Коринфянам (I Кор. 8, 8): «Пища не приближает нас к Богу: ибо едим ли мы, ничего не приобретаем, не едим ли, ничего не теряем» 4. Церковь предостерегает от гордыни воздержания: «Телесный пост становится христианской добродетелью только тогда, когда выполняется верующим в сыновнем послушании Церкви, устанавливающей его в известные времена и сроки». Следовательно, – заключает автор рецензии, – телесное воздержание в форме поста само по себе не может быть первой ступенью нравственной христианской жизни. Разумеется, требование правильной последовательности добрых качеств имеет определенное значение и для христианина, но значение это не есть главное и основное, как у гр. Толстого, а второстепенное 5. Христос освободил нас от рабства стихиям мира и даровал нам свободу детей Божьих, дабы мы на основе ее стали братьями друг другу и властителями всей твари 6. Здесь содержится отсылка к завету «и наполняйте землю, и обладайте ею» (Быт. 1, 28), который нередко служит оправданием употребления мяса.

По всей видимости, – пишет С. Розанов, – Толстой считает упование на христианское спасение через веру прямо вредным для успехов доброй жизни, так как оно якобы парализует в человеке энергию и серьезность его стремления к совершенству. «Когда и где православная Христова Церковь учила, что спасение верующего совершается благодатию Бо—жией помимо его личных усилий к совершенству?», – спрашивает автор рецензии. Конечно, если сводить христианскую нравственную жизнь к стихийным и плотским добродетелям, то, очевидно, нет нужды и в божественной благодати.

Впрочем, христианин не должен, говорит Розанов, мечтать о наступлении того времени, когда усилиями людей мир превратится в рай, в котором не будет никакого страдания. Христианин должен бороться со злом, но не для устроения на земле чувственного рая, а для воспитания себя к блаженной вечности.

Что касается вегетарианства, то «с безусловной точки зрения, говоря отрешенно от условий действительности, принцип вегетарианства вполне истинен 7. В царстве Божием вкушение мяса совершенно упразднится» 8, как и многие [другие] условия настоящей жизни. «Но царство Божие явится последним результатом истории мира благодаря главным образом всемогуществу Господа, а не одним только личным усилиям человечества. (.) Вследствие катастрофного окончания истории мира, царство Божие является для нас таким высочайшим идеалом, к достижению которого мы должны напрягать все свои силы, но который не может быть окончательно достигнут одними нашими усилиями. (.)

Вкушение мяса, – продолжает автор, – есть результат человеческой немощи. Оно явилось уже в греховном состоянии человека как результат расслабления грехом его телесной жизни. В раю не было места вкушению мяса животных. Бог только попустил людям вкушать мясо, только снисходительно стал до времени терпеть эту слабость человека». Здесь, разумеется, автор ссылается на 1–ю книгу Моисея (глава 9) и на Завет Бога с Ноем (впрочем, там ни словом не упоминаются «слабость» и «немощь» человека).

Подобного рода снисхождением должны быть проникнуты и рассуждения моралиста о нравственном достоинстве вкушения мяса. «С неизбежным злом, устранение которого не вполне в наших руках, поневоле приходится мириться. В данном же случае зло и совсем не сильно. Хотя переход от растительной пищи к животной совершился (…) под влиянием ослабления грехом его [человека. – П. Б.] телесной жизни и потребности для укрепления тела в более питательной пище, тем не менее, пища сама по себе безразлична в нравственном отношении, не приближает нас к Богу» 9. Употребление животной пищи греховно не само по себе, «а в соединении с страстью плотского невоздержания. С такой относительной точки зрения представляется более здравым и практичным церковное ограничение вкушения мяса животных», а именно – требование воздерживаться от него в известные дни и сроки. «Вегетарианство же гр. Толстого – чистейшая сентиментальность».

Помимо этого, вегетарианство Толстого, – утверждает С. Розанов, – связано с отторжением плодотворных начал культурной и цивилизованной жизни, а также с воспеванием простоты и безыскусственности народного быта, которые, между тем, отнюдь не представляют какой—либо высокой ценности.

Статья С. Розанова представляется убедительной – в рамках христианских верований во спасение. Рецензенту даже ведомо божественное усмотрение относительно питания в царстве Божием: там «восторжествует истина и правда, вкушение мяса совершенно упразднится, как упразднятся и весьма многие условия настоящей жизни и действительности». При этом, однако, важные пункты доводов Толстого Розановым не затрагиваются – например, вопрос о жестоком обхождении с животными как поведении, не достойном человека; хотя здесь можно было бы сослаться на слова «Да страшатся и трепещут вас все звери земные, и все птицы небесные, все, что движется на земле, и все рыбы земные; в ваши руки отданы они. Все движущееся, что живет, вам будет в пищу; как зелень травную даю вам все» (Быт. 1, 9: 2).