Приземленный Ад, или Вам привет от Сатаны - Б. Липов

Яков выбрал пыльную плоскую бутыль, ловко вскрыл и — едва успел отвернуть рыло. Из горлышка посудины попер вонючий дым и бутылка, выскользнув из лап остолбеневшего черта, заскакала по комнате. Замедля движение, она вертикально установилась и из клубов дыма синтезировался противный, чихающий дед. Утершись замызганной парчовой чалмой он, наконец, проперхал:

— Здравствуйте, боляре! Кажись, ослобонился… Надо чего, спасители?

— Приветик! — Яков прикрыл лапой пятак, обошел вокруг обшарпанного старикана. — Ну и срамной запашок от тебя, дедуля!

— Отсиди с мое в одиночке, — сравним, от кого какое амбре исходить будет, мин херц… — Джин пригорюнился. — Почти триста лет без канализации, в собственном соку…

13

Синие, лиловые, зеленые волны света наплывали на лицо плюгавого старикашки, Ахенэева и черта. И, хотя предложенный джином способ передвижения в четвертый круг не шел ни в какое сравнение с НЛО — другого выхода, нежели этот, экстренно сдуться из Тоски, не было — путешественники последовали совету, затарились в бутылку.

…На стеклянном полу ленивым мерином растянулся Яков и, прилепившись взглядом к сидящему в позе «лотос» древнежителю, дотошно выспрашивал:

— Так как же тебя, старая перечница, в эту посудину зафасовали? — Черт щелкнул когтем по просвечивающей стенке субдирижабля.

Джин, пасторально настроенный, с исчезнувшими от свежего воздуха респираторными аномалиями, ровно и с удовольствием произнес:

— Алексашку Меньшикова знаш?

Владимир Иванович, услышав знакомую фамилию, как учуявший валерьянку кот, облизнулся, привстал со стопки старинных фолиантов. Уж кого-кого, а имени соратника и друга Петра Великого здесь, в аду, он, при всем искореженном воображении, никак не ожидал встретить! В голове заблуждала идейка: а почему бы нет?… Сначала — очерк, потом — повесть. А после — и до романа рукой подать! В раскаленном мозгу тут же возникла, оформилась будоражащая кровь картинка: роскошно изданный бестселлер «Бытие Александра Меньшикова в аду».

— Конечно знаю! — В отличие от Ахенэева, Яков удивлен не был.

— Откуда? — Владимир Иванович прикусил губу: поймал черта на слове.

— Во, босс, даешь… Эка невидаль — Меньшиков! Или интересно? — Якова так и подмывало помарьяжить заинтересованного фантаста, но, вспомнив его самоотверженный поступок, от чистого сердца вырвавшийся предупреждающий крик о двуглавой твари, демонюга угомонился и без обычной рисовки произнес.

— Я еще когда учился, на экзамене, за «меньшиковский бунт в Тоске» неуд схлопотал. Перепутал Екатерину I с Екатериной II. Ляпнул, что Алексашка, в прошлом, был фаворитом второй и от ревности перерезал остальных, метивших на это место, кобелей. Правда, потом пришлось пересдавать, но ничего, как с гуся вода, без последствий…

— А ты, дед, знаком, что ли, с ним?

— Эх, мин херц, не то слово… — Задрипаный дедуля горестно собрал морщины на лбу. — Ить это Меньшиков, с сотрапезниками, меня в бутылку загнал.

Замухрышка переменил позу и повел печальный рассказ.

— Я ж, сынки, не всегда таким чахлым и дохлым казался. Пятьсот лет с гаком Наитемнейшим в третьем круге прослужил. Без сучка и задоринки! Ох и золотое времечко поперву было…

Аскет знобливо встряхнулся, но тут же развернул плечи, на щеках выступил юношеский румянец.

— Веяние иное в те годы сквозило. Грешник, ежели и поступал к нам, то — сознательный, богобоязненный. Отмолит на скороту грехи и — в рай. Осветлялись гуртами. А которые из боляр да купцов — это косяки самостоятельные, солидные…

Бывалочи приставится в наш круг купчина, глядь, а у него заместо креста нательного — мошна. Полным-полнехонька! А боляре, так те, все больше в каменьях и мехах дорогих… Изредка и разбойнички, душегубы попадались. Но это — особая статья. Я их при себе держал. Такие бузотеры и тати, что иному черту, фигурально выражаясь, сто очков форы дадут…

Потом повалил тучей грешник времен Иоанна Грозного. Царева опричнина, лиходеи всякие. Эти немного побаламутили, дюже бойкие поперву казались. Но и их скрутил, обернул в свою веру, а чтобы не слишком вольготно чувствовали, к месту приставил. В корень зрил: мастерами всяких дел определились, благо опыта им не занимать…

Экс-Наитемнейший расслабил лоб и весь во власти приятных воспоминаний продолжил.

— Все бы ничего. И штат подобрался, один к одному, черти с понятием. И распорядок дня — строгий… Все чин-чинарем, не бытие — малина! А по утрам, в полдень да в полночь, колокола с Земли, задушевно так: бом — бом, динь — дон… Лепота!

Только кончилось спокойное времечко! Наступила пора Петра-реформатора.

Боляре поступать перестали, по монастырям, как куры, разбежались, попрятались, а оттуда — прямехонько, без пересадки — в рай. Ну, а ежели который случайно и заскакивал, так без былой роскоши, а в кургузом кафтанчишке. Зато с политесом, шибко грамотный — на кривой кобыле не подъедешь. И купчишки туда же, в калашный ряд… Товариществ всяких понавыдумывали, кумпаний наорганизовали. Даже мои на эту мякину клюнули, из подручных да заплечных в акционеры подались. А тут и Алексашка самолично нарисовался.

Я, понятно, сразу к нему подкатил, умаслил. В рай вне конкурса предложил пропихнуть. Другой бы — с радостью… А Алексашка и слушать не хотел. Ну, думаю, не на того напал, я этот «подарок» окольным путем сплавлю… Одному богу известно, сколько я злата и сребра мздоимцам попередавал, а толку-то — ноль! Видно с Земли протекция — не переплюнешь! Ладно. Выход один — поговорить откровенно, как мужик с мужиком. И поговорил — до сих пор корежит… Как сейчас помню… Вызываю Алексашку к себе в апартаменты и прямо так, без предисловий:

— Ну что тебе, Алексашка, неймется? Утихомирься. Чай не молодой. Прекрати со своими воду мутить. Езжай, к богу, в рай. И место давно забронировано, и твой херц ждет не дождется любимого дружка.

А он глазищи вытаращил и ядовито отвечает:

— Я к чужим раям не привычный. Надо будет, и здесь, у тебя, рай организую, небось не привыкать. А будешь встревать, так я этот Чертог, вместе с верными друганами, ко всем чертям собачьим, в порошок сотру.

Про порошок это он для красного словца вставил, припугнул. Ужасный наглец! Никакого почтения к старшим по чину.

Поперву разошлись мирно, на время…

Утром докладают, Меньшиков выдумал ассамблею и приглашает меня к такому-то времени. Отказаться? Пойдут пересуды, сплетни… Явился. С опозданием. А Алексашка лузгает семечки и — молодцам, с амбицией:

— Бочку рому Наитемнейшему, чтобы впредь не нарушал установленный регламент!