В какой стране жить хорошо, или Cафари на «Большую пятерку» - Елена Лебедева

Первым, что она услышала от нее, было: «Бонжур». Ничего из дальнейшей речи мадам она не поняла, хотя пыталась ей сначала по-английски, а потом и жестами объяснить, что она не знает французского. Но мадам проигнорировала все эти робкие попытки, пока не сказала гостье все, что планировала. Они подошли к машине, и бабулька, открыв багажник, показала ей на маленький ящик с клубникой из супермаркета и вопросительно посмотрела на нее. Теряясь в догадках, что именно та хочет от нее услышать, она улыбнулась и закивала головой. Видимо такого ответа от нее мадам и ожидала. Удовлетворенная, она закрыла багажник и села за руль.

Дорога до дома Филиппе была недолгой, но показалась ей вечностью. Складывалось впечатление, что правила дорожного движения были для мадам Мейер чем-то вроде интересной книги, которую она была бы не прочь почитать, если бы не было более важных дел.

Несколько раз ей сигналили, но это совершенно не влияло на ее принципы. Она решила доехать до дома Филиппе со скоростью света и не собиралась учитывать разнообразные преграды в виде светофоров и знаков дорожного движения. За рулем старушка была очень спокойна, что говорило о том, что это ее постоянная манера вождения. Описанным выше способом она припарковалась у одного из пятиэтажных одноподъездных домов и стала звонить по телефону, видимо, Филиппе. Тот не брал трубку. После нескольких безуспешных попыток дозвониться мадам жестом показала ей следовать за ней.

Они долго звонили в домофон у подъезда, но дверь им никто не открывал. Со словами «Филиппе, Филиппе» старушка открыла дверь своими ключами, и они вошли в подъезд. Дом был точно такой же, в каком жила она. Они поднялись на третий этаж, дверь оказалась не заперта. Войдя в крохотную прихожую, она услышала громкую «мультяшную» музыку и звуки вроде «блям-блям-блям». Комната оказалась еще меньше, чем ее: это была какая-то комната-кровать. Причем, подход к кровати был только с одной стороны, а с другой кровать была придвинута к стене. На кровати перед телевизором сидел Филиппе и играл в Тетрис. На коленях у него стояла тарелка с картошкой, и он ложкой с большим аппетитом поглощал незатейливый обед.

Интеллектуальное занятие, однако, подумала она. Из-за громкого звука он не слышал звонка в дверь. И хотя они уже несколько минут стояли в комнате, он продолжал играть, никак не реагируя ни на что вокруг. Видимо, отвлекать человека от важного дела было не в правилах настоящих французов, потому что бабулька терпеливо ждала окончания игры. Наконец Филиппе оглянулся.

– Бонжур, – весело приветствовал их он. – Хорошо, что вы зашли ко мне. Посмотри, как я живу!

С гордостью он обвел рукой свою комнату размером около пятнадцати квадратных метров, обставленную икеевской мебелью, да и той было негусто: из мебели была только кровать и журнальный стол, на котором стоял телевизор. На стене висела книжная полка. Особенно ей запомнился мотоциклетный шлем, который стоял на здоровой музыкальной колонке, рядом с телевизором. Шлем выполнял две функции: во-первых, являлся единственным элементом декора в этой комнате, а во-вторых – поддерживал полку, крепления которой частично вырвались из стены. Еще раз осмотрев комнату, стараясь придать лицу выражение восторга, она подумала, что всю жизнь считала самой нелепой квартирой маленькую русскую «хрущевку». Эта квартира была гораздо меньше. «Миттеранка какая-то», – назвала она ее про себя, но хозяин был страшно горд, что в ней живет. Видимо, ей удалось добиться от своего лица выражения тихой зависти – уже покидая свои апартаменты, Филиппе хвастливо изрек: «Вот так мы и живем в Париже».

Как только они сели в машину, она спросила у Филиппе, почему мадам показывала ей клубнику в багажнике. Задав несколько коротких вопросов и получив столько же длинных ответов от своей мамы, Филиппе перевел, что ящичек побольше куплен на праздник, а ящичек поменьше – это подарок лично ей.

– Эту клубнику вырастила твоя мама? – спросила она.

Оказалось, что клубника была куплена в обычном супермаркете. Она удивилась. Обычно магазинная клубника абсолютно невкусная. Да и в обоих ящичках ее было не больше полкило.

– Это очень дорогая французская клубника. Ты никогда такой не ела, – перебил ее мысли Филиппе. А дальше спросил:

– А ты вообще когда-нибудь ела клубнику?

– Приходилось, – сказала она, вспомнив длинные грядки клубники на даче родителей. Клубника была нескольких сортов, и сказать, что она таяла во рту, – это не сказать ничего! Никому не приходило в голову посыпать ее сахаром, потому что она была такая сладкая, что хотелось только запить ее холодной водой.

А вкус этой клубники из супермаркета она знала даже слишком хорошо. Иногда, увидев ее в магазине, дочка просила ее купить, ведь выглядела ранняя ягода всегда очень привлекательно. И каждый раз, зная результат, она все же покупала клубнику в надежде, что, может быть, хоть эта будет вкусная. Но нет – в очередной раз дорогая покупная ягода имела такой вкус, как будто была произведена на фабрике резинотехнических изделий.

Вообще, она уже начала жалеть, что согласилась принять предложение Филиппе. Она наивно полагала, что только Филиппе супержадный тип, а тут, видимо, вся семейка такая же.

Она решила сменить тему и, пока они стояли у светофора, стала рассматривать в окно цветочный магазин.

– Это цветочный магазин, – пояснил Филиппе. Есть готовые букеты, которые выставлены на улице, а еще можно сделать индивидуальный букет, обратясь к девушке-флористу.

«Да неужели?» – так и хотелось ей сказать что-нибудь едкое. Вместо этого она предложила ему выйти и купить цветы для мамы.

– Что ты, цветы такие дорогие, к тому же моя мама цветы не любит, – сразу же нашелся он. Чем дальше, тем интереснее. Филиппе никто не смог бы превзойти в сочинении историй для оправдания собственной скупости.

– Скажи мне, а вот ваша семья – это бедная французская семья или не очень? – задала она вопрос, который давно ее интересовал. Она тут же пожалела, что спросила, но было поздно – пришлось выслушать всю историю членов семьи Мейер.

Пропустив мимо ушей всю информацию, касающуюся знатности происхождения рода, практически королевского, она поняла, что он относит всех Мейеров к так называемому среднему классу. Его мама Ирен на пенсии, живет в своей однокомнатной квартире, оставшейся ей в наследство от мужа, он сам обладает достаточными средствами, чтобы снимать себе хорошую квартиру в спокойном районе. Ведь у него высокооплачиваемая работа (что-то вроде «начальника транспортного цеха») в одной крупной туроператорской фирме Франции.

Старший брат Оливье, к которому они и направлялись, вообще везунчик. Он работает представителем известной французской косметической компании в странах восточной Европы. У него хорошее жалованье, что позволяет ему снимать шикарную квартиру на Елисейских Полях.

Младшая сестра Софи работает старшим менеджером в банке, ее муж работает там же, и они живут в каком-то доме, принадлежащем этому банку, правда, квартиры там не очень хорошие.

Она не могла себе представить, что существуют квартиры хуже, чем та, в которой жил Филиппе. Но, оказывается, такие есть.

В общем, по его мнению, лучше всех устроился его старший брат, но он сноб и выскочка. Один раз взял у Филиппе утюг, а потом сказал, что вернул, а на самом деле не отдавал. И он, Филиппе, в ванной брата видел свой утюг в шкафчике.

Она кивнула головой в знак согласия. Бред какой-то. Утюги друг у друга воруют. Может, это только одна семья во всей Франции такая? Ну и повезло же ей с ними познакомиться. А может, они все здесь такие? Размышляя о природе скупердяйства, она вдруг заметила огромную толпу черных, стоящую на какой-то площади и громко скандирующую лозунги.

На ее вопрос Филиппе ответил, что это эмигранты из Африки, требуют жилплощадь в Париже, потому что им негде жить. «Останови скорей машину, – пошутила она, – я выйду и присоединюсь к ним, мне тоже нужна квартира в Париже». Не поняв ее насмешки, Филиппе серьезно ответил, что ей не дадут квартиру в Париже, потому что она белая.

– А вот я что подумал, – вдруг сказал он, – может, мне в Россию поехать? Ты ведь сможешь помочь мне найти работу?

– Какую работу? – удивилась она. – А какое у тебя образование, что ты умеешь делать?

Из его ответа она поняла, что образования, в ее понимании этого слова, у него не было. Какие-то двенадцатимесячные курсы при колледже гостиничного бизнеса после окончания школы. Он же ее вопросу удивился:

– А что мне надо уметь делать? Я же француз, разве этого недостаточно?

Они повернули на площадь Согласия. Вдали уже виднелась Триумфальная арка. Наверное, они скоро приедут. Интересно, думала она, в каком доме живет Оливье? Дома на этой улице были похожи на остальные дома в Париже – такие же шестиэтажные здания серого цвета с окнами до пола, огражденные снаружи металлическими коваными решетками. Это, кстати, и были так называемые французские балконы. На Елисейских Полях дома чуть выше, чуть наряднее, чуть больше ящиков с геранью на балконах. Это был именно тот случай, когда это «чуть» превращало улицу из обычной в изысканную.

Дом, в котором живет брат Филиппе Оливье, она представляла себе очень отчетливо: красивое здание с шикарным парадным входом, консьержкой в холле на первом этаже. И обязательно посереди холла должен стоять круглый стол с большой вазой живых цветов. Квартира должна быть большой и просторной. Мебель в стиле Людовика XIV или XVI – на этом ее познания заканчивались. Стол будет накрыт в столовой; длинный такой стол, человек на двадцать. Столовое серебро, бронзовые подсвечники, непременно большая ваза, например, с белыми лилиями. Сам Оливье будет одет демократично, чтобы не ставить в неловкое положение более бедных родственников, а его девушка Ванесса будет в маленьком черном платье со скромными бриллиантами в ушах. Ну вот как-то так… Интересно будет проверить, что она угадала, а что нет.