Огненный глаз Тенгри - Дмитрий Федотов

— Минутку, а что делал ваш прадед в Сибири? — не утерпел я. — Его сослали?

— Нет. Мой прадед и его родной брат были потомственными немецкими пивоварами. Оба получили в 1872 году лицензию от Мануфактур-коллегии в Москве на основание пивоваренных заводов в Российской империи…

— Постойте! — меня осенило. — Герр Крюгер, так вы, случайно, не потомок знаменитого Карла Крюгера, который основал в Томске пивоваренный завод в 1876 году?

— Именно так, господин Котов, — с достоинством кивнул немец. — Карл Иоганн Крюгер — мой прадед. Он действительно приехал в Томск в 1875 году, а через год основал пивоваренный завод номер один, как записано было в патенте. Завод располагался, если не ошибаюсь, на территории нынешней университетской рощи. Но поскольку спустя четыре года этот парк отошел в ведение только что открытого, первого в Сибири, университета, решено было перенести завод на его нынешнее место, на улицу Московский тракт. К сожалению, мой прадед скоропостижно скончался в 1882 году, и дело продолжил его родной брат Роберт. Он-то и получил новый патент на завод номер два, основанный в 1884 году…

— Я вспомнила эту историю, — сказала Мария Сергеевна своим неподражаемым бархатным голосом. — В память о старшем брате Роберт Иванович Крюгер разбил у подножия Острожной, то есть Воскресенской, горы большой парк с прудом, фонтанами и разными аттракционами — сад Крюгера. Этот прекрасный парк надолго стал любимым местом отдыха горожан и приезжих.

— Приятно, фрау, что здесь до сих пор помнят заслуги моих предков перед вашим замечательным городом и всей Россией! — несколько напыщенно заявил профессор.

— Есть за что поминать, — сказал я. — Пиво по рецептам ваших предков и сейчас варится самое лучшее. Больше двадцати медалей на международных выставках имеет!.. Однако вернемся к нашим баранам. Что там случилось с вашим прадедом?

— Он умер внезапно, — погрустнел Крюгер. — Я точно не помню, от чего, но… обстоятельства были очень странными. Если хотите, я посмотрю семейный архив. Возможно, там найдется необходимая вам информация.

— Да уж, будьте добры. А что стало с его коллекцией раритетов?

— Ну, после смерти брата коллекция перешла к Роберту, но он решительно не знал, что с ней делать и вскоре подарил коллекцию молодому университету.

Крюгер явно все больше погружался в воспоминания — рассеянно прихлебывал остывший кофе и крошил в блюдце печенье. Потом вдруг встрепенулся и полез во внутренний карман пиджака. На свет появился моднейший девайс — цифровой фотоальбом с возможностью записи саундтреков для сопровождения показа фотографий в режиме слайд-шоу. Машинка была размером со стандартный «наладонник».

— Вот! — Профессор включил альбом, поиграл джойстиком и протянул мне устройство. — Это мой прадед.

На экранчике оказался выцветший снимок, не обработанный программой реставрации. Там был изображен грузный человек в сюртуке, сидящий боком за большим письменным столом, заваленном какими-то бумагами, гроссбухами и другими предметами. На краю стола справа стояла лампа с вычурным абажуром. Свет от нее падал на ближайшие предметы, привлекшие мое внимание. Крюгер, молча наблюдавший за мной, перехватил мой взгляд и пояснил:

— Да-да, это именно те самые раритеты, о которых вы спрашивали! Вот в этом тубусе из нефрита хранился берестяной свиток, а вот эти два предмета и есть фигурки Коршуна и Пса.

— Разрешите мне взглянуть, — попросила Мария Сергеевна.

— Пожалуйста, — я передал ей альбом. — Скажите, герр Крюгер, а что это был за купец, у которого ваш прадед купил раритеты? Насколько я знаю, тогдашние купчины весьма неохотно связывались с торговлей предметами старины — покупателей искать хлопотно, прибыль сомнительна…

— Вы правы, но я не помню, к сожалению, его имени. Хотя в семейных хрониках оно наверняка сохранилось.

— Не сомневаюсь! Немцы всегда отличались завидной пунктуальностью и аккуратностью в ведении дел. Примите это как комплимент, профессор.

— Благодарю вас, господин Котов!

— Однако, вы так и не ответили, кто же тот человек, с которым вы вчера встречались? — Я постучал пальцем по фотороботу, по-прежнему лежавшему на столике.

— Он представился научным сотрудником Алтайского университета.

— Не Прохановым, случайно?

— Кажется, да…

— И о чем вы говорили, если не секрет?

— Он… он настойчиво выспрашивал, что мне известно про бога Тенгри и обряд его пробуждения, — профессор устало откинулся в кресле и потер пальцами переносицу. — Говорил, что пишет диссертацию о верованиях древних шоров…

— Шорцев?

— Да… Хотя они сами себя называли именно «шор», то есть просто «человек».

— Вообще-то, самоназвания «шор» не было, — откликнулась Мария Сергеевна, задумчиво разглядывая фоторобот. — Так назывались сеоки — родо-племенные образования туземного населения Кузнецкого Алатау. Их было несколько: ак-шор, кара-шор, сары-шор… А шорцами их предложил называть известный этнограф и историк Василий Васильевич Радлов в 1861 году.

— Фридрих Вильгельм, вы хотите сказать? — уточнил Крюгер.

— Да, но он принял православную веру и стал Василием Васильевичем.

— Господа ученые, — возопил я, — это все очень интересно, о чем вы говорите, но как это может помочь нам поймать грабителя?

— Вы любите детективы, Дмитрий? — лукаво посмотрела на меня Мария.

— Обожаю!..

— Каков главный принцип поиска преступника?

— Чтобы поймать преступника, надо разгадать его мотив.

— Верно. Вот мы этим и занимаемся… Кстати, — Мария кивнула на фоторобот, — я вспомнила, что тоже видела этого человека в музее накануне ограбления. И по-моему, он беседовал с Ильдаром Сарыгиным.

— А, это тот самый пугливый сотрудник, который отказался побеседовать со мной вчера, — я плотоядно улыбнулся. — Теперь не отвертится!

— Итак, господа, — перебил нас Крюгер, вновь превратившись в сосредоточенного и собранного ученого, — каковы ваши выводы?

— Профессор Крюгер не причастен к ограблению музея, — серьезно сказал я, — но имеет определенное отношение к истории самих раритетов и потому тоже может стать жертвой неизвестного преступника.

— Вы так думаете? — озадаченно уставился на меня Крюгер.

— Непременно! Надеюсь, вы не рассказали ему всего того, что поведали здесь нам?

— Н-нет… Я просто не поверил, что этот господин — ученый.

— Это вас и спасло.

— Майн гот!..

— Дмитрий, перестаньте пугать нашего гостя! — возмутилась Мария.

— Извините, Мария Сергеевна. Я вовсе не хочу, чтобы с профессором что-нибудь случилось. Герр Крюгер, не смею вас больше задерживать! Буду ждать от вас информацию по поводу смерти прадеда Карла и имени купца…

— Да-да, я помню! — профессор спешно поднялся. — Разрешите откланяться!.. — Он осторожно пожал руку хозяйке кабинета, потом мне. — Всего хорошего. Как только Крюгер исчез за дверью, я улыбнулся нахмуренной Марии:

— Ну, вот. Теперь он будет бояться собственной тени и уж точно не ввяжется ни в какую авантюру.

— В отличие от вас, Дмитрий. Я пожал плечами:

— Профессия такая. С вашего разрешения, Мария Сергеевна, я бы хотел срочно пообщаться с Сарыгиным.

— Минутку, — она вернулась к своему столу, сняла трубку телефона, набрала три цифры и спустя полминуты разочарованно положила трубку обратно на рычаг. — Видимо, Ильдар уже ушел…

— Не расстраивайтесь, — я подошел к ней и осторожно взял ее руку в свои, — поговорю с ним завтра. — Я поднес ее чуть дрогнувшие пальцы к своим губам, женщина бросила на меня быстрый настороженный взгляд, но руки не отняла. — А сегодня, — почти шепотом продолжил я, — разрешите пригласить вас на ужин, Мария?

— Н-нет!.. — выдохнула она и сжала мою ладонь.

— Да, — тихо сказал я и пожал ее пальцы в ответ.

— Вы слишком стремительно действуете, Дмитрий…

— Быстрота — залог успеха, говаривал в свое время непобедимый Александр Васильевич!

— Мы не на войне…

— Обещаю, будет вкусно и интересно! Мария не выдержала и рассмеялась, провела пальцами по моей щеке.

— Ваша взяла! Куда вы поведете меня ублажать?

— В настоящую таверну! К настоящему одноглазому пирату!

— Как интересно!..

— Еще бы!..

Мы вышли из музея в украсившийся вечерними огнями город. Жара спала, и теперь волны тепла расходились от тротуаров и стен домов, перемежаясь пока еще осторожными пробежками свежего ночного ветерка. Разомлевшие улицы, расслабившаяся публика, гостеприимно распахнутые двери многочисленных кафешек и баров, легкая музыка, веселый смех — идиллия вечернего города.

Мы с Марией свернули за угол, на Восточный проспект. От музея до таверны «У Сильвера», куда я не без умысла заманил понравившуюся женщину, идти было лениво минут десять — вполне достаточно, чтобы настроиться на романтический лад. И я этой возможности не упустил. Когда мы наконец шагнули на специально выщербленные ступеньки таверны, Мария крепко держала меня под руку, прижимаясь роскошной грудью к моему плечу, и не сводила с меня восхищенного взгляда.