Солнце взойдет - Патрисия Тэйер

На кухню зашел Зак, помыл руки и поинтересовался:

— Что у нас сегодня на обед?

— Все, что ты приготовишь. Я не голоден, — равнодушно отозвался Холт.

— Понятно.

Холт почувствовал раскаяние.

— Извини, Зак. Просто у меня сегодня настроение не очень.

Зак взял полотенце, тщательно вытер руки и только потом сказал:

— Послушай, Холт. Никому не по душе, что Ли уезжает, но тут уж ничего не поделаешь. Хотя бы ради парнишки надо взять себя в руки, а то какой же ты пример подаешь ему? Я позвонил матери Мейсона. Она все поняла и пригласила Кори провести вечер у них. Кори согласился. Ты как, не против? — Он сочувственно посмотрел на него.

— Конечно, нет. Для него так даже будет лучше. Сейчас я неподходящая компания для маленького мальчика! Спасибо, Зак. — Холт через силу улыбнулся.

Наступило молчание. Неожиданно пожилой мужчина громко и решительно произнес:

— Я, конечно, могу ошибаться, но мне показалось, что Ли тебе стала небезразлична. Я прав?

Задав вопрос, он терпеливо ждал ответа.

Холт молчал. У него не было времени разобраться в своих чувствах, но, может, Зак прав и Ли стала ему небезразлична больше, чем он думал сам? Иначе почему он тоскует по ней, но ее смеху и ее улыбкам?

Стук и дверь прервал его размышления. Его сердце забилось. Может, Ли вернулась?..

Он распахнул дверь и обнаружил на пороге Лилиан Джерард, женщину из социальной службы помощи.

— Здравствуйте, мистер Ролинс, — улыбнулась ему немолодая женщина.

— Проходите. — Он немного удивился ее приходу. И испугался.

— Извините, что не предупредила вас заранее о своем приезде, но я была здесь неподалеку и решила заглянуть к вам. Вы не возражаете?

— Ничуть, — сказал он, снова подумав, в чем истинная причина ее визита.

Они прошли на кухню.

— Вы помните Зака Шоу?

— Здравствуйте, мэм, — поздоровался Зак, но из кухни не вышел.

— Приятно с вами снова встретиться. Неожиданно все замолчали. Неловкое молчание прервал Холт:

— Может, чашечку кофе?

— Нет, спасибо, — заторопилась немолодая леди. — У меня еще есть незаконченные дела. Я заехала сказать, что наконец-то нашлась семья, которая согласилась усыновить Кори.

— Неужели? — Эта новость почти выбила его из колеи. — И что это за семья?

Женщина улыбнулась еще шире.

— Очень милые люди. У них уже есть мальчик примерно одного возраста с Кори. Я считаю, что это большая удача.

— Да, действительно, удача. — Он натянуто улыбнулся.

— Я бы хотела заехать за ним завтра и поговорить с ним, если вы не возражаете?

— Не возражаю. — Его лицо застыло. Оказывается, он совсем не готов к тому, чтобы снова остаться одному и так скоро. Сначала Ли, теперь вот Кори…

Лилиан поспешила попрощаться, сославшись на назначенную встречу. Когда дверь за ней закрылась, Зак нахмурился.

— И ты собираешься так просто отдать Кори?

— Ты же сам слышал. — Холт повернулся к нему и встретился с ним взглядом. — Они очень милые люди.

— А ты? Чем ты хуже их? — возмутился Зак.

— Во-первых, у него будет настоящая семья, а во-вторых, — он замолк, но не удержался и сказал: — Во-вторых, тяжело стать отцом, когда не с кого брать пример.

Зак рассердился.

— Ты опять? С того дня, как ты сюда приехал, ты не перестаешь дурно отзываться о Джоне!

Холт поднял брови, приглашая его продолжить. Зак даже не обратил на это внимания, продолжая взволнованно говорить:

— Я не знаю человека лучше, чем Джон Ролинс. Он был очень одинок и раздавлен горем, но никогда, ни при каких обстоятельствах, не позволял себе раскисать. Он был настоящим мужчиной. Таких немного, можешь мне поверить.

— Раздавлен горем, говоришь? — Холт изогнул губы в сардонической усмешке. — И каким же таким горем он был раздавлен?

— Потому что он потерял то, что составляло смысл его жизни. Тебя.

— Что-то не верится. Если бы это было действительно так, он бы хоть раз приехал навестить меня. Я ждал этого всю свою жизнь.

— Если ты так долго этого ждал, то почему, став взрослым, ты не приехал к нему и не задал этот вопрос ему сам?

— Когда я подрос, в этом уже не было никакого смысла, — пожал плечами Холт. — Он мой отец, и у него были передо мной обязательства, особенно когда я был ребенком. Разве в первую очередь не он должен был объяснить мне, почему после развода он так ни разу и не сделал попытки сблизиться со мной?

— В тебе говорит обида. Пошли, — вдруг кивнул Зак. — Сейчас я познакомлю тебя с настоящим Джоном Ролинсом.

Заинтригованный таким заявлением, Холт, не говоря ни слова, проследовал за ним.

Зак вышел в коридор, поднялся по лестнице, включил свет и толкнул дверь, ведущую на чердак. Лавируя среди старой мебели и прочего хлама, он остановился у стены. Возле нее стояла груда картонных коробок.

Холт остановился рядом и с удивлением прочитал на одной из коробок свое имя.

— Вот она. — Зак открыл коробку, вытащил из нее другую коробку, из-под обуви, и передал ее Холту. — Здесь ты найдешь ответы на все свои вопросы. — Он похлопал его по плечу и оставил его одного.

Когда Холт открывал коробку, руки его дрожали. Внутри он обнаружил пачку писем, перевязанных лентой.

Он сорвал ленту и, посмотрев на адрес, застыл.

На всех письмах был адрес дома, в котором они жили с матерью в Бостоне.

Все они были запечатаны. И на всех был штамп «Вернуть отправителю».

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

С сильно бьющимся сердцем Холт смотрел на письма в своей руке и еще долго не мог решиться открыть хотя бы одно из них. Затем вскрыл одно за другим и бегло просмотрел их. Почти все письма были адресованы ему.

Он сделал глубокий выдох и на секунду закрыл глаза. Затем взял письмо, которое он должен был получить, когда ему было пять лет. Оно было написано большими печатными буквами.

Здравствуй, сынок.

Я очень по тебе скучаю. Надеюсь, тебе нравится ходить в детский сад. Жду тебя летом. Зак передает тебе привет и говорит, что также соскучился по тебе. Дружок не сказал ничего, но я уверен, что он тоже скучает и готов прогавкать тебе об этом, когда ты приедешь.

С любовью, папа.

Дружок. В памяти вдруг возник образ щенка золотистого ретривера, которого однажды принес его отец. За этим воспоминанием последовали другие, которые все это время хранились в его памяти и о которых он забыл.

Холт открыл все письма и сначала не поверил своим глазам. Но ошибки не было: его отец регулярно писал ему по письму каждую неделю первые несколько лет. Затем он стал писать все реже, пока не ограничился одним письмом в месяц.