Желтая жена - Садека Джонсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Отстань! – Я быстро свела ноги, не только защищая свою честь, но и тревожась, что насильник наткнется на дневник, спрятанный в потайном кармане юбки. Его пальцы уже находились в опасной близости от моего сокровища. Я попыталась прикрыть книгу собой, перекатившись на левый бок, но матрос только сильнее навалился на меня всем телом. От парня несло табаком, а во рту не хватало нескольких зубов. Я задыхалась от зловония, хотелось вырваться из его цепких лап, но это было невозможно.
– Лежи смирно и не дергайся, – прохрипел он, возясь с пуговицами на штанах, – а то придется сделать тебе по-настоящему больно.
Окружающие нас невольники ничем не могли помочь. Паника сдавила грудь, содержимое желудка поползло вверх. Когда матрос раздвинул мне ляжки, меня вырвало прямо на него.
– Сука! – прорычал он и ударил кулаком в лицо.
Я закричала, надеясь привлечь внимание капитана. Тот подошел к ограждению верхней палубы и посмотрел вниз.
– Эй, Джек, оставь-ка товар в покое.
– Да бросьте, капитан, от нее не убудет.
– Я сказал, не порти товар! А ну, быстро наверх!
Джек поднялся. На его перепачканной рвотой рубашке расползлось мокрое пятно. Он злобно пнул меня носком башмака под ребра, но, к величайшему облегчению, подчинился команде капитана.
Матильда повернула ко мне всклокоченную голову. Я встретилась с ее грустными глазами.
– Меня обрюхатил надсмотрщик на плантации, – прошептала она.
Мы пытались утешить друг друга, как могли, соприкасаясь кончиками пальцев на ногах. Лежавший неподалеку мужчина заходился в надсадном кашле. Уснуть было невозможно. Утром матросы раздали невольникам кашу. Джек подал мне мою порцию. Заглянув в миску, я увидела, что каша покрыта толстым слоем мокроты. Пока остальные расправлялись с завтраком, я закрыла глаза и представила, что сижу за столом на кухне у тетушки Хоуп. Должно быть, я все же задремала, потому что очнулась, когда Матильда потянула за веревку, которой мы были связаны.
– Что такое?
Она показала подбородком за борт. Тогда-то я и увидела поднимающиеся впереди высокие здания. Очертания города были в точности такими, как на фотографиях в газете: стройные силуэты на фоне восходящего солнца и розоватого неба. Вероятно, это был Ричмонд. Пароход двигался вдоль берега. Вскоре матросы бросили якорь, и нас свели по трапу на сушу. Чтобы привести «товар» в надлежащий вид, нам выдали несколько фляг с водой. Я пила и пила, чувствуя, как живительная влага вливается в пересохшее горло.
– Подождем до темноты, – сказал капитан своим подручным. – Городским не нравится, когда мы гоним ниггеров по улицам средь бела дня.
Джек прошел мимо меня, посмеиваясь.
– Есть время отвязать одну и немного позабавиться, а? – крикнул он капитану.
– Ну уж нет. В прошлый раз я отдал тебе девчонку, а потом у нее недосчитались зубов. Больше я не намерен рисковать прибылью ради твоих забав.
Нам снова велели сесть на траву. В воздухе кружил рой мошек, и к зудящим укусам слепней, полученным накануне, добавились новые. Я смотрела на реку, несущую мутные воды, и, будь моя воля, окунулась бы не раздумывая. Мы молча сидели под деревом и слушали, как ветер шелестит листвой у нас над головами. Я постукивала пальцами по бедру, словно играя на пианино, – размеренные движения успокаивали, – а затем начала тихонько напевать себе под нос. В сумерках нам раздали по кукурузной лепешке с тонким ломтиком бекона. Скудный ужин, после которого я была все так же голодна. Когда мы покончили с едой, прозвучала команда подняться на ноги. Ночная тьма окутала город, в небе зажглись звезды – россыпь мерцающих огоньков, смотревших на нас из черноты.
– И чтобы ни звука, – предупредил капитан, – не болтать, не петь, не стонать! Вперед!
Капитан мог бы не утруждать себя излишними предостережениями: привычка к покорности въелась в души стоявших перед ним рабов, как пот въелся в их жалкие обноски. Опущенные головы, сгорбленные плечи – я видела отчаяние и безнадежность на лицах спутников. Мы шли среди кустарников и чахлых деревьев, пока впереди не показался мост. «Мост Мейо»[13], – прочитала я на табличке. Мы прошли по мосту, и сразу за ним показалось здание, чьи освещенные окна поблескивали в темноте, словно перламутровые пуговицы. Мы миновали большой красивый дом с нарядным фронтоном и белыми колоннами. Затем нас повели по улицам: «Кэри-стрит», «Мейн-стрит», – читала я названия, – а после мы свернули направо на Франклин-стрит. Я старалась запомнить дорогу на случай, если представится возможность побега. Вскоре наш печальный караван покинул центральные улицы и нырнул в узкий проулок. Здесь было холодно, в воздухе висел густой смрад, отвратительнее которого я в жизни не нюхала, – влажный запах смерти. Надпись на стене гласила: «Переулок Лапье».
Подняв глаза, я увидела забор высотой в двенадцать футов, плотно усаженный поверху железными пиками, за которым виднелись крыши каких-то построек. Итак, вот она – тюрьма Лапье, куда отправила меня миссис Дельфина. Меня охватило острое предчувствие, что, оказавшись внутри, я уже никогда не сумею вырваться на свободу и даже не смогу общаться с внешним миром, навсегда оставшись пленницей. Я хотела ускорить шаг, чтобы не отстать от товарищей, но споткнулась, как будто сама судьба обернулась камнем, лежавшим у меня на дороге. Прежде, чем я успела рухнуть на колени, соединявшая нас с Матильдой веревка натянулась, и я устояла.
Глава 11
Тюрьма Лапье
Пока нас вели по тюремному двору, я внимательно смотрела по сторонам и чутко прислушивалась к звукам вокруг. На небольшом участке земли разместились шесть деревянных построек. Две из них были двухэтажными. Та, что повыше, походила на хозяйскую усадьбу – в точности как у нас на плантации Белл. В других, поменьше, вероятно, находились служебные помещения: кухня, прачечная, контора управляющего и склад. Откуда-то неподалеку доносился собачий лай. Зловоние, которое я почувствовала еще в переулке, усилилось, превратившись в едкий тошнотворный смрад. Нас поджидала команда белых охранников из пятерых человек, у каждого на плече висело ружье, а из-за пояса торчал нож.
Поступила команда:
– Мужчины направо. Женщины налево.
Охранники начали перерезать веревки, которыми были стянуты руки невольников, и снимать болтавшуюся на шее веревочную петлю. Раны у меня на запястьях покрылись коричневой коркой запекшейся крови. Освободившись от пут, я впервые за десять дней смогла расправить плечи и потянуться всем телом, словно пробудившийся кот. Металлические ошейники, замки и цепи, сковывавшие мужчин, со звоном падали на булыжник, которым был вымощен двор.
