Пещеры тысячи будд - Ясуси Иноуэ

Синдэ продолжал рассеянно следовать взглядом за животными. И внезапно вздрогнул, узнав полотнище с большим иероглифом «вай», означающим «Вайшравана».

Караван принадлежал не кому иному, как Вэйци Гуану!

Синдэ вскочил и устремился ему навстречу. Караван между тем остановился, от него отделились три человека. Синдэ громко позвал купца по имени. Один из троих ускорил шаг. Это был Гуан. Подойдя к Синдэ, он гордо задрал подбородок и осведомился:

– Тебя переводят в Шачжоу?

Синдэ, пробормотав что-то уклончивое, полюбопытствовал, куда держит путь Гуан.

Я? Я направляюсь в Гуачжоу, – как обычно надменно ответил купец.

– Нет больше Гуачжоу, – сообщил Синдэ и невозмутимо рассказал подробности.

Выслушав его, Гуан заскрипел зубами от злости.

– Значит, мы не можем идти дальше? – Он свирепо уставился на Синдэ и выпалил: – Ты поступил как последний болван! Тоже мне заговорщик! Скоро сам поймешь, что нельзя было сделать большей глупости. А теперь слушай меня. Мусульмане собрали несметное воинство. В моем родном Хотане уничтожена семья Ли, которая свергла династию Вэйци. И скоро мусульмане захватят Шачжоу. Через месяц его сровняют с землей отряды слонов. Этот дурень, правитель Шачжоу, не поверил мне, но так все и случится. Поэтому мы собрали вещички и покинули город. – Гуан перевел дыхание и снова зашипел: – Ты сделал большую глупость! Что же теперь с нами будет? С запада наступают мусульмане, с востока – тангуты. Куда нам идти? Ты настоящий осел!

Можно было подумать, будто во всем случившемся виноват один Синдэ. А сам Синдэ впервые услышал об угрозе со стороны мусульман. Но поскольку об этом сообщил Гуан, много путешествовавший в тех краях, не было оснований ему не верить.

Купец вернулся к своему каравану, Синдэ побежал к Чжу Ванли.

Полководец не спал – беседовал с Яньхуэем. Синдэ подошел к ним и передал рассказ Гуана. Чжу Ванли искоса взглянул на него, словно желая сказать, что все это ерунда, а Яньхуэй побледнел и произнес:

– Несчастье всегда падает как снег на голову. И обычно беда не приходит одна. Думаешь, что справился с неприятностью, а за ней тотчас следует вторая. Слова этого купца весьма похожи на правду. С востока надвигаются темные силы тангутов, а с запада, стало быть, – слоны мусульман. Да-а… В это нетрудно поверить. – Яньхуэй говорил очень спокойно, потом внезапно повысил голос: – Идет целая армия слонов! Я видел слона однажды в детстве. Его вели по Шачжоу из Центральной Азии в Поднебесную. Сотни этих ужасных тварей, несущих на себе вооруженных луками наездников, нападут на нас, и земля содрогнется от их шагов! – Яньхуэй опустился на траву и обхватил голову руками. Затем встрепенулся, рассеянно поглядел по сторонам и вскричал: – Куда же нам идти? – Он обратил лицо к небесам, словно подразумевая, что другого пути нет.

– Что нам до мусульман? – напрягая измученные связки, прохрипел Чжу Ванли. – Какое дело до слонов? Наши враги – тангуты. Нам нужен Юань-хао. Не слоны и не мусульмане, а этот негодяй убьет всех ханьцев и сровняет Шачжоу с землей!

Полководец немедленно приказал солдатам собираться в дорогу. Синдэ занял место рядом с ним во главе войска. Они спустились по склону холма в пустыню и двинулись к видневшемуся на горизонте оазису. Впереди шел караван Гуана. Очевидно, его присутствие раздражало Чжу Ванли – полководец то и дело поторапливал пеших ратников, но расстояние между ним и караваном никак не уменьшалось. Знамя рода Вэйци ярко-желтым пятном покачивалось на горизонте, указывая путь.

К полудню немного потеплело. Войско вышло на пустошь с разбросанными по ней то тут, то там ивовыми рощами. Идти стало легче, пехотинцы ускорили шаг, всадники взбодрились. Вскоре они добрались до поселения в полях, окружавших Шачжоу. Здесь оросительные каналы под углом пересекали дорогу, и воинам приходилось то и дело поворачивать в обход.

У берегов реки Дан над замерзшей водой склонились ивы. Перейдя ее по льду, Синдэ увидел впереди стены Шачжоу. Они были украшены изысканнее, чем у других приграничных городов, и тотчас всколыхнули в сердцах ханьских солдат воспоминания о родине, о Поднебесной.

На базаре, прилегающем с внешней стороны к стене у южных ворот, полным ходом шла купля-продажа, мощенные булыжником улочки между рядами лавок были запружены мужчинами и женщинами, молодыми и старыми, все толкались, шумели, приценивались, торговались. Менее чем через день сюда неизбежно нагрянет беда, но пока местные жители и заезжие купцы не ведали об этом – город жил обычной мирной жизнью. Люди с любопытством смотрели, как по улицам бредут усталые ратники, так похожие на них, ведь это были ханьцы. Синдэ показалось, будто он вернулся в родную провинцию Хунань.

На большой площади за городскими стенами воины Чжу Ванли завершили свой долгий, утомительный переход. Синдэ и полководец вслед за Яньхуэем отправились во дворец Цао Сяньшуня.

Правитель Шачжоу, мужчина лет пятидесяти, был небольшого роста, но сразу чувствовалось, что это прирожденный воин, со сверкающими глазами и решительным выражением лица. Невозмутимо выслушав рассказ брата, он произнес:

– Я знал, что когда-нибудь тангуты на нас нападут. Значит, это случится раньше, чем можно было предположить… Что ж, нам придется храбро сражаться, дабы не запятнать честь всех ханьских военачальников со времен Чжана Ичао.[36] Я жалею лишь о том, что в Шачжоу слишком мало воинов, чтобы противостоять могучим тангутам. Это значит, что во время моего правления династия Цао падет, но мы не в силах ничего изменить. Говорят, в прошлом наша земля принадлежала туфаням, и ханьцев здесь долгие годы заставляли носить тибетскую одежду. Только по праздникам могли они облачаться в одежды своего народа и тогда обращали взоры к небесам и горько оплакивали свою участь. Наверное, теперь шачжоусцы вновь окажутся в таком же положении. Однако никто из завоевателей не будет владеть этой землей вечно. Туфани ушли, уйдут и тангуты. А после их ухода останутся дети Поднебесной, как дикие травы, которые невозможно вырвать с корнем. Это дает мне надежду, лишь на это я уповаю. Здесь обрели покой души наших предков. Здесь будут жить наши потомки. Это ханьская земля.

Сяньшунь говорил совершенно спокойно. Он сохранял выдержку и достоинство, как и подобало человеку, назначенному двадцать лет назад Сыном Неба на должность главнокомандующего и правителя Шачжоу после смерти его отца, Цао Цзуншоу, в 1016 году.

Синдэ послал гонца к Вэйци Гуану с приглашением во дворец, и тот сразу же пришел, чтобы рассказать Сяньшуню о событиях в Центральной Азии. Правитель внимательно выслушал и ничуть не удивился.

– Мусульмане, конечно, могут напасть, – задумчиво проговорил он, – но, скорее всего, первыми в Шачжоу войдут тангуты… Возмездие свершится. Не беспокойся об этом, юный наследник династии Вэйци.

Гуан пристально уставился на Сяньшуня и спросил:

– Хотите сказать, что мусульмане сразятся с тангутами?

– Не исключено.

– И кто, по-вашему, победит?

– Сложно сказать. В отличие от шачжоусцев и у мусульман, и у тангутов могущественные армии. Полагаю, что, как было в случае с Поднебесной и киданями, и те и другие понесут потери, и те и другие будут праздновать победы.

Гуан размышлял некоторое время, потом тихо, но решительно произнес:

– Я доживу до этого дня. Должен дожить, чтобы стать свидетелем захватывающих событий. И знамя династии Вэйци переживет войну вместе со мной.

Синдэ подумал, что этот дерзкий молодой человек, привыкший добиваться своего, непременно выполнит обет. Да, на смену его верблюдам придут слоны, и он будет путешествовать с востока на запад, высоко держа над головой родовое знамя.

Заканчивая аудиенцию, Цао Сяньшунь сказал Чжу Ванли, что тангуты подойдут к городу дня через три-четыре, так что его воины должны хорошенько отдохнуть. Тем временем солдаты из гарнизона Шачжоу будут готовиться к битве и копать ловушки для вражеских лошадей за стенами города.

Чжу Ванли, Синдэ и Гуан вышли из дворца. На улице полководец и Синдэ расстались с караванщиком. Придя в штаб, Чжу Ванли сказал, что не знает, хороший или плохой стратег Сяньшунь, но он последует его совету и хорошенько отдохнет. Простые воины и командиры будут спать три дня и проснутся под дробь военных барабанов тангутов. Син-дэ подумал, что он шутит, но лицо Чжу Ванли было серьезным.

Пять из семнадцати храмов в Шачжоу были отведены войску на постой. Синдэ отыскал выделенную ему каморку и тотчас заснул. Пробудился он в полночь. За стенами грохотали походные барабаны. Решив, что это пришли тангуты, Синдэ выскочил на улицу. Там не было признаков атаки, отряды шачжоуских воинов через равные промежутки времени проходили по дороге перед храмом в холодном свете зимней луны.

Перед рассветом Синдэ вновь проснулся. На этот раз его разбудили крики и ржание лошадей. Он опять вышел на улицу. Небо медленно светлело. Мимо тянулись бесконечные вереницы беженцев: женщины, дети, старики. Похоже, здесь эвакуация проходила организованно. После этого Синдэ вставал лишь для того, чтобы утолить голод. С каждым часом смятение в городе усиливалось, но Синдэ уже привык к шуму и спал беспробудным сном.