Бродяга - Андрей Щупов

ре утверждают принципиальные холостяки, а Евгений Захарович числил себя таковым и подобное обращение за помощью справедливо полагал отступничеством. За последнее он и был незамедлительно наказан. Первая из подружек смущенно призналась, что вот уже полгода, как у нее появился друг, вторая оказалась в декрете, а третья добродушно пригласила на собственную свадьбу. Больше никуда он звонить не стал. Урок не прошел даром, он крепко-накрепко отчитал себя за проявленное малодушие.

Сейчас, вспоминая недавнюю свою слабость, Евгений Захарович снисходительно улыбался. Он мог себе это позволить. Сегодня во всяком случае. Этот день перевернул многое. Что-то действительно приключилось с миром. Иначе не объяснить того призрачного сияния в парке, драки с грубоватыми парнями и сказочного урагана, спасшего Толика от неминуемого ареста. Логически не объяснить, а объяснение вне логики -- это уже вроде как и не объяснение...

Евгений Захарович поднял голову. Окно в доме напротив разгоралось багровым прожектором. Сморгнув, Евгений Захарович чуть передвинулся. Сияние послушно переместилось в окно по соседству. Вот вам и еще одна тайна! А следом за ней другая, скрывающая глубину комнаток, освещенных закатом. Что там за этими шторами? Счастливы ли жильцы достигнутым, ждут ли от жизни чего-то большего? И что есть -- это большее? Что-то новое или что-то старое, ожидаемое или напротив -- совершенно неожиданное?..

Поднявшись, он приблизился к окну. Прожектор нехотя уплыл в сторону, взгляд Евгения Захаровича скользнул вниз по кирпичной стене, плавно обежал аляповатое обрамление арки. Увиденное заставило удивленно приподнять брови. Нет, он не ошибался. Во двор в самом деле входил его величество господин Трестсеев! На всякий случай Евгений Захарович шагнул назад, хотя увидеть его с улицы было непросто. "Не открою, -- решил он. -- Пусть хоть кулаком в дверь стучит, хоть каблуком! Меня нет дома -- и все тут!" По счастью, опасения его не оправдались. Трестсеев заглянул во двор

совсем по иной надобности. Задержавшись возле детской площадки, он забросил руку далеко за спину и энергично поскреб под лопаткой. Потом также свирепо почесал под мышками и, окинув дома настороженным взглядом, аккуратно из обеих ноздрей высморкался на землю. Вытерев нос и пальцы платком, деловито повернул обратно к арке. Прищелкнув ногтем по оконной раме, Евгений Захарович беззвучно рассмеялся. Ай да Трестсеев! Ай да завлаб! Оно и понятно! Сморкаться на улицах не очень интеллигентно, зато во двориках -- в самый раз!..

Продолжая размышлять о Трестсееве, он наугад подцепил одну из пылящихся на полке книжек. Пару раз сладко зевнул и удобно вытянулся на диване.

На шкафу работал, покручивая усами, будильник. На кухне зябко сквозь сон вздрагивал холодильный агрегат с романитичным названием "Марьяна". Где-то за стенами и за потолками разномастным хором бормотали и напевали тысячи радио и телеприемников. Люди-кентавры с человечьими торсами, вросшими в поролоновые сидения кресел, упрямо соревновались в неподвижности и обжорстве, поедая глазами экраны, насыщаясь газетами, поглощая электричество последних радионовостей. Одним словом, жизнь бурлила и кипела...

Мимоходом Евгений Захарович отметил, что книга ничуть его не увлекает. Он читал механически, и книжный герой только попусту тратил силы, ухлестывая за тремя дамами сразу, сражаясь с бесчисленным количеством злодеев, произнося налево и направо лаконичные фразы дебила... У детективных героев вообще завидное единодушие. Все они, как один, курят сигары и пьют виски, пользуются потрясающим успехом у женщин, при всяком удобном случае ерничают, насмехаясь над туповатой полицией и собственным безголовым начальством. Три строгие прямые линии, в конечном счете ро

ждающие триллер: крепкие кулаки, красивые женщины, доходчивый юмор.

Отложив книгу, Евгений Захарович перевернулся на живот и закурил. Синеватый дымок зигзагом повис в воздухе, в точности отражая состояние его мыслей. Хаос, разброд, легкий привкус надежды и тень, надвигающейся апатии.

"А ведь, по идее, я должен быть счастлив! -- мелькнула у него презабавная мысль. -- Когда-нибудь лет в шестьдесят или семьдесят я, быть может, вспомню этот день и изумлюсь своему идиотизму. Какого рожна надо человеку, когда он молод и здоров?.."

Где-то поблизости раздался шорох. Он скосил глаза. Возле дивана, под массивной гармонью батареи, смело и осмысленно шурудил маленький мышонок. Этакий худенький прообраз Микки-Мауса. На хозяина квартиры он не обращал ни малейшего внимания. У него имелись дела поважнее. Вытянув руку с сигаретой, Евгений Захарович прицельно стряхнул пепел прямо на Микки-Мауса. Мышонок недовольно потряс ушастой головой и продолжил возню. Ну и тип! Евгений Захарович с уважением прищелкнул языком, озабоченно потер указательным пальцем лоб. И ведь наверняка знает, чего хочет в

этой суетливой жизни. Неразумный, а знает! Неразумные -- они всегда знают, чего хотят. И потому чаще всего счастливы. А вот он, с некоторой натяжкой разумный и не лишенный интуиции, обречен весь свой отмеренный природой век колодой лежать на диване, не имея ни целей, ни желаний, ни хрена не понимая ни в собственном существовании, ни в существовании вообще. Еще недавно он полагал, что главная его задача -- ВЫРВАТЬСЯ. Сейчас он вдруг задумался о том, что понятия не имеет, в каком направлении осуществлять прорыв. То ли ТУДА, то ли ОТСЮДА, К себе или ОТ себя...

Смяв сигарету, он поискал глазами Микки-Мауса, но мышонок успел исчезнуть, и, не вставая, Евгений Захарович швырнул окурок в открытую форточку. И тотчас брякнул звонок. Неуверенно и как-то обрывисто, словно звонивший совершал операцию нажатия на пуговку звонка впервые. По крайней мере Трестсеевы так не звонят. Поднявшись, Евгений Захарович натянул на себя трикотажную пару, пригладил перед трюмо взъерошенные волосы и отправился открывать.

За дверью, локтем подпирая косяк, стоял высокий, обряженный в засаленный свитер детина. Возраст -- лет тридцать-сорок, темные мешки под глазами, пористый крупный нос, костистая сухощавость. Глаза детины доверчиво помаргивали, лицо дышало дружбой, интернационализмом, всеобщим мужским братством и еще Бог знает чем.

-- Прости, друг, -- проникновенно залепетал детина. -- Я тут к соседям звонил, а там бабка какая-то... Боится, на фиг, что-ли? В общем не дала стакана. А мне всего-то на пять минут. Выручи, а?

-- Стакан? Хмм... -- Евгений Захарович мысленным взором пробежался по имеющимся посудным запасам. -- А кружка металлическая не подойдет?

-- Кружка еще лучше, друг!

Боковым зрением Евгений Захарович заметил подглядывающую в приоткрывшуюся дверь остроносую Настасью.