Грешная и святая - Джо Беверли

– Ли-Парк – это твой дом?

– Что такое дом?

Она задумалась над этим странным вопросом.

– Дом там, где живет твоя семья.

– Твой отец жил в Индии, но Индия не была твоим домом.

– Тогда там, где прошло детство.

– Если только семья не переезжает.

Девушка поняла, что разговор не получается. Трис не любит говорить о себе. Его голос звучал так просто и искренне, что ей хотелось коснуться его, прижаться лицом к его груди, вдохнуть запах сандалового дерева – она чувствовала его даже среди запахов выпечки…

– Так твой дом – Ли-Парк? Там ты вырос?

– Нет, я вырос в Сомерсете, в доме, который называется Корихоллоус. Небольшое поместье, похожее на это. Там не было своей пекарни – рядом была деревня, а в деревне был пекарь.

– Значит, ты в самом деле покупал хлеб в лавке?

Он не ответил сразу, и она почувствовала, что он удивлен.

– Наверное, тебе было там хорошо? – спросила Крессида.

– Да, пока не умерли мои родители.

Грусть в его голосе тронула ее сердце.

– Как это случилось?

– Они утонули, переправляясь через Северн.

– Оба? – Она не могла поверить в это.

– Я хотел остаться в Корнхоллоусе, но, конечно, никто не обращает внимания на желания двенадцатилетнего мальчика. Мы только снимали этот дом, сейчас там живут другие люди.

Крессида вдохнула, чувствуя комок в горле. Двенадцатилетний ребенок остался сиротой. Неудивительно, что он спросил, что такое дом.

– Но разве твой отец не герцог?

– Мой дядя был герцогом, а я был его наследником и имел большие шансы унаследовать титул.

– Значит, ты уехал к нему? В Ли-Парк?

Внезапно на нее нахлынули воспоминания. Герцог Сент-Рейвен в театре, на балу, на светском рауте… Улыбающийся, уверенный в себе, полный энергии, он, казалось, был в центре каждого события.

– Ли-Парк – это усадьба герцога Аррана. Он был другом моего отца и взял меня на воспитание. Я рос вместе с его наследником и получил такое же образование.

У Крессиды возникла новая безумная идея. Теперь ей было необходимо узнать этого человека, понять его. Ей так хотелось облегчить его боль.

– Почему ты не поехал жить со старым герцогом Сент-Рейвеном?

Она услышала его смешок.

– Меня там никто не ждал. Мой отец и его брат были соперниками почти с рождения. Герцог – в нашем доме его называли только так – был старше на десять лет и, очевидно, отличался высокомерием. Мой отец отказывался склониться перед своим братом. Кроме того, у них были разные политические взгляды. Двенадцатилетний мальчик мало в этом смыслил, но отец оставил дневник, в котором одобрял французскую революцию. Он, несомненно, радовался бы, если бы герцогу отрубили голову на гильотине.

– Не может быть!

– Кто знает! Тебе не скучно слушать эту отвратительную историю моей семьи?

– Вся Англия с радостью слушала бы вашу семейную историю, милорд.

Он рассмеялся.

– Что ж, хорошо. Мой отец и его брат герцог ненавидели друг друга, и эта ненависть сказалась и на наследовании титула. Герцог считал своим священным долгом не дать своему безумному брату возможности унаследовать титул. Мой отец слишком неосторожно выставлял напоказ свои революционные убеждения. Рождение каждой дочери, наверное, приводило герцога в ярость, и он вымешал ее на жене. Она становилась суровой и ожесточенной. За это я благодарен ей, потому что из-за нее меня не отправили в Сент-Рейвенз-Маунт. Она поклялась, что не будет жить под одной крышей со мной.

– Как глупо! Если бы она была добра, то ты мог бы стать ей сыном.

Он снова засмеялся.

– Дорогая Крессида… Ты ошибаешься!

Она съежилась, не веря своим ушам.

– Неужели ты думаешь о ней как о любящей матери? Даже герцогиня Арран видела своих детей всего один час в день, пока они не повзрослели настолько, чтобы быть ей интересными. Полагаю, моя тетя уделяла своим детям еще меньше времени. Ее дочери воспитывались в отдельном доме – с рождения и до того момента, когда они пройдут курс обучения. После этого они переезжали в Сент-Рейвенз-Маунт, где каждый день представали перед матерью, чтобы она могла оценить их успехи в постижении хороших манер. Думаю, это не похоже на жизнь в Мэтлоке.

– Не стоит насмехаться. Это, должно быть, не похоже и на жизнь в Корнхоллоусе.

– Да. Но мой отец был безумным республиканцем.

– Твой отец кажется мне более разумным, чем его брат.

– Возможно. Мне говорили, что у моего дяди шла пена изо рта, когда ему сообщили о моем рождении. Подозреваю, что мой отец хотел бы продемонстрировать герцогу шестерых сыновей, чтобы тот от зависти сошел в могилу, но он женился поздно. Моей матери было тридцать пять, когда она выходила замуж. О ней говорили как об умной, независимой женщине.

В его словах Крессида почувствовала глубокую скорбь. Неужели под цинизмом этого человека скрывается перенесенная в детстве боль от потери родителей и страшных унижений?

– Она больше не могла иметь детей?

– Очевидно, нет. После меня у нее было два выкидыша. Мой отец, возможно, позаботился о том, чтобы она не забеременела снова, – жена была дороже для него, чем успех в соперничестве с братом. В конце концов он ведь достиг своей цели – имел сына. Ранняя смерть моего отца, должно быть, стала утешением для герцога и герцогини, но небольшим.

Крессиде хотелось коснуться его, утешить.

– Неужели это была такая ненависть?

– О да. Я однажды встретился с ними в Лондоне. Мне было восемнадцать, и я помню это ужасное ощущение ненависти. Герцог просто смотрел сквозь меня, но герцогиня… Я думаю, она бы вонзила клинок мне в сердце, если бы не боялась виселицы.

Это было настолько чудовищно, что Крессида могла только покачать головой.

– Но у тебя был дом в Ли-Парке?

– Спасибо Пекуортам, эти добрые люди стали моей семьей.

Пекуорты. Крессида вспомнила.

– Леди Энн Пекуорт! Дочь герцога Аррана!

– Ты знаешь ее?

Крессида чуть было не рассмеялась. Она полагала, что могла встречаться с дочерью герцога на каком-нибудь благотворительном мероприятии. Но запомнила она ее именно из-за Сент-Рейвена.

– Я видела тебя с ней в «Друри-Лейн». На премьере «Смелой леди».

«Ты поцеловал ей руку так, что это разбило бы мое сердце, если бы я была настолько глупа, чтобы влюбиться в тебя», – подумала девушка.

Крессида представила перед собой леди Энн и герцога, смотрящих друг другу в глаза, связанных друг с другом, близких. Если у нее до сих пор оставались хоть малейшие мечты об этом мужчине, то теперь она знала, что он уже не свободен.

Она искала в себе жалость к бедной леди Энн, связанной с этим неисправимым распутником. Но не находила.

– Забавная пьеса, не так ли?