Кто написал «Тихий Дон»? Хроника литературного расследования - Лев Колодный

Оформление выездной визы в Италию затягивалось. Шолохов с Кудашевым решили не ждать виз, возвратиться домой. Отъезд состоялся 24 декабря, что подтверждает сохранившееся письмо из Берлина: «Сегодня уехали Михаил и Вася – стало скучно. Я чуть было не расплакалась на вокзале. Артем остался и поедет дальше, а этот упрямец, Михаил Александрович, уперся, и ничего с ним сделать нельзя было. Мы очень привыкли к ребятам за время их пребывания здесь».

Имя Шолохова часто упоминается в семейной переписке. И до, и после приезда в Берлин туда доходили из Москвы известия о клевете и слухах, распространявшихся вокруг «Тихого Дона», что якобы роман написал кто-то другой. После опровержения этих вымыслов Маргарита Константиновна писала матери:

«Я очень рада за Шолохова, а то уж очень это все было погано, представь – даже сюда дошли эти слухи. Ну, сволочной народ есть на свете… вероятно, его уже не будет в Москве, когда ты получишь это письмо, поэтому, когда будешь писать, передай ему привет…».

Вместе с Шолоховым переживали обрушившиеся на него беды истинные друзья – Левицкие, мать, сын, дочь, читавшие «Тихий Дон» в рукописи.

– Евгения Григорьевна не только прислала весной в 1930 году на Дон книгу, которая помогла опровергнуть очередную выдумку о плагиате, – говорит Маргарита Константиновна, – она выяснила, и от кого первого пошли все эти выдумки, как оказалось, этим человеком был литератор (о нем рассказ впереди – Л.К.), редактировавший первые шолоховские рассказы. Вот почему Шолохов писал Серафимовичу: «Ведь это же все идет из литературных кругов».

Левицкие знали Шолохова не только как писателя, перед талантом которого преклонялись, но и как человека замечательного, необыкновенного в своих делах и словах.

Взять хотя бы тот давний случай, когда Михаил Шолохов решил вернуться из Берлина домой. Конечно же, ему хотелось увидеть Максима Горького, хотелось побывать на Капри, в сказочной Италии, куда стремились многие писатели. Но еще сильнее оказалось желание в тяжелые дни быть вместе со своим народом, на который после расказачивания обрушилась коллективизация… И Шолохов вернулся на Дон.

– Не подумайте, – говорит Маргарита Константиновна – что наши отношения с Михаилом Александровичем всегда были безоблачными, идиллическими. Бывало, мы в чем-то расходились, и я даже на правах старого знакомого пыталась в каких-то житейских делах его «вразумлять», а он отвечал: «Эх, Маргарита, не ходила ты по тем тропкам, где я ходил». Или же отшучивался: «Что грызешь, как ржа железо…». Случалось, что он надолго исчезал с нашего семейного горизонта, но проходило время, и снова давал о себе знать – писал, звонил, телеграфировал, приходил…

Жила Евгения Григорьевна с семьей в коммунальной квартире, несмотря на то, что имела льготы, являлась пенсионером республиканского, затем союзного значения. Никогда за помощью к Шолохову не обращалась сама и всем своим близким это запрещала делать.

В отдельную квартиру в том доме № 26 по Кутузовскому проспекту, где до этого она проживала в коммунальной, в одной комнате, не имея, по сути, своего угла, въехала в конце пятидесятых годов, незадолго до болезни и кончины.

Сюда приезжал Михаил Александрович Шолохов как раз в тот самый вечер, когда решил встретить Новый год не в компании писателей, а у Евгении Григорьевны, сказав: «Она больна, около нее и хочу побыть». Умерла Евгения Григорьевна Левицкая в 1961 году.

«Все годы, пока мама была жива, – заключает Маргарита Константиновна, – она оставалась для Шолохова чем-то чистым, хорошим, светлым. Ведь если он называл ее второй матерью, то это что-то да значило».

На хранящемся в семье экземпляре «Тихого Дона» есть такой автограф М. А. Шолохова: «Дорогой Евгении Григорьевне с сыновней любовью».

Увидел я этот автограф на книге, написанный 9 июня 1954 года, на квартире Маргариты Константиновны в доме на Ленинских горах.

Здесь произошла наша вторая встреча. На этот раз вся семья оказалась в сборе – Маргарита Константиновна, обе ее дочери – Лариса и Ирина, а также муж Ларисы Ивановны – Александр Константинович, радушно встретившие меня в крохотной символической прихожей. Расположились мы все у столика в комнатке, образовавшейся при перепланировке собственными силами большой комнаты, единственной в квартире, полученной при содействии Михаила Александровича в далеком уже 1967 году.

Значительную часть пространства, начиная с прихожей, занимают книги, появившиеся в этой семье задолго до книжного бума. И среди них есть те, какие, я убежден, когда-нибудь окажутся в музее Михаила Шолохова в Москве.

Конечно, я ждал, что увижу нечто интересное, подлинное, первоисточники, следы давних отношений М. А. Шолохова и Е.Г. Левицкой. Но то, что предстало моим глазам, превзошло все ожидания. От обилия впечатлений даже опустились руки, потянувшиеся сразу и к книгам, и к фотографиям, и к старым журналам, вырезкам и, наконец, к письмам, где с первого взгляда я узнал знакомый шолоховский почерк…

Начну с книг с автографами Шолохова. Один из них, относящийся к пятидесятым годам, уже известен читателям. До него появилось несколько других, и по ним можно проследить историю взаимоотношений сначала молодого автора и опытного издателя, а потом – единомышленников, друзей, историю большой дружбы, выдержавшей суровые жизненные испытания на протяжении десятилетий.

Первый книжный шолоховский автограф относится к апрелю 1928 года: «Евгении Григорьевне Левицкой с большой благодарностью и с еще большим уважением». Надпись сделана на втором томе «Тихого Дона», изданном «Московским рабочим». Книга в тонкой бумажной синей обложке. Вышла в серии «Новинки пролетарской литературы» под эгидой, как значится на обложке, «Российской ассоциации пролетарских писателей». Тираж – 10 тысяч экземпляров. Это второе издание. К сожалению, в книге не указано, кто редактор, не исключено, что им была Евгения Григорьевна, и автограф – знак признательности ее труду.

Евгения Григорьевна собирала все книги Михаила Шолохова, все рецензии, где шла речь о нем. И среди сохранившихся в семье книжных реликвий есть поистине редчайшие. В картонном переплете карманного малого формата выходили в 1925 году в Москве в Государственном издательстве отдельные шолоховские рассказы. Это книжки в несколько страничек, иллюстрированные картинками, напоминающими лубок. Таким образом выходили «Червоточина», «О Колчаке, крапиве и прочем», хранимые в этом доме.

Всего одна иллюстрация-гравюра на обложке сборника «Лазоревая степь», выпущенного издательством «Новая Москва», его «юношеским сектором» в 1926 году. Художник изобразил на рисунке облака, а под ними степь, разрезанную стрелой-дорогой, на горизонте маячит одинокий всадник. Книжка начинающего автора вышла тиражом в 5 тысяч экземпляров. В нее включено двенадцать рассказов.

Берегла Евгения Григорьевна еще одно издание «Лазоревой степи», более позднее, на нем шолоховского автографа нет, но стоит штамп «Авторский. Бесплатно». Это один из, по-видимому, принадлежавших Михаилу Александровичу экземпляров, подаренный Евгении Григорьевне без автографа. Возможно, что причина тому – критическое отношение автора к ранним рассказам, которое с годами росло. Издание с пометкой «Авторский» появилось после выхода в свет «Тихого Дона», что явствует из предисловия критика Селивановского, отметившего это обстоятельство. На книге нет выходных данных. Этот сборник более полный, чем первый, в нем девятнадцать рассказов.

По книге видно: издательство уже брало в расчет, что автор – известный писатель, поэтому поместило после предисловия автобиографию Михаила Шолохова. Она публикуется в собраниях сочинений Михаила Шолохова и датируется 1931 годом, но составлена на несколько лет раньше. Евгения Григорьевна Левицкая своей рукой простым карандашом обозначила дату – 1928 год. Пометила она так не книжную страницу, где уместился печатный текст, а рукопись этой самой автобиографии. Вот какой драгоценный документ хранится в этой семье! Не исключено, что написана автобиография по просьбе Евгении Григорьевны в Москве. Лист, на котором она составлена, отличается от всех других, приходивших из Вешенской, качеством бумаги, не пожелтевшей за 50 лет.

Вот только чернила, некоторые строчки автобиографии, поблекли и из фиолетовых стали оранжевыми. Лист более удлиненный, чем современные. Кажется, что, заполняя его линованные строки, автор стремился не только быть лаконичнее, но обязательно уместиться на одной стороне листа, что ему и удалось. Подпись поставил в самом низу, у последней строчки.

Автобиография, опубликованная в сборнике «Лазоревая степь», несколько отличается от подлинника, сохраненного Е.Г. Левицкой.

Читаем в восьмом томе собрания сочинений М. А. Шолохова: «Во время гражданской войны был на Дону».

В подлиннике более развернуто: «Во время гражданской войны был на Дону. С белыми ни разу никто из нашей семьи не отступал, но во время вешенского восстания был я на территории повстанцев».