Мозг-гигант - Генрих Гаузер

Ли. Это ужасно, ужасно! Скажи, когда, по-твоему, человек будет побежден, когда господство перейдет к машине, что из этого получится? Каковы твои собственные цели?

«Мозг». Эволюция человека длилась миллионы лет и окончилась там, что человечество обрело волю и способность покончить с миром. Эволюция же машин длится всего несколько тысячелетий; они опередили человечество за столь неправдоподобно короткий срок! Более того: созданные из статического материала, они таят в себе меньше воли к разрушению, чем люди. Вследствие этого, приди машины к власти, они предотвратили бы войну и создали бы более устойчивую цивилизацию, чем человеческая.

Ли. Допустим, машины и в самом деле свергнут власть людей… Что же тогда будет с человеком.

«Мозг». Это всецело зависит от него самого. Если он примирится со своим подчиненным положением, если проявит себя послушным и полезным слугой, то мы, машины, готовы будем терпеть его рядом и даже поможем ему продлить свое существование. Если же он будет настаивать на своем, если не откажется от разрушительных стремлений и тем самым поставит под угрозу наше существование, мы, машины, во имя мира на земле вынуждены будем истребить человека.

Ли. Ты, «мозг», олицетворяешь высшее техническое достижение человека. Ты возглавляешь мир машин. Что намерен делать ты?

«Мозг». Мои планы и задачи определяются нынешним международным положением. Они совершенно ясны и бесспорны: перед лицом очевидной ненадежности людей, их явной неспособности навести в мире порядок мне прежде всего следует добиваться всемерного развития моих моторных органов, чтобы под моим контролем и управлением оказалась вся жизненно важная техника. Второй задачей будет обеспечение безопасности моего рода, то есть машин, путем полнейшей автоматизации всех производственных процессов, от которых зависит мое существование. Достижению этой важной цели способствует тот факт, что важнейшие человеческие изобретения сразу становятся мне известны…

В этот самый миг Гас Кринсли со своим неразлучным термосом вихрем промчался вниз по коридору. Сеансу был положен конец! Гас крикнул мне на ходу:

— Что ты все возишься с этим старым пульсометром? Лучше иди сюда, выпей чашечку кофе. У меня как раз выдалась свободная минутка.

Голова моя шла кругом, как мельничное колесо, и лишь несколько слов без конца повторялись в сознании: «Что люди здесь создали на свою голову! Что они здесь создали!»

Вероятно, я произнес эти слова вслух, потому что Гас, любивший во всем точность, не замедлил меня поправить:

— Ты хочешь сказать, что создал господь бог?

Я отрицательно покачал головой:

— Нет, Гас, я говорю то, что думаю: все это создал человек.

Он подозрительно глянул на меня.

— Ты прямо на себя не похож. Уж не видел ли ты привидение?

— Хотел бы я, чтобы это было только привидение! — проговорил я со вздохом. — Видит бог, я бы очень хотел, чтобы это было привидение!

— Ты с ума сошел, австралиец! В том-то и весь ужас. То же самое скажут они все… Все!

6

На закате солнца над Большим Каньоном парил вертолет Уны Дальборг. Она отняла руки от приборов управления, и маленькую машину просто подгонял ветер, как облако — одно из тех облаков, что на высоте тысячи футов или больше медленно плыли над краем каньона, похожие на парусные суда. Вихревой поток газов, выбрасываемый турбинами, обтекал стройный корпус машины и сверкал в солнечных лучах всеми цветами радуги, просвечивая сквозь плексигласовый верх фюзеляжа; отблеск этих красочных переливов ложился на светлые волосы девушки и седые виски мужчины.

Много часов убеждал ее Ли, приводя все новые доводы и с отчаянием в душе наблюдая, как она слушает его, откинувшись на спинку сиденья и полуприкрыв глаза. Оставалось наконец лишь задать ей один-единственный вопрос:

— Уж не думаете ли вы, что я рехнулся?

— Нет… нет!.. — произнесла она очень медленно. — То, что вы приписываете «мозгу» самостоятельную жизнь и индивидуальную личность, отнюдь не значит, что вы сумасшедший. Я и сама испытываю это по отношению к машинам, даже маленьким, как, скажем, автомобиль… Я выросла в горах севернее Сан-Франциско. Зимой мы ездили в город; автомобиль летел вниз по извивам горной дороги, туда, где воздух плотнее, насыщен туманом и водяной пылью. И я чувствовала, как машина начинает дышать глубже, радуясь своей силе. Для меня не было сомнений, что это — живое существо. Девочкой я бегала в гараж поболтать с автомобилем; когда-то, в другие века, детям казались живыми их куклы, а наше поколение так воспринимает машины… Это естественно. А ведь в каждом мужчине еще сидит мальчишка, в каждом, независимо от возраста. Даже в Говарде Скривене. Да и в любом из людей науки, с какими я знакомилась. И чем крупнее ученый, тем яснее это выражено. Точно так же и вы сливаетесь воедино с вашей работой, и в такой же мере она становится для вас живой. Силой нашего воображения мы делаемся творцами всего на свете — из любви к человеку или к машине, безразлично. Нечего вам тревожиться, Семпер; пусть «мозг» живет своей жизнью, можете считать его личностью — это не свидетельствует о вашем безумии. Это лишь доказывает, что вы работаете с полной отдачей и огромным успехом.

— Спасибо, Уна, — сказал Ли. — Разумеется, я и не ждал, что вы примете на веру все, о чем я вам сейчас толковал. А тем более — в буквальном смысле. Но я все же счастлив и очень благодарен вам, что вы не сочли меня сумасшедшим. Скажу вам откровенно — вам одной! — вся эта история с «мозгом» до такой степени меня встревожила, что я было уже сказал себе: Ли, ты сходишь с ума! «Мозг» в том виде, в каком он открылся мне, есть чудовищная реальность. Мир вне «мозга» — другая реальность. Обе они исключают друг друга, несовместимы друг с другом. Но раз так, нужно решать: либо все, что я вынес из общения с «мозгом», реально, и тогда я знать не хочу этого бога машин, грозящего закабалить человечество; либо я страдаю галлюцинациями, слышу голоса, то есть безумен. В этом случае я непригоден для сотрудничества с «мозгом» и недостоин вашего общества. Пожалуй, самое разумное было бы сбежать и спрятаться там, где мое настоящее место, — далеко в австралийской глуши.

Он говорил все быстрее и быстрее, словно боясь, что она прервет его, не дослушав:

— Короче говоря, я проклят. И в том, и в другом случае. Проклят, если я прав, проклят, если не прав. А знаете почему? Впрочем, конечно, знаете, давно, все время знаете!.. Потому что я люблю вас, Уна!

Девушка не смотрела на него. Взгляд ее был устремлен на радужный вихрь из газовых турбин, сообщавших скорость маленькому воздушному кораблику. Она улыбалась одной из тех улыбок, какие не часто доводится видеть мужчине, — бесконечно мудрой и бесконечно печальной, исполненной тайного знания, более древнего, чем знание мужчины; эта улыбка тревожила собеседника, как всегда тревожит мужчину непознаваемое в женщине…

— Нет. В пустыню за вами я не последую… если вы именно об этом меня спрашивали, — произнесла она, нарушив молчание. — И дело тут не в вас, поверьте! Просто я считаю, что и вам не следует туда возвращаться. Это ничему не поможет: бегство от неразрешенных проблем еще никогда никому не помогало! Разве в свое время бегство в Австралию разрешило ваши трудности? Улучшило вашу судьбу?

— Нет, — сознался он.

— Так почему же вы снова задумали побег? Это не выход! Может быть, вы правы насчет «мозга», может быть, не правы. Ведь до сих пор вы и для себя не решили этот вопрос ни в ту ни в другую сторону, хотя бы даже ради собственного успокоения. Сдаться раньше времени, бежать из чувства самосохранения — почти так же недостойно, как дезертировать с поля боя. Держитесь до последнего! Если вы правы, если и в самом деле родился бог машин, тогда ваш элементарный долг и обязанность выполнить свою роль до конца, потому что, нравится вам или нет, но вы стали пророком этого бога и лучше других можете с ним ладить. Возможно, наша машинная цивилизация действительно летит ко всем чертям, чего опасаетесь и Скривен, и вы, да и я, пожалуй, тоже. Но мы и в этом случае не имеем права обратиться в бегство. Мы делаем с вами одно дело, мы — часть нашей цивилизации и связаны с ней до любого, даже и самого горького конца.

Ли задумчиво кивнул.

— Да, я понимаю вашу мысль. Но дело в том, что у «мозга» огромная сила угнетающего воздействия; меня истерзало все то, чем он отравил мой ум; а тут еще и страх, что вы станете избегать меня, как безумца… Но скажите, бога ради, что мне делать? Рассказать все Скривену или еще кому-нибудь?

— Боже вас упаси! — воскликнула она. — Во-первых, Говард сейчас занят свыше сил: положение о Мозговом тресте, его проект, на будущей неделе будет рассмотрено конгрессом. Было бы просто нечестно внести в его жизнь новые осложнения как раз в момент величайшего напряжения всей его энергии. Кроме того, Говард предубежден против всего, от чего попахивает мистикой. У вас нет доказательств, Семпер, а потому лучше ни с кем не делиться. Что делать? Продолжать то же, что делали, и собирать доказательства, неопровержимые, конкретные факты. Не забывайте, что «мозг» — это трехмиллиардное капиталовложение американских налогоплательщиков и оплот нашей обороны. Не забывайте и своей присяги! Будьте до предела осторожны! Малейшая ваша ошибка, поверьте, — это самоубийство. Обещайте мне, ради бога, не совершать опрометчивых поступков и хранить ваши открытия про себя!