Человек из тени - Дональд Гамильтон

— Да, сэр. Извините, я не имел в виду…

— Она уже успела рассказать что-нибудь интересное о докторе Муни?

— Да нет. Я пока не осмелился выкачивать из нее информацию. Мы здесь только познакомились… во время ленча. Из ее слов явствует, что доктор любвеобилен, как Дон Жуан, и ей приходится увиливать, избегая его притязаний. Ее предшественница уволилась, по словам Дотти, потому что подметки стерла, задавая от него стрекача. Муни рассказывает Дотти о своих романах с другими дамами, намекая, что готов и ее осчастливить, пожелай она только. Она говорит, что этого отнюдь не жаждет, но настойчивость его возрастает. Ей хотелось бы найти другую работу, но платит он хорошо.

— Это совпадает с полученной информацией точнейшим образом, — сказал я, — с тем лишь исключением, что ее отношения с Муни не столь уж невинны, как вы пытаетесь представить. Но информация могла быть и предвзятой.

— Я думаю, Дотти говорит правду, — решительно покачал головой Брейтвейт. — Она… Она действительно кажется замечательной девчонкой, сэр. Мне было бы неприятно втянуть ее во что-то… — он замолчал.

Я посмотрел на него и подумал о чудной девушке, которую сам втянул в это дело. Я спросил:

— Как вас зовут, мистер Брейтвейт?

— Как… Джек, сэр.

— Послушайте, Джек, — сказал я, — боюсь, что в один прекрасный день вам придется стрелять из этих ваших больших морских пушек или сбросить эти огромные бомбы, и, наверное, пострадает тот, кто не очень-то виноват. Может быть, и люди, которые не виноваты вообще ни в чем. И это ужасно, Джек.

— Да, сэр, — быстро сказал он.

— Как втянули вас в это дело? — спросил я.

— Меня не втянули, — возмутился он. — Я вызвался добровольно, сэр. Вы сами мне сказали, что это возможно. Я позвонил по тому номеру в Вашингтоне, который вы мне дали. Они мне перезвонили почти немедленно. Они собираются послать меня на специальное обучение — вам об этом больше известно, чем мне, сэр, — но это дело разворачивалось очень уж быстро, и у них под рукой никого не оказалось. К тому же, я уже был немного к нему причастен. Я знал вас в лицо.

— Разумеется, — сказал я. — В армии мы имели обыкновение различать три вида дураков: круглый дурак, чертов дурак и доброволец.

Холодно уставившись на него, я заметил, как сжимаются его челюсти, но злые шутки были для него не в новинку. Он из дисциплинированных. Он не перечил. Он хороший парень, но я не собирался ему выкладывать, что о нем думаю. В трудной ситуации он будет незаменим.

Я продолжил:

— Сестру зовут Дарден, не так ли? Где она живет?

Он опять достал записную книжку. Я вырвал страницу и поступил с ней так же, как и с первой, после того, как запомнил текст.

— Если бы девица вдруг это увидела, — сказал я, — ей бы показалось довольно странным, что вы записали адрес до того, как она сама дала его.

— Да, сэр.

— Я вовсе не собираюсь вам выговаривать, Джек.

— Понимаю, сэр.

— Я не думаю, что можно оказаться у штурвала без солидной подготовки, но именно ее вам сейчас и не хватает. А ошибка в нашем деле может оказаться такой же непоправимой, если не страшнее.

— Да, сэр.

— Хорошо. Задержитесь здесь еще на минуту.

Я поправил, глядя в зеркало, свой галстук и вышел. Еще из коридора я увидел Дотти Дарден, оживленно беседующую с Оливией, лицо которой было бледным и враждебным. Девушка явно хотела что-то объяснить, а Оливия не хотела слушать.

— Пожалуйста, — говорила Дотти, когда я подошел, — мне хотелось бы, чтобы вы поняли, доктор Мариасси. Я знаю, что вы очень дурного обо мне мнения. Я не виню вас, но поймите, ведь он мой хозяин. Я обязана выслушивать его россказни и притворяться, что веселюсь. Приходится потакать ему, делать приятное.

— Еще бы, я уверена, что у вас это превосходно получается, — отвечала Оливия. — Я даже убеждена, что вы делаете его счастливым.

— Если вам приятнее ревновать меня, извольте, — отшатнулась девушка. — Таких, как вы, много. Добрая половина женщин в городе готова выцарапать мне глаза, но самое смешное, что этот потаскун в резиновых перчатках мне противен. Честное слово, — она глубоко вздохнула. — Вы, конечно, не верите. Простите, я только хотела извиниться.

Она быстро повернулась и чуть не врезалась в меня. Пришлось схватить ее за руку, чтобы поддержать. Дотти удивленно посмотрела на меня. Очень милой и юной выглядела она на слабо освещенной веранде со своей смехотворно официальной прической и в простой белой униформе.

— Ох, извините, — выпалила она, освобождаясь.

Брейтвейт уже возвращался. Она быстро подошла к нему и ответила на его озадаченный вопрос смехом, взяв себя в руки. Я сел. Оливия уставилась в свой стакан.

Я сделал глоток и сказал:

— Вы были слишком строги к этой девушке, не правда ли?

— Девушке? — взорвалась она. — Они вам все кажутся девушками, Поль? Но будь эта столь уж невинна, как изображает, то зачем ей так выпячивать свое холмистое возвышение, если оно настоящее, и тем более, если оно накладное?

— Холмистое возвышение… — повторил я. — Мне следует запомнить это выражение. Когда я был еще юнцом, мы просто говорили «сиськи». «Холмистое возвышение» — это звучит очень изящно.

Оливия взглянула на меня. Спустя секунду она рассмеялась.

Брейтвейт уже выходил, с медсестрой и своей чистой совестью. У меня тоже некогда была совесть, но я умудрился где-то ее утратить. В нашем деле совесть может разве только привести к беде.

17

— Вон там мост, — сказала Оливия. — Мы едем на остров?

Впереди открывалось уходящее вдаль шоссе. Я посмотрел в зеркало заднего вида. Там тоже все было пусто по части того, что меня интересовало.

— Какой смысл туда ездить набивать туфли песком, если никто нами не интересуется, — сказал я, выруливая так, чтобы можно было увидеть воду. — Конечно, Крох за нами, возможно, и следует, но что-то его намерения не просматриваются. Наверное теперь, когда вы снова в Пенсаколе, он предоставит вам больше свободы действий, полагая, что всегда сможет добраться до вас дома или у морской базы.

— Когда я ему понадоблюсь… — прошептала она. Ее слегка передернуло. — Когда ему велят меня убить. Я чувствую себя совершенно по-иному сейчас, зная, что существуют такие, как он.

— Да, — сказал я, — мы действуем на людей отрицательно. Мы — профессионалы. Иные женщины даже не желают с нами разговаривать.

— Я не имела в виду… — возразила было она.

— Я знаю, что вы имели в виду.

— Вы совсем не такой, как Крох.

— Бросьте, док, — сказал я. — Откуда вы знаете? Вы же никогда не разговаривали с Крохом, если не считать той весьма быстротечной встречи в вашем номере, когда он угрожал оружием и много болтал. Вы же, простите, не спали с ним. Черт подери! Он в обыденной жизни может оказаться отличным мужиком. Откуда вам знать?

— Это совсем не смешно, — настойчиво сказала она. — И вы просто валяете дурака, сравнивая себя с этой мордой, вы смехотворны.

— Это вы смешны, док. Вы пытаетесь совершить моральный выбор между человеком, который вам не нравится, и человеком, который вам нравится, если мне позволено так себе польстить. Но ведь оба мы заняты абсолютно одним делом.

После паузы она улыбнулась и ответила:

— Будь по-вашему. Я замужем за чудовищем без каких-либо смягчающих обстоятельств.

— Именно это и пытаюсь вам втолковать, — сказал я и посмотрел на огромный массив земли, поднимавшийся из воды по ту сторону моста. — Расскажите-ка поподробнее, как остров выглядит? Я его видел только из самолета.

Ей, как мне показалось, хотелось бы продолжить разговор на личной ноте, но она ответила:

— Это узкий остров, просто полоска песка, параллельная материку, на расстоянии мили от него или чуть больше. На западе, то есть справа, если сойти с моста, остров простирается всего на несколько миль. На том конце находится старый форт времен гражданской войны и несколько заброшенных бетонных площадок, где раньше размещалась артиллерия береговой обороны, относительно современная, но пушки убрали, кажется. Другой конец острова — это государственный парк. На востоке, слева от моста, — маленький поселок рядом с пляжем, а дальше, миль на тридцать, — ничего, кроме дороги и песчаных дюн. По другому мосту, вон там, можно вернуться на материк. Остров и дальше простирается на восток, я думаю, но там никогда бывать не доводилось.

— Вы нарисовали очень четкую и ясную картину, док.

— Мне так и положено, — сказала она. — Моя работа заключается в том, чтобы представлять все четко и ясно.

Чуть погодя она заметила:

— Если мы здесь со всем справились, вернемся домой.

— Разумеется.

Я медленно проехал назад по городу. Новый район, где она жила, выглядел глянцево-чистым, как съемочная площадка до начала работы киногруппы, пока не утратила свежести.