Тайны семейного альбома - Клаудиа Кроуфорд

И его настроение не испортится от того, что ей вдруг позвонит какой-нибудь издатель с интересным предложением, он останется таким же внимательным и заботливым, и быть может, не дожидаясь, когда откроются цветочные магазинчики, соберет букет из цветов на клумбе собственного сада.

На следующий день издатель Лондонского бюро-обозрения прислал ей набор фотографий Маргарет Бурк-Вайт, сделанных в 1936 году, с многообещающей надписью: «Первая, ставшая знаменитостью, женщина фотограф-репортер. Как жаль, что она не может посмотреть ваши фотографии. Поздравляю!»

Когда Джесси позвонила Ханне рассказать о том, что случилось за эти дни, трубку взял Джерри:

– Ну когда же наконец состоится ваша свадьба? – с шутливой строгостью спросила Джесси.

– Но это так забавно жить во грехе, – ответила Ханна.

С каким бы удовольствием Джесси обняла их обоих. Ей доставляло радость, что мать так счастлива с Джерри. И это счастье кажется своеобразной наградой за то, что она пережила с Виктором.

Рейчел, разумеется, воротила нос от Джерри, называя неудачником за его спиной по той причине, что он напрасно тратит время, обучая детей из неблагополучных семей городских трущоб чтению и правильному произношению.

Люку она тоже не могла простить того, что из-за него сорвалась, как считала Рейчел, блистательная карьера кинозвезды Элеоноры, но тем не менее, она все-таки отписала ему две сотни акров фруктового сада.

Интересно, подумала Джесси, как восприняла бы Рейчел Джимми Коласа?

Телефонный разговор с Элеонорой начался с обычных восклицаний, как они безумно соскучились друг по другу. Но Элеонора перехватила инициативу, заговорив о том, как она гордится успехами сестры и с каким нетерпением ждет журнала, который Джесси выслала ей авиапочтой.

– Элеонора, ты что-то пытаешься от меня скрыть! Я чувствую по твоему голосу! Ну-ка, выкладывай, что у тебя там стряслось?

После короткой паузы раздался едва слышный шепот:

– Я беременна… Шш-ш-ш-ш.

– Это опасно? А Люк уже знает? Он обращался к доктору? Элеонора, умоляю тебя…

Джесси знала, что не простит себе, если что-нибудь случится с ее сестрой.

– Ты знаешь, мои мужчины сейчас попадают в обморок, если я не накормлю их. Я позвоню тебе попозже, когда их не будет, и все расскажу подробно.

А еще несколько дней спустя Джесси позвонил секретарь Джимми Коласа, который сообщил, что шеф на днях побывал в Нью-Йорке, куда он заехал по дороге в Лондон.

– Он надеется, что вы будете свободны в среду вечером и присоединитесь к ужину, на котором будут присутствовать друзья Джимми Коласа. От восьми до восьми тридцати. Черный галстук для мужчин. Наверное, вам захочется надеть какое-нибудь длинное платье, но ничего официального. Вы позволите прислать за вами машину?

У нее сдали нервы. Она даже не нашла в себе силы спросить, приехал ли уже Джимми Колас. Впрочем, слава Богу, что не спросила. К чему это? Она видела его один-единственный раз. Зачем усложнять ситуацию, когда на самом деле все очень просто. Богатый грек купил ее фотографию и теперь хочет пригласить на ужин. Очень учтивый, очень сдержанный ужин в ее честь.

Она перемерила несколько платьев, прежде чем остановила выбор на черном джерси, которому уже было тысяча лет, но в котором она чувствовала себя лучше всего.

– Мисс Лоуренс…

Дворецкий, назвав ее, направился к библиотеке. Она почувствовала себя, как Элиза Дулитл в доме матери профессора Хиггинса. Но она не продавщица цветов, которая мечтает стать леди. Она энергичная, предприимчивая американская девушка, которая сумела победить лондонский снобизм или, во всяком случае, пытается сделать это. Доказательство тому – фотография «Американская семья», которую удачно расположили между двумя громадными шкафами в библиотеке.

Джимми Колас быстро поднялся ей навстречу. Тайная мыслишка: а не окажется ли этот ужин в ее честь – ужином для двоих, – тотчас развеялась, как только она увидела небольшую группу элегантно одетых гостей, стоявших так, словно они позировали перед съемочной камерой. Ее черное платье вписалось идеально в общую атмосферу ужина. Она увидела, как в глазах трех женщин – ни одну из них нельзя было определить как жену, – вспыхнул огонек – они понимали, где куплено ее платье. А в огоньке, промелькнувшем в глазах Джимми, чувствовалось что-то еще.

– Как хорошо, что ты пришла. – Он представил ее гостям. Жены среди них не оказалось.

Указывая на фотографию, он проговорил:

– Трудно поверить, что такая молодая женщина сумела снять такую изумительно артистичную работу. Клиф, дружище, ты согласен со мной?

Клиффорд Смит, укутанный облаками сигаретного дыма, задумчиво кивнул в знак согласия. Оказалось, что Клиффорд издает книги по искусству.

– Я доказывал ему, что фотография – новая форма искусства. Разве это не так, Джесси?

Взоры собравшихся обратились к ней.

– Похоже, что да. Коллекционеры сейчас платят за фотографии по самым высоким ставкам. Институт фотографии в Лондоне открылся благодаря средствам, которые получили за продажу фотографий времен войны – их закупили лучшие музеи мира. Сесиль Битон, Дэвид Бэйли, Ричард Аведон, Мильтон Грин – их книги ценятся очень высоко, но издатели нарочно ограничивают тиражи книг, чтобы обеспечить стабильность. Фотографов начинают оценивать так же, как и художников.

Джимми, который стоял рядом с ней, тихо, чтобы не услышали остальные, проговорил:

– Ты должна оценить и себя тоже.

– С удовольствием.

– Об этом чуть позже, когда остальные гости разойдутся.

Выпив еще одну рюмку коньяка, Джесси поняла, что немного погорячилась. Она ела и пила слишком много. Голова шла кругом, и блюда с едой, стоявшие на столе, тоже кружились перед ней в каком-то хороводе. А на подносах уже появились светлые десертные вина и шоколадный мусс.

Рука Джимми, которую она ощутила на плече, несколько отрезвила ее, она почувствовала, что окончательно теряет почву под ногами. У нее нет ничего общего с этой компанией. Она боялась, что вдруг расплачется или выкинет еще что-нибудь столь же неуместное. Поэтому самое лучшее – убраться отсюда поскорее. Вот только надо разобраться, где выход, чтобы не оказаться в дурацком положении.

Клиффорд Смит покидал дом последним. Сейчас или никогда:

– О, Джимми! Уже поздно, не так ли? А мне завтра рано вставать. Чуть ли не на рассвете. Клиф, ты меня подбросишь домой?

Джимми Колас принял ее бегство с вежливым удивлением, только проговорил:

– Что-то теряем, что-то находим… – и поцеловал ее в щеку, как и всех остальных женщин, что пришли в гости.

Провожая их до машины Клифа, он проговорил, обращаясь к Джесси: