Медовый месяц - Эми Дженкинс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Смирился? – спросил я.
– Да, смирился, – повторил он, – то есть не собираюсь даже спорить с тобой. Как ты сделал предложение?
Я сказал, что спросил Черил, не хочет ли она совершить поездку в Вегас.
– Ага? – сказал Том.
– Черил спросила: «Зачем это мне ехать в Вегас?» – и я ответил: чтобы выйти замуж.
– И что она сказала? – спросил Том.
– За кого?
– Что «за кого»?
– Черил сказала: «За кого?», то есть: «За кого выйти замуж?»
Том рассмеялся:
– Очень мило, – а потом проговорил: – Значит, ты спросил ее: «Ты выйдешь за меня?» – правильно? И она ответила: «Да», – и вы упали друг другу в объятия, так?
– Вроде того, – сказал я и добавил: – Еще она плакала.
– Да, ты выбрал очаровательный способ спросить ее, задница ты этакая. А при чем тут долбаный Вегас?
Я сказал, что хочу поехать в Вегас, чтобы совершить это, и дело с концом. Я не могу продолжать все эти букеты, торты и прочую чепуху. Том посмотрел на меня, словно говоря: «Ах, вот как?»
А потом говорит:
– Но ведь ты делаешь все это, верно? Насколько я знаю Черил, с этой малышкой нет другого пути, как только торты и букеты.
Я сказал, что мы нашли компромисс. Мы сошлись на том, что еще две недели протянем эту дребедень. Две недели, а потом конец. Это для меня еще туда-сюда.
– И Черил согласилась? – спросил Том.
– Черил любит сложные задачи, – ответил я, а потом рассказал, что раньше она работала над шоу, где переделывали жилые дома – из функциональных пригородных жилищ пятидесятых годов за двое суток их превращали в марокканские дворцы. Так что да, она согласилась. Том задумался, а потом сказал:
– Она умная девчонка. Понимает, что ты делаешь это ради нее.
Он ошибся. Я делаю это не ради нее. Но только так Том может найти во всем этом хоть какой-то смысл.
В машине по пути на встречу с заказчиком мне звонит на сотовый Черил – хочет узнать, о чем я думаю. Она только что виделась с психиатром, очевидно, ей показалось, что я вел себя странно, и потому она хочет узнать, о чем я думаю.
– О сказочных траханьях в моем холостяцком прошлом.
– Послушай, – говорит она, – зачем тебе так вести себя?
– Я не единственный, кто ведет себя странно. Не похоже, что у меня эксклюзивные права на странное поведение. Почему ты сразу делаешь заключения в отношении меня?
Она не отвечает, но я-то знаю, почему она делает заключения. Потому что назад дороги нет.
– Детка, – говорит она через мгновение о том, куда мы поедем на медовый месяц, – мне нужно сообщить тебе: в Европу я не хочу. – Вот так она разговаривает.
– Почему? – спрашиваю я.
– В Европе дожди.
– А как же Микеланджело?
– Что ты хочешь сказать? – спрашивает она.
– Я хочу сказать… гм… что в Европе иногда идет дождь, но как же Микеланджело?
– Милый, – говорит она, – Микеланджело – это круто, но мы сейчас говорим о моем медовом месяце.
Я говорю:
– Так, значит, ты не хочешь увидеть Энтони Хопкинса на сцене в Лондоне?
– В Лондоне? – спрашивает она с легким сомнением в голосе… с явным сомнением.
Я что-то говорю насчет того, что не принято жениху умыкать невесту в неизвестном направлении. Черил выходит из себя:
– Ты уже забронировал отель в Лондоне!
Она повышает голос.
– Не надо заключений! – говорю я.
– А где же? – кричит она.
– На маленьком островке у Западного побережья – туда можно просто запрыгнуть.
– Сладкий! – говорит она.
Я просил ее – много раз просил – не называть меня так. И попросил еще раз. Тогда она вешает трубку со словами: «Ты в моих молитвах».
Тебе известно, что мысли создают в мозгу кислоту, которая просачивается вниз (создавая хаос в груди, если не проявить осторожности) и в конце концов выделяется поджелудочной железой?
Будь здорова.
Алекс.
От: [email protected]
Кому: [email protected]со. uk
Тема: Привет
Дата: 14 апреля, 23.15
Хани!
В Голливуде уже давно пора спать, а мы так и не решили вопрос с медовым месяцем. Черил пришла со своих занятий по тайбо и сказала:
– Моя мама сводит меня этой свадьбой с ума.
Похоже, ее мать, сроду не слышавшая об изящно наступающей старости, – я сомневаюсь, слышала ли она о наступающей старости вообще, – взялась за тайбо.
Черил говорит:
– Я сказала маме – никакого белого сахара ни в каких блюдах на приемах, даже в свадебном торте. Похоже, что это небольшая жертва, у Фанелли огромный выбор естественно подслащенной органики – а она опять за свое: белый сахар ничем не отличается от концентрированных соков, которые ей немного противопоказаны, так что она может по-прежнему пить обычную кока-колу. Я ей говорю: здрасьте! Фруктоза оказывает на тело совсем другой эффект, она не вводит в твою кровь сахар волнами, как на американских горках, и лучше поверить мне в этом, так как я живое тому подтверждение. А мама говорит: она ничем не отличается от сахара, «дорогуша», будто она лучше знает, потому что она моя мама, а наше поколение просто дурит себе задницу. Тогда я говорю: так кто из нас счастливее?
Ты или я? Кто стройнее, кто богаче, кто подцепляет парней?
– Последнего ты не сказала, – заявил я.
– Ты прав, – согласилась она и со вздохом уселась на кожаную кушетку.
– А что общего между фруктозой и богатством? – спросил я.
– Не знаю, – ответила она.
– Ведь ты богаче благодаря мне. Ты богаче лишь потому, что твоя глупая разведенная мать оказалась так глупа, что заключила самый жесткий добрачный договор.
– Знаешь, иногда ты говоришь так, будто брак – это всего лишь разновидность бизнеса.
Я пропустил ее слова мимо ушей и сказал:
– Тогда не тройной ли это повод для морального зазнайства? Счастливее, стройнее, богаче? Или праведная награда от небес за питье обычной кока-колы?
– Да, – ответила она, – так оно и есть. – И снова встала. – Я отсидела себе ягодицы в агентстве, и мне жарко.
Черил – импресарио в одном из агентств, и ее карьера здорово воспряла после лечения. Ей, как она сказала, жарко. Она прекрасно умеет отделять пшеницу от мякины (хотя сама не ест ничего подобного).
Черил посмотрела на меня и сказала:
– Ты так много работаешь, что от тебя и пыли не останется, детка. Что ты пишешь? – и заглянула в мой открытый ноутбук.
– А как насчет Мадагаскара? – сказал я. – А Марракеш? А что скажешь про Рио-де-Жанейро?
– Ты отказался от Европы? – осторожно спросила она.
– Ради тебя, детка, – ответил я. И я действительно так считал.
– Сладкий, – сказала она, – слад… – и тут вспомнила. – То есть милый. А можем мы поехать куда-нибудь на Гавайи, в Барбадос или в Акапулько?
Я пытался сказать ей что-то о культуре, о том, что нужно самосовершенствоваться. Черил девяносто процентов своего времени, когда не спит, посвящает самосовершенствованию. Но тут она этого не захотела, ей хочется поваляться на пляже. Я сказал: