Ночь с 12-го на 13-е - Станислас-Андре Стееман

— ‘азумеется, да, моя не понимай, мисте’ Стив!

— «Не понимай, не понимай»! Ну, подумай: какую помощь может оказать спящий человек? Да ясно же: никакой помощи он оказать не способен! Ты можешь рассчитывать на защиту со стороны слепоглухонемого, можешь, да? Отнюдь! Ты представь себе, представь: слепой, глухой и, ко всему еще, немой! А каким бывает человек, когда он спит, как сурок? Понимай? Может от него быть толк?

— Тепер'ь моя понимай! 'азумеется, нет, мисте' Стив!

— А вот и да! Толк быть может! От одного его присутствия! Знаешь, почему? Когда он проснется, то станет важным свидетелем и — обеспечит АЛИБИ!!! Улавливаешь, Пеони? Алиби! Абоди нуждался в алиби и рассчитывал на то, что благодаря присутствию в ту ночь рядом с ним месье Венса будет им обеспечен! Ты только подумай: алиби, подтвержденное сыщиком, пусть даже сыщиком-любителем, дилетантом, — что может быть лучше? О чем еще можно мечтать? Но… Опять — но! Когда человеку требуется алиби? Ежу понятно: когда он замышляет какую-то пакость! Какую пакость мог замыслить Абоди и осуществить ее, не выходя из своего кабинета? Единственный способ узнать — прийти и посмотреть, что будет, самому принять участие в игре. А он что сейчас делает? Только надо думать и действовать побыстрее, потому что уж очень клонит в сон, хоть спички в глаза вставляй… Абоди тоже позевывает, вроде бы начинает клевать носом… Быстрее, Венс, соображай быстрее! Он только делает вид будто очень хочет спать? Вот именно что — делает вид! Теперь, когда месье Венс знает, даже эта комедия с закрывающимися глазами доказывает: Абоди приступил к реализации давно задуманного плана! Письма с угрозами? Да он сам писал их себе для того, чтобы иметь повод призвать на помощь Воробейчика! Зеленый Дракон? Он его попросту придумал! Так-так, и все-таки зачем это все? Добровольно оказавшись в заточении до самого утра, Абоди сделать ничего не сможет… Да, ничего, но ведь он может ждать, когда произойдет что-то, в чем его могли бы обвинить, обладай он в эту минуту свободой действий! Что-то, что вполне способен сделать по его приказу другой человек. Сообщник! Вот именно! Но в таком случае, не было никакого смысла в том, чтобы усыплять месье Венса — а вдруг, не дай Бог, у того возникнут какие-то подозрения? А он постарался усыпить… Нелогично… Месье Венс все понял и решил — надо подтолкнуть Абоди к тому, чтобы он сам себя выдал! Пусть начинает действовать прямо сейчас! Но для этого следует создать у Абоди ложное ощущение полной безопасности, притвориться спящим, «отключиться» раньше, чем тот рассчитывал. Но симулировать сон, когда у тебя и так глаза слипаются, когда тебя опоили какой-то гадостью, очень трудно. А тут еще пришло время для особенно сильного воздействия этого чертова снадобья, и, сколько месье Венс с остервенением ни щипал себя за ногу, не помогало: он проваливался в темную, гулкую дыру, и с каждой секундой падал туда все быстрее и быстрее… К счастью, коту Конфуцию удалось вытащить его из забытья, перевернув настольную лампу в общем зале, и тут Абоди — впервые за весь вечер! — заметно встревожился. Он точно знал, что никаких визитов быть не должно! Кто это? Зачем? Но это была лишь отсрочка, которая замедляла развязку, и снова потянулось ожидание, тягостное ожидание, которому месье Венс теперь не видел конца. Мысли в его голове клубились, путались, он уже не был в кабинете Абоди, он был в гостиничном номере, в Шербуре, и ветер уносил Флориану в распахнутое окно, надувая парусом ее платье… Абоди, сидя за письменным столом, спокойно наблюдал за детективом, ожидая своего часа. Куда ему было торопиться? Он знал, что Флориана уже в руках Зецкого (по крайней мере, он в это верил, не подозревая, что метис, превзошедший его самого в осторожности и предусмотрительности, перепоручил свою задачу Лотос). Чертова кукла вот-вот заговорит… А может, уже заговорила… Еще чуть-чуть терпения, еще один телефонный звонок, и он узнает, где завтра утром взять драгоценности, — да-да, пораньше, пока полиция не кинется на поиски исчезнувшей Флорианы! Тело будет найдено в каком-нибудь тупике какого-нибудь грязного квартала, о котором всем известно, что белым женщинам туда вход воспрещен. Сделают вскрытие. Оно, кроме всего прочего, покажет передозировку опиума. На допросе он воскликнет: «Но я же умолял, просто умолял ее не выходить из дома!». Месье Венс будет там и подтвердит, что Абоди ни в чем не может быть виноват: «Мы провели всю ночь вместе в кабинете мистера Абоди…» И тогда… Никем и ни в чем не заподозренному Абоди только и надо будет в один прекрасный день отправиться в аэропорт и взять билет — «туда» без «обратно». Когда зазвонил телефон, он вздрогнул, но живенько снял трубку. «Алло, Хозяин?» — спросила Лотос на том конце провода. Абоди прикрыл трубку ладонью: «Она заговорила?» «Да, — ответила Лотос, — но Флориана не знает, где ее драгоценности, и говорит, что отдала их своему мужу». И добавила, что та сама умоляла Лотос ему позвонить… Усекла, Пеони? Позвонить мужу! То есть Герберт Абоди и был Зеленым Драконом, потому как Лотос, что бы там ни думали, что бы ни говорили Малез и все остальные, звонила один-единственный раз! Тот уже собирался что-то ответить, но в это время до него донесся душераздирающий крик: это Флориана звала на помощь. Потом она замолчала, и Лотос объяснила Хозяину, что это ворвался я, что я слишком много видел, и спросила, какой будет приказ. Приказ, Пеони, улавливаешь? Несколько слов, а может быть, вообще только одно — то ли «да», то ли «нет»… Одно слово, от которого зависели две человеческие жизни! Но Абоди не отдал приказа, он не успел его отдать, потому что крик Флорианы, который вырвался из прикрытой его ладонью трубки, услышал не он один. И если из его ответов тому, кто звонил, было мало что понятно, то крик этот сделал понятным все. «Положите трубку!» — наставив пистолет на мерзавца, сказал месье Венс. Абоди машинально отложил ее в сторону — для того, чтобы вытащить свой — нет, мой! Тот, который он у меня украл! — браунинг. Месье Венс выстрелил первым, но промахнулся, это его пуля пробила стекло в двери. Тогда Абоди выпустил в него подряд три пули. Разоруженный и тяжело раненный месье Венс бросился на противника. Замечу в скобках, энергии, видать, у него было на десятерых, если в таком состоянии он рвался в бой. И ясно, откуда эта энергия! Крик Флорианы звучал еще в ушах, иначе бы сил попросту не хватило. Он вырвал у Абоди оружие и стрелял, стрелял, стрелял, пока не опустошил обойму… Потому что с Абоди надо было разделаться немедленно, иначе он бы перезвонил. Однако миляга Герберт и после этого не унимался. Больше того, он даже не упал! Больше того, он схватил со стола стилет, которым пользовался, чтобы разрезать бумагу, и сделал вперед шаг, потом другой… А у месье Венса в руках не было ничего, кроме моего разряженного пистолета. Ну, и он шарахнул эту сволочь рукояткой по башке. Никак на такой поворот дела не рассчитывавший Абоди будто только этого и ждал: сразу же свалился, как подкошенный, мордой об стол. Тут и пришел ему конец. А мой браунинг полетел через дырку в стекле, упал в соседней комнате на пол и заскользил по плиткам, как кусок мыла…

— И там мисте' Мат’иш на него натыкаться?

— Как ты догадалась, черт подери? Пеони! Ты сроду не была такой догадливой!

— Моя не была, — скромно потупила глазки Пеони. — Моя не догадайся, толька ваша 'асскаывать п'о это уже шесть 'аз, мисте' Стив!

— Точно… — грустно подтвердил Стив, но потом усомнился. — Неужели шесть раз?

— Или семь, мисте' Стив. Моя слушать. Или восемь.

Стив огляделся по сторонам. Эти облупленные стены с грубо намалеванными на них драконами, эти подозрительные на вид матрасы, этот запах, от которого блевать хочется… Как сюда могло занести белого человека?

А Пеони? Она даже не хорошенькая. Волосы? Лошадиная грива. Грудь? Плоская, как у мальчишки. Как он мог раздевать ее, спать с ней, прижимать к себе, растворяться в ней? Откуда появлялось это желание, которое пришло к нему и сейчас, как приходит потребность в новой трубке и так — до тошноты, до полного изнеможения.

В глубине души он знал, как, что и откуда. И еще он знал, что эта тяга будет сохраняться столько времени, сколько с ним останется его горе, а может быть, и дольше… Достаточно был вспомнить слова Флорианы: «Вам когда-нибудь случалось оплакивать дорогого вам человека? Погодите, когда случится такое, сами увидите!»

Пусть теперь за трубку придется выкладывать полтора доллара.

Когда об этом думаешь, это к тебе приходит.

Примечания

1

My dear (англ.) — моя дорогая.

2

Sweety (англ.) — конфеты.