Змеесос - Егор Радов

Нищий задумался, потом сказал:

— Похоже, что вы достаточно умны для своих лет, мне даже трудно вам возразить. Что ж. выбирайте сами. Вы меня так озадачили, что я сам запутался.

Миша Оно задумался и думал минут пять. Потом он сказал:

— Я решил: я не буду вас убивать. Мне лень, и не то настроение. Сегодня солнце, тепло, синее небо, и мне хочется быть добрым, трогательным и великодушным, поэтому возьмите мои деньги, и пусть умножатся ваши дни и мгновения!

Нищий взял деньги и растроганно вздохнул. Потом бросил их в мешок с другими деньгами и поправил свои изящные лохмотья, словно ожидая предстоящего шествия дам.

Миша Оно пошел дальше и действительно испытал некую умиротворительную радость в соответствии с тем, что сказал человек, который был старше и, наверняка, опытней в удовольствиях, чем он. Город вокруг услаждал зрение и чувство родины своей красотой; верхи зданий блестели в небе, гармонируя с нерукотворной природой, и день только начинался. Миша пришел на Площадь и тут же увидел человека, к которому он шел.

— Здравствуйте! — сказал человек. — С прибытием. Вы меня помните?

— Я должен вас знать и помнить, — ответил Миша.

— Меня зовут Иван Петрович Лебедев, Я решил занять вас чем-нибудь, ведь вы еще не определились.

— Я не помню, — сказал Миша, — Я проснулся.

— Это нормально, — улыбаясь, проговорил человек. — Мы пойдем с вами в гости, вы должны выбрать, вы должны кем-то стать. Кто вы?

— Не помню, — сказал Миша. — Я — никто, я — вообще.

— Вы должны выбрать, — улыбаясь, сказал Иван Петрович. — Пойдемте. Я приведу вас в интересную компанию. Вы можете остаться, можете уйти. Я развлеку вас. Вам скучно?

— Я проснулся, — ответил Миша. — Мне понравилась погода. Я хочу выпить пива.

— Вы любите девочек? — спросил Иван Петрович.

— Это приятно, — ответил Миша.

— Пойдемте, — сказал Иван Петрович.

Они пошли вперед, Иван Петрович улыбался, щуря глаза; свою левую руку он положил в карман пиджака, а правой махал туда-сюда в такт ходьбе. Навстречу шел негр, он вытащил арбалет и сказал:

— Я прикончу тебя, Дульчинелла!

— Идите внутрь! — отмахнулся от него Иван Петрович, издавая какой-то странный цокающий звук. — Не до тебя!.. Негр замер, роняя арбалет на ровный асфальт.

— Что это? — спросил Миша Оно.

— Легкий психологический удар. Я не хочу сейчас умирать, мне не до этого.

Они пошли дальше, глядя по сторонам. Где-то сидел человек и пил пиво, и он настолько сочетался с пивом в кружке, вливавшимся в его тело через рот, что можно было просто умилиться и застыть на этом месте, рассматривая наслаждение этого удовлетворившегося малым существа, назначение которого было в пиве, и в кружке, и в остальной такой же эстетике. Миша Оно решил так и сделать, остановившись, но Иван Петрович волевым жестом заставил его идти дальше и вскоре подвел к блестящей лиловой машине, которая стояла в тени под раскидистым деревом, словно приглашающем философов и лентяев отдохнуть в своей тени и увидеть какой-нибудь вещий сон.

Иван Петрович открыл дверцу и предложил Мише сесть внутрь. Миша сел на заднее сиденье и стал ждать дальнейшего. Иван Петрович завел мотор, включил кондиционер, магнитофон и выехал на длинную дорогу, которая почему-то была пуста.

— Вперед, мой друг, — воскликнул он. — Я дам вам все! И они помчались вперед с большой скоростью, и какая-то прекрасная музыка очень громко звучала из динамиков и словно входила в самую душу Миши Оно, заставляя ее сладостно трепетать, как влюбленное сердце, и ожидать лучшего и приятного. Иван Петрович закурил сигарету и вдруг спросил:

— Что вы должны делать, в чем смысл?

— Я не знаю, — сказал Миша. — Я буду знать.

— Хотите сейчас разбиться?

— По-моему, нет, — сказал Миша. Они ехали мимо города, который был справа, и Иван Петрович посмотрел туда с грустной улыбкой.

— Вы видите Центр? — спросил он, снижая скорость машины. Миша Оно посмотрел и увидел Центр, который сиял рядом с городом, рождая в душах загадочное сомнение. Там шло распределение персоналки, и судьбы возникали, победив смерть и ничто. Возможно, там было правительство, или же другие власти и силы; и хотелось спрыгнуть и бежать в Центр, и понять его правду и реальность, и его право руководить действительностью, но красивая охрана не давала прохода; и хотя было очень популярно самоубиваться, прорываясь ближе к исходному концу, эта внутренняя тайна Центра хранилась замечательно и надежно, и никто не мог проникнуть внутрь, не завершив на подступах свой путь. Сейчас, смотря на мужественных солдат с автоматами Калашникова, стоящих у стен Центра, Миша Оно ощутил подлинную прелесть получения смертельной пули от них; и он любил их и хотел их дразнить и пытаться убить; наверное, этот момент прорыва к началу Центра и немедленного достойного умирания под расстрелом не пропускающих никого сволочей был самым лучшим из всех, которые только можно представить и осуществить, и Миша Оно поклялся, что он когда-нибудь сделает это, и, может быть, будет там — где нет никого, кроме тайны и каких-то еще людей.

— Центр неуязвим, — сказал Иван Петрович, нажав на газ. — Это — необходимая тайна. Как вы считаете?

— Я не помню, — ответил Миша Оно, пытаясь что-нибудь придумать.

— Мне кажется, что наш великий лидер Артем Коваленко должен знать истинный смысл Центра.

— Наверное, — сказал Миша, зевнув.

Потом они ехали молча и в конце концов подъехали прямо к дому, в котором было множество квартир. Иван Петрович вышел из машины и достал бумажку из кармана.

— Чудно, — сказал он. — Вот — адрес, вот — телефон. Вперед, Миша, знаете куда мы идем?

— Нет, — равнодушно сказал Оно.

— Мы идем с вами в одну религиозную секту. Они исповедуют религию, называемую «муддизм». Они поклоняются великой Мудде. Вы слышали об этом?

— Да, — сказал Оно.

— Замечательно. Они вам расскажут обо всем. Это очень интересно.

Как только Миша и Иван Петрович вошли в подъезд, сзади раздался тяжелый стук. Иван Петрович оглянулся и недовольно сказал:

— Кто-то выпрыгнул из окна и разбился.

Миша, не оборачиваясь, подошел к лифту и нажал на кнопку. Через некоторое время он уже громко стукнул в дверь квартиры, поскольку там не было звонка.

Дверь раскрылась, и в проеме появился маленький толстый человек, в красных трусах, мантии и женском лифчике, надетом на черную рубашку. Один ус этого человека завивался вверх, как у царя, второго уса не было. На лбу человека был нарисован крест, пятиконечная звезда и написано: «Тыр-пыр». Вид его был величественный и серьезный.

— Здравствуйте, — сказал человек, — меня зовут Семен Верия. Слава великой Мудде! Кто вы такой?

— Это мой друг Миша Оно, — суетливо сказал Иван Петрович. — Я говорил вам. Я хочу приобщить его к мудрости.

— Хорошо, — миролюбиво сказал Верия, широко распахивая дверь. — Заходи, юноша! Вы попали как раз на начало службы. Сперва я расскажу вам в двух словах о нас, потом мы устроим четыре таинства и закончим богослужение характерно.

— Как? — спросил Миша.

— Вы увидите это. Можно на «ты»?

— Можно, — сказал Миша.

— Ты еще молод, дорогой мой, а я уже просуществовал львиную часть положенного мне сейчас, — проговорил Верия, запирая дверь. — Берите тапочки и проходите, мы откроем тебе самые глубокие тайны муддизма.

Миша надел тапочки и пошел по коридору. Потом он задумчиво повернулся к толстому человеку и спросил:

— Но почему вы так хотите мне рассказать о тайнах муддизма? Ведь вы же совсем меня не знаете!

— Именно поэтому я хочу поведать тебе главную суть, — хитро улыбаясь, ответил Верия. — Муддизм — очень оригинальная религия, и поэтому я считаю твой вопрос первым из всего того, о чем ты можешь меня спросить: и как только мы расположимся, я начну свой бесподобный ответ.

Миша удовлетворился этой фразой и вошел в комнату. В комнате был полумрак, горел небольшой свет, и окно было плотно зашторено. На стенах висели какие-то высушенные растения и цветные тряпки; кое-где были нарисованы фигуры людей (некоторые с двумя головами), а также животные и рыбы; на почетном месте в какой-то нише был наклеен на стену огромный бумажный черный круг, а рядом с кругом кто-то изобразил омерзительную женскую рожу, накарябанную так бездарно, что даже ее гнусность, сразу бросающаяся в глаза, была в общем неубедительной. В креслах сидело двое мужчин и две женшины. Один мужчина был голым, другой одет в шубу. Одна из женщин была наполовину лысой, или бритой, и голой ниже пояса. Зато верхняя часть ее тела была полностью покрыта золотой блестящей блузкой, к которой был пристегнут значок с написанным на нем неприличным словом. Другая женщина была одета во фрак, черные брюки и имела роскошные рыжие волосы. Все эти люди пили напиток красного цвета и курили трубки.