Ключ от этой двери (СИ) - Иолич Ася

Она смотрела на его гибкие пальцы, которыми он вёл по корешкам книг, обнимая её второй рукой за плечи, прижимаясь бородатым подбородком к её виску, потом повернула голову, пытаясь заглянуть ему в лицо.

– Конда, тебе, наверное, так нестерпимо скучно со мной. Ты слишком умный и образованный для меня. Я не читала ничего подобного. О многом я даже не слышала.

– Что ты говоришь такое? Что значит слишком... – нахмурился он, прижимая её, но вздрогнул. – Прости. Я забыл про синяки.

– Я не знаю и сотой части от того, что знаешь ты, и мне теперь кажется, что я, как тут у вас говорят, вчера родилась, причём в дремучем лесу... – Она прижалась затылком к его плечу. – У тебя тут просторно и светло.

– Было. Я проводил тут по четыре-пять месяцев в году... раньше. Аяна, ты недооцениваешь себя.

– Покажи мне балкон, – вздохнула она, удручённо качая головой. – Ты рассказывал.

Конда взял руку Аяны, мягко сжимая её пальцы, и повёл через ещё одну комнату, тёмную, тихую, к свету.

– Это была моя спальня, – сказал он, вздыхая. – Раньше тут было... спокойно.

Аяна посмотрела на кровать, с которой убрали всё запятнанное его кровью бельё, оставив лишь матрас и две подушки, и тоже вздохнула.

– Я мечтал, что однажды приведу тебя сюда, и ты останешься на всю ночь и на всю жизнь. Но мне самому тяжело тут оставаться теперь.

Она шагнула за ним через раздвинутые занавеси, в открытые двери балкона, на свет, жаркий, палящий, и прикрыла ладонью левый висок от ярких лучей, и тёплый ветер сразу же забрался ей между шеей и волосами, щекоча кожу.

– Когда ты говорил, я представляла, что твой балкон выходит прямо на порт. А он смотрит почти в сторону той бухты, где я плаваю.

– Ты плаваешь в бухте? – весело прищурился Конда, притягивая её за руку обратно в тень комнаты. – Правда? Возьмёшь меня с собой?

– Я иногда плаваю по утрам. Днём я у Гелиэр, а вечером еду домой к... Конда, всё хорошо. Конда. Конда.

Она повторяла снова и снова, и он стиснул зубы и кивнул, наконец откликаясь на своё имя.

– Я перебираюсь на Венеалме. Оттуда не так далеко до Иллиры.

Она смотрела на него встревоженно, и он виновато улыбнулся.

– Аяна, мне очень жаль. Ты помнишь меня другим. Я заблудился во мраке. Я стараюсь не думать и не мечтать, потому что от этого всё вокруг портится и ломается. Я боюсь всё испортить и сделать всё неправильно.

Аяна села на кровать, и он сел на пол перед ней, скрестив ноги.

– Что ты имеешь в виду?

– Я ни с кем не разговаривал о том, что случилось там, на корабле. Когда мы прибыли в Ордалл, я ждал, что Пулат сразу пошлёт в вашу долину людей.

– Зачем? – изумилась Аяна. – Для чего?

– Он ищет выгоду от всего. Например, я видел у вас ту прялку, с большим колесом, которая сама прядёт сразу несколько нитей. У нас нет такой. Я думал, он прочитает мои записи о вас и сразу начнёт искать, как бы использовать всё в свою пользу. Но он молчал и молчал, и я подумал, что у меня есть шанс вернуться. Я начал потихоньку заниматься его делами, чтобы не вызывать подозрений, попутно строя ту шхуну...

– Ты говорил.

– Да. Сначала всё шло более-менее сносно, но, чем дальше, тем хуже становилось.. Видимо, я думал не о том. Что бы я ни делал, появлялись какие-то непредвиденные обстоятельства, которые сводили моё вмешательство исключительно к вреду. Я, к примеру, должен был ехать в Ровалл и ждал корабль оттуда. Но он не вернулся в Ордалл, и выяснилось, что почти вся команда перессорилась прямо перед отплытием, а это ведь люди Пулата! Обученные, приличные севас, а некоторые даже низкие кирио, которые много лет ходят вместе на одном корабле! Я умудрился перессорить Пулата с пивоваром с Койта и сразу с целым родом с юга... Они очень дальние родственники моей матери. Я был посредником между ними и тем человеком с Койта, который варит пиво. Он хотел закупать у них древесину оэт, из которой делают лучшие пробки для бутылок и бочек. Но как только мы подписали контракты, в день моего отъезда у них произошло какое-то столкновение с соседями - прямо на тех землях, где растут рощи оэт. Дошло до кровопролития, хотя эти рощи никого не трогали с момента объединения Таох с Арнаем, если не раньше. Тот человек ждал свою древесину и не дождался, потому что роды занялись другим, а рощу тем временем вообще сожгли...

– Сожгли?

– Да... Южане – народ горячий.

– Я чувствую, – сказала Аяна, нагибаясь и обхватывая его голову ладонями. – Иди ко мне.

Он поднялся и сел рядом, сжав её в объятиях и утыкаясь в плечо.

– Дай мне немного времени, Аяна. Передо мной в этом мраке открылась дверь, когда я услышал ту нашу песню, что ты играла. Но я хочу найти ключи от этой двери, чтобы она не захлопнулась за мной снова. Я хочу понять, что происходит, осознать наконец, что значит всё это. Говорят, в середине жизни наступает такой момент... Я обещаю, что вернусь. Ты ослепила меня, стоя в том луче, – он махнул назад, на первую комнату. – Ты будто светилась изнутри. Ты осветила этот мрак, и я сначала боялся даже дотронуться до тебя. Я отнёс тебя сюда, на эту кровать, и лежал, вспоминая, как ты смотрела на меня раньше, а потом понял, что этого больше никогда не будет, и не смог представить, как буду жить без этого. Но теперь это прошло. Ты ослепила меня, и я прозрел и перестал так пристально смотреть на то, что снаружи. Я был ничей, меня подарили и выкупили обратно, как раба, потом я стал твоим, но потерялся, и умирал, не умерев, а теперь я снова твой, твой без остатка, но это уже что-то большее.

– Я когда-то сравнила твои слова с дверью, к которой есть много ключей, и каждый открывает её, но она при этом открывается в новое место. – Аяна гладила его по голове, распутывая волосы, приглаживая длинные пряди. – Люди, которых я встречала на пути, давали мне эти ключи.

– Ты теперь лучше меня владеешь словом. Я одичал и лишь могу пересказывать арнайские надрывные стихи.

– Да. "Прекрасной юной девы грудь целуя, глаза закрою я...". Конда, мне надо идти.

– Да. Тебе надо идти. А то обо мне пойдут слухи. Я тут уже слышал кое-что о парнях, хрупких, как девушки, и о нормах морали. Пока я безумный кир, я могу творить что угодно, но теперь я не собираюсь им оставаться, понимаешь? Я найду этот ключ и вернусь.

– Я знаю.

Он смотрел на неё, прямо ей в глаза, не мигая, не отводя тёмного взгляда, а в зрачках плескались отголоски той бездны, в которую он падал уже много раз, но возвращался, чтобы снова упасть, и снова вернуться, и снова, и снова.

– Я не пугаю тебя? – спросил он, едва заметно сводя брови и чуть задирая подбородок. – Меня тут все боятся.

Аяна будто очнулась, выныривая из этой тёмной глубины. Она прищурилась и положила руку ему на щёку, на упругую бороду, касаясь кончиком пальца бьющейся жилки в маленькой ямке возле козелка уха.

– Нет. Ты не пугаешь меня. Это совсем другое. Меня тоже почему-то многие здесь боятся, и я не понимаю, почему. Я люблю тебя, Конда. Но нам надо будет о многом ещё поговорить.

– И я тебя. Но вот меня как раз пугает эта фраза. "Надо поговорить"...

Он снова улыбнулся несмело, и Аяна схватила и расцеловала всё его лицо, не особо разбирая, что ей попадается.

– Ну в глаз-то зачем... – проворчал он ласково, и она поднялась, морщась от того, что в носу внезапно защипало.

– Ты будешь сегодня окроплять меня своей кровью, или не будем закреплять этот обычай? – спросила она.

– Ты дразнишь меня.

Аяна протянула ему руку, и Конда поднялся и пошёл за ней к двери, но остановился.

– Стой здесь, – сказал он тихо, останавливая её в средней, тёмной комнате, отпуская её пальцы и уходя к двери. – Заходи!

– Ты тут? – спросил мужской голос.

– Да. Как видишь. Я ухожу к себе, – сказал Конда.

– Опять?

– Я не скоро вернусь. Можешь больше не следить. Я сказал.

– Смотри.

Конда закрыл дверь и вернулся к Аяне.

– Орман приходил. Подожди минутку, и можешь идти.