Пещеры тысячи будд - Ясуси Иноуэ

Синдэ забрел на территорию огромного монастыря – храма Великого облака. Справа от ворот высилась многоярусная пагода, ровнехонько над шпилем которой висел алый диск луны. Мрачные тени пагоды и других зданий ложились на почти невидимую в ночном сумраке землю. Ни шороха, ни человеческого голоса. Неужели монахи уже сбежали? Синдэ прошел в глубь монастыря и, увидев свет под изогнутой крышей, приблизился к низкому строению – похоже, это было хранилище священных книг. Входные двери оказались чуть приоткрытыми. Внутри горели свечи, на полу громоздились горы буддийских свитков, а среди них возвышались фигуры троих совсем юных монахов. Двое стояли, один присел, склонившись над книгами. Все трое были так поглощены работой, что не заметили появления чужака. Сначала Синдэ не мог понять, чем они занимаются, потом догадался: монахи сортировали священные тексты. Порой они брали в руки и долго разглядывали какой-нибудь свиток, затем откладывали его в сторону – направо или налево, в одну из стопок, – и принимались за другой. Синдэ как зачарованный долго наблюдал за ними. Наконец он решился заговорить:

– Что вы делаете?

Юноши вздрогнули и одновременно оглянулись.

– Кто ты? – нахмурился один из них.

– Не бойтесь, я не враг. Чем вы занимаетесь? – повторил вопрос Синдэ.

– Разбираем сутры и шастры.

– И что вы потом будете с ними делать?

– Когда храм загорится, возьмем отложенные свитки и уйдем из города.

– То есть вы собираетесь оставаться здесь, пока тангуты не подожгут Шачжоу?

– Конечно.

– Но ведь это опасно! Вы что, не слышали? Был дан приказ об эвакуации.

– Даже если так, неужели ты думаешь, незнакомец, что мы можем убежать, не исполнив свой долг? Не знаем, как другие, но мы останемся здесь даже после начала пожара – у нас ведь еще работы непочатый край.

– А где ваши собратья?

– Ушли, но что нам до них – мы сами вызвались на это дело.

– А где настоятель?

– С прошлой ночи он во дворце, решает, как поступить с храмом.

– Но почему вы не хотите все бросить и уйти, пока не поздно?

На лицах молодых монахов появилось презрение. Самый младший из них, до сих пор хранивший молчание, проговорил:

– Число прочитанных нами сутр не стоит упоминания, ибо еще больше таких, к которым мы не успели даже прикоснуться. Мы хотим приобщиться к их мудрости.

Ответ юноши тронул Синдэ до глубины души. Он вспомнил, как сам не раз произносил те же слова много лет назад.

Пожелав монахам удачи, Синдэ покинул книгохранилище – ему надо было как можно скорее увидеться с Яньхуэем. Улицы по-прежнему были полны людьми, Синдэ то и дело приходилось отступать в сторону, прижиматься к оградам, чтобы пропустить группы беженцев. Во дворце стражник провел его по лабиринту залов во внутренние покои правителя. В центре большого помещения на кресле восседал Яньхуэй – точно так же, как когда-то в собственном дворце в Гуачжоу. Но только этот зал был намного красивее и роскошнее того, который, наверное, уже обратился в прах. Предметы обстановки и ковры переливались яркими красками в сиянии множества свечей.

Яньхуэй не разомкнул губ – лишь поднял безжизненный взгляд на Синдэ, который осведомился, чем занимается сейчас правитель Сяньшунь. Пришлось повторить вопрос.

– Вообще-то ничем. То есть он так занят приготовлениями к битве, что не желает слышать о бедах, уготованных Шачжоу. Все сгорит! Сгорит! – с отчаянием промолвил Яньхуэй.

– А что будет с храмами?

– Их сожгут.

– А монахи?

– Я слышал, что почти все они ушли.

– А как же сутры?

– Их предадут огню.

– И вы это допустите?

– А что я могу? Сяньшуню недосуг, он гонит меня прочь, когда я заговариваю с ним о сутрах.

– Тогда почему бы вам самому не отдать приказ?

– Даже если я это сделаю, ничего не изменится. Настоятели семнадцати храмов собрались на совет во внутренних покоях. Они обсуждают этот вопрос с прошлой ночи, но до сих пор не пришли к согласию. – Яньхуэй встал и принялся неторопливо расхаживать по залу. Потом опять заговорил тихим голосом, будто про себя: – Вполне естественно, что они не могут прийти к единому решению, несмотря на то что спорят уже давно. В хранилищах семнадцати храмов находится огромное количество свитков. На то, чтобы вынести их все, уйдут дни. Еще много дней понадобится, чтобы упаковать их и навьючить на верблюдов. А куда вести тысячи верблюдов со свитками? На восток? На запад? На юг? Или на север? Где искать безопасное место? – Закончив свой монолог, Яньхуэй вернулся в кресло. – Гуачжоу уничтожен. Шачжоу постигнет та же участь. Город сгорит. Храмы сгорят. И сутры погибнут в пламени.

Синдэ молчал. Да, свитков великое множество. В этот час испытаний их не удастся спасти. Честь и слава троим молодым монахам из храма Великого облака, которые, рискуя жизнью, пытаются сохранить хоть малую толику великой мудрости.

Глава 9

Вернувшись от Яньхуэя в свою каморку, Синдэ все никак не мог забыть тех юношей из книгохранилища покинутого монастыря. Как сказал Яньху-эй, от города скоро останется пепелище. Храмы, сокровища, бесценные свитки сгинут в огне, Шачжоу постигнет участь Гуачжоу. И поздно что-либо предпринимать…

Спать Синдэ не хотелось, но он все равно лег и закрыл глаза – возможно, времени вот так, в мирной тишине, отдохнуть и поразмыслить у него уже больше не будет, потому что завтра на рассвете войско Чжу Ванли примет бой. Ночь безмолвствовала. Такой безмятежной ночи он и не помнил за последние годы, но эта тишина не дарила покоя – пронизывала до самых костей, давила на грудь невыносимым гнетом.

Синдэ вспомнил веселые улицы Бяньляна – восточной столицы империи Сун. По ним прогуливались нарядные мужчины и женщины, проплывали паланкины надменных сановников, а в кронах вязов шелестел ветерок, не приносивший с собой песка и пыли. Там были купеческие лавки, где продавалось все на свете, ряды харчевен, где устраивались всевозможные праздники и званые обеды. В кварталах у Восточной башни вечно царило оживление, на базарах торговали тканями, картинами, свитками, драгоценностями и всякой всячиной; в квартале театров ютились пять десятков шатров, каждый день шли представления. Императорская улица, Дорога варваров, ворота Суаньцзао… Синдэ застонал. Нет, он не тосковал по Бяньляну и не хотел вернуться, но при мысли о тысячах ли, отделявших его от главного города Поднебесной, стало вдруг невыносимо тяжело на душе. Как далеко! Почему это случилось с ним?

Синдэ задумался над тем, что привело его сюда, в пустыню. Но не смог припомнить, чтобы над ним тяготели какие-то непреодолимые обстоятельства, кроме его собственного выбора. Как вода с вершин стекает вниз, так и он подчинялся естественному ходу вещей – по доброй воле. Покинув Бяньлян и оказавшись на западных окраинах, принимал участие в сражениях простым солдатом армии Западного Ся, потом встал на сторону мятежников, которые вместе с ханьцами из Гуачжоу устроили заговор и собрались вступить в смертельную битву с полчищем тангутов. Если бы у него была возможность прожить жизнь заново, он бы, наверное, вновь прошел тем же путем. Синдэ не жалел о том, что ему придется погибнуть, когда Шачжоу будет разрушен. Он уже много лет путешествовал среди холмов, протянувшихся на тысячи ли от Бяньляна до Шачжоу, а теперь лежал и раздумывал о былом. Ни разу не возникало у него желания вернуться в Бяньлян. Если бы Синдэ хотел вернуться и не сумел, то получил бы право оплакивать утерянную возможность, проклинать судьбу, но он ведь остался на границе, потому что сам сделал такой выбор. Значит, так тому и быть.

Синдэ лежал, погруженный в воспоминания, пока не услышал стук в дверь. Он тут же встряхнулся и вскочил. Оруженосец Чжу Ванли сообщил, что командующий желает его видеть.

Когда Синдэ пришел в особняк полководца, расположенный в двух кварталах от монастыря, Чжу Ванли встретил его в полном воинском облачении.

– К нам приближается передовая армия тангутов. Это сообщение доставил гонец Цао Сяньшуня, который сейчас находится за стенами Шачжоу. Я сейчас же выведу войско из города. Наши силы ничтожны по сравнению с неисчислимой ратью Западного Ся, и, по всем законам воинского искусства, нам не устоять против тангутов. Тем не менее исход грядущей битвы еще не решен – не важно как, но я должен во что бы то ни стало получить голову Юань-хао, а если он умрет, его армия разбежится. – Чжу Ванли пристально посмотрел в глаза Синдэ. – Если же я погибну, ты поставишь памятник в мою честь. Помнишь наш уговор? Я-то, как видишь, не забыл клятву, которую мы дали друг другу много лет назад. Пусть это будет огромный каменный столп, чтобы каждому, кто захочет разглядеть его, приходилось поднимать глаза.

– Значит, я не буду участвовать в битве? – спросил Синдэ.

– От такого человека, как ты, мало пользы на поле брани. Я дам тебе три сотни воинов для защиты города. Оставайся здесь и жди вестей о победе.