Худшее из зол - Мартин Уэйтс

— С другой стороны, — сказала Пета, поворачиваясь к Амару, — это может быть нам на руку.

Амар не перебивал.

— Вдруг их это заинтересует как сюжет для статьи. У них может не оказаться достаточно доказательств и улик. А у нас они есть.

— Что ты предлагаешь?

Лицо Петы посуровело.

— Я никому не позволю перейти нам дорогу — слишком много потрачено сил.

Амар выудил из кармана пачку счетов.

— Кстати, — сказал он, избегая смотреть ей в глаза, и передал ей бумажки, — арендная плата за следующий месяц. Офис и квартира, откуда мы ведем наблюдение. Мне вчера вечером заплатили.

Она посмотрела на счета так, словно боялась испачкаться.

— Бери.

Она со вздохом взяла бумаги и сунула в карман.

— Только бы…

— Знаю. Не волнуйся, это продлится недолго.

— Я не собираюсь распроститься с делом своей жизни теперь, когда столько всего позади. Уступать не хочу никому, будь то журналист «Геральда» или кто бы то ни было еще.

Амар кивнул, стараясь не зевать. Он чувствовал, что тело отказывается повиноваться.

— Давай еще по кофейку, — предложил он.

Пета кивнула.

Амар отправился к бару, а она уставилась в окно.

Дождь не прекращался.

Джамал лежал на кровати, прислушиваясь к шуму дождя. И думал.

Смотрел на коричневое с разводами влажное пятно прямо над головой и представлял, что это пустынный остров. Вот он садится в самолет и летит туда. К покою. К безопасности.

В доме, наверху и рядом, продолжалась жизнь, с масками и сумасшествием.

Бьющий по стеклу дождь грязными струйками стекал вниз. Решетки на окнах проржавели и кое-где погнулись. Уродливые металлические решетки. Они возвышаются над ним, запирая в клетку его сердце, держа под замком его душу.

Внутри росла тошнота, набрасывалась на него и уничтожала, как ядовитая волна на отравленном побережье.

Тоска.

Он так это называл. В такие минуты жизнь грубо вторгалась в тайный уголок его души, и он начинал видеть ее в истинном свете, без всяких прикрас.

Его снимали на улице мужчины, он мальчик-проститутка, торгующий своим телом. Таким образом он зарабатывал на жизнь. Но он не гей, не придурок и делает это исключительно ради денег. Его приятели и друзья, с которыми он жил в одном доме в Лондоне, делают то же самое. Друзья-приятели.

Первый раз это произошло с ним в детском доме. Было очень больно. Воспитанник постарше — его звали Джонсон — ночью заставил его делать ужасные вещи. В темноте. Когда все другие мальчики спали. Или делали вид, что спят. После этого Джамал побежал в туалет, где его долго выворачивало наизнанку. Из зеркала над раковиной на него смотрел насмерть перепуганный, всхлипывающий шестилетка. Потом он плакал долго-долго, пока не выплакал, как ему показалось, свое сердце. Через несколько ночей Джонсон снова заставил его делать то, чего ему совсем не хотелось. И снова его рвало в туалете. Он смотрел в зеркало. И опять долго и горько плакал.

Он не мог никому ничего рассказать. Джонсон грозил, что убьет, если он расскажет. Джамал ему поверил.

Он возненавидел свою жизнь, возненавидел детский дом. Джонсон не давал проходу, все время проделывал с ним одно и то же. В конце концов Джамал раздобыл снотворное и наглотался таблеток. Его нашел кто-то из персонала и отвез в больницу, где ему промыли желудок.

Вернули с того света.

Потом задавали вопросы. Анализировали поведение.

Он ничего не рассказал. Не мог рассказать. Ни им, ни кому бы то ни было еще.

Джонсон продолжал приходить. Заставлял делать то, чего он не хотел.

В воображении Джамал рисовал темницу в огромном мрачном замке, куда он мог бы забраться, где бы мог отсидеться, спрятать свое истинное существо, пока не минует опасность.

Но ему это никак не удавалось. Приходилось терпеть.

Джонсон продолжал приходить. Потом стал приводить приятелей, передавал Джамала другим мальчикам.

Он чувствовал себя испорченным механизмом, роботом из мира научной фантастики с торчащими во все стороны проводами и механическими внутренностями. Голова-радиоприемник пытается поймать сигнал, но всегда попадает на белый шум. Робот не может жить как человек.

Он тогда сбежал, всю ночь бродил по улицам, боясь вернуться обратно. Влип в историю. Его всегда находили. Находили и возвращали. Работники социально-реабилитационных центров выражали желание помочь, но только если Джамал откроет душу, впустит к себе. Он делал вид, что не слышит, — в голове начинали шуршать радиопомехи.

Сбежав в очередной раз, он познакомился с Лесом. Тот был само очарование. Он-то и рассказал Джамалу, что его жизнь кое-чего стоит, что он особенный мальчик. Он покупал Джамалу еду, наркотики, повсюду таскал за собой. Лес, у которого был дом, хотел, чтобы Джамал бросил приют и переехал к нему. Он обещал Джамалу новую жизнь. Счастливую, безбедную, заполненную настоящими звуками. С деньгами, на которые можно покупать одежду. Со всем, чего только душа пожелает. Лес ему нравился. Этот человек заставил его почувствовать гордость, ощутить радость.

И Джамал стал жить в доме Леса. Там познакомился с Дином. Почти тут же почувствовал в нем родственную душу. Начал ощущать, что у него есть близкий, родной человек.

Потом Лес перестал быть душкой. Стал вдруг жестким и жестоким. Он оказался сутенером, хозяином борделя. Сказал, что надо платить за то, что он спас ему жизнь. Заставил Джамала работать, поставил на поток.

Помог Дин. Научил, как справляться с этим ужасом, даже извлекать из него пользу, как находить внутри себя такой уголок, где можно спрятаться, когда тебя начинают лапать. Сначала Джамал очень из-за этого нервничал, чувствуя, что некоторые клиенты особенно сильно при этом возбуждались. Потом он научился обуздывать их желания. Становиться хозяином положения. Не давать себя в обиду. Они дотрагивались до него, но не могли дотянуться.

Он сам при этом находился в надежном месте. Этому научил его Дин.

Джамал приспособился. Потому что Дин все это время был рядом.

И все же тоска периодически давала о себе знать. Она накапливалась внутри, постепенно заполняла душу, шептала в ухо правду. Нет, никакой он не хозяин положения — это ложь, самообман. Здесь жизнь ничуть не лучше, хоть с Дином, хоть без Дина. Чтобы заглушить голос, нужно было принимать меры.

И он принимал. Наркотики. Ночные дискотеки до утра. Он находил девчонку, чтобы доказать самому себе, что он нормальный. Все, что угодно, лишь бы задавить ужасные мысли.

И тоска отступала. На некоторое время.

А сейчас опять вернулась. Напомнила, чем он занимается, что на самом деле из себя представляет.

Отец Джек. Джо Донован. Сай. Они ворвались в его жизнь и разрушают ее, заставляют плясать под свою дудку, чего-то постоянно от него требуют, приказывают. И Дина рядом нет.

Хотелось крэка. Затащить в постель девчонку, имя которой он не может вспомнить. Он желал смерти Отцу Джеку. А с Донована хотел получить деньги.

И скрыться, сбежать. Куда угодно. Раствориться в этом мокром коричневом островке на потолке.

Он вспомнил, как было страшно возвращаться к Отцу Джеку, он боялся рассказать, что произошло во время встречи. Сай втолкнул его в комнату толстяка. Джек посмотрел на обоих, кривя рот.

— Вы мне ковер испортите.

Джамал и Сай извинились.

— Надеюсь, вы не зря сюда ввалились.

Джамала начало трясти.

— Ну?

Он открыл рот. Отец Джек вдруг резко подался вперед. Джамал от неожиданности вскрикнул.

— Он… этот человек с диска… он… ну, тот, который говорит… он это… умер…

Он дернулся всем телом, ожидая от Отца Джека чего-то ужасного. К его удивлению, тот ничего не сделал и только смотрел на него с любопытством.

— Умер? Как это случилось?

Джамал повторил историю, которую услышал от Марии. Джек кивал, на ходу обмозговывая информацию.

— А второй? Тоже умер?

Джамал изо всех сил замотал головой:

— Не… нет. Она ничего такого про второго не говорила.

— Им известно, что там на диске? Они о втором знают?

Глядя на Джека широко открытыми глазами, Джамал еще энергичнее замотал головой.

— Я им ничего не сказал, Джек, честное слово. Ничего.

— А они знают? — Голос был спокойный, вкрадчивый, похожий на болото, в котором притаился крокодил-убийца.

— Не-а, не знают они.

Джек откинулся на спинку кровати. Кажется, именно этого ответа он и ждал. Джамал почувствовал некоторое облегчение. Джек о чем-то напряженно думал. Потом заговорил:

— Нам ведь полиция здесь не нужна, правда?

Джамал молчал.

— Я прав?

Джамал вообще-то решил, что этот вопрос скорее риторический, но его, оказывается, вынуждали ответить. Он снова замотал головой.

— Конечно, не нужна, — подтвердил Джек. — А эти твои знакомые не знают, ни что на диске, ни кто с этим связан…