Кто написал «Тихий Дон»? Хроника литературного расследования - Лев Колодный
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Первый вопрос был о нем.
– Евгения Григорьевна, а Шолохова вы давно знаете?
– Давно, – ответила Е.Г. Левицкая. – Шолохов принес в издательство первую часть «Тихого Дона». Это было в 1927 году. Я работала в издательстве «Московский рабочий», заведовала литературной консультацией, молодой он был совсем. Очень молодой, немного старше моего сына. Поразило это меня, сказала ему об этом. 22 года было ему тогда. Книгу я рекомендовала к изданию. С тех пор мы с ним подружились. Он там у нас в «Московском рабочем», вы, наверное, это знаете, печатал все.
Попытался любознательный гость узнать подробности жизни самой Евгении Григорьевны, подумал даже, что она родом с Дона. Ошибся, конечно.
– Я черниговская, – коротко ответила хозяйка.
И как ни пытался разговорить ее гость, даже ему это не удалось, в чем он признается читателям:
– О себе Евгения Григорьевна рассказывает неохотно, сдержанно.
Но об одной своей печали поведала:
– Природа ко мне оказалась жестокой. Я очень плохо вижу. Книги вот на полках. Подойду к ним – читать не могу. Сиротами без меня стали.
Показала Евгения Григорьевна гостю свою старую фотографию (как раз ту, что видел я в музее) – снимок с мужем. Прокомментировала, что вот такой, как на снимке, она была, когда прятала нелегальную литературу.
– Обо мне что рассказывать, – еще раз ответила она отказом на расспросы Алексея Улесова. – Спасибо, что зашли.
На этом и закончилась встреча в доме № 26 по Кутузовскому проспекту. Не знала тогда Евгения Григорьевна, что судьба вскоре преподнесет ей еще одно жестокое испытание, о котором разговор впереди, и Михаил Шолохов поспешит ей, как не раз бывало, на помощь.
Второй печатный источник информации о Е.Г. Левицкой, названный мне ее дочерью, датируется 1957 годом. Тогда в первом номере журнала «Наука и религия» появилось письмо Е.Г. Левицкой. Редакция попросила ее ответить на вопрос читателя: есть ли судьба, и может ли человек противостоять ей… В ответе, тоже, впрочем, кратком, мы узнаем несколько больше о судьбе самой Евгении Григорьевны, о ее деятельности.
Началась она за двадцать лет до потрясений 1917 года, то есть в 1897 году. Многие годы пришлось жить под страхом ареста и суда. Вместе с мужем и детьми ее сослали на Урал, в глухой городок Пермской губернии. До 1917 года приходилось семье революционеров скитаться по многим городам, без права жительства в Петербурге и Москве. Но эта жизнь, несмотря на все лишения и трудности, была Левицким по душе, о другой они не помышляли.
«Для меня, – признается в этом письме Е.Г. Левицкая, – как и для многих тысяч моих сверстников, не было другого пути, кроме борьбы за народное счастье, за свержение царского самодержавия, уничтожение буржуазно-помещичьего строя». Так же поступили два ее брата…
«Наша судьба была в наших руках», – писала она, желая приободрить читателя журнала, склонявшегося к мысли о неизбежности судьбы.
Чтобы опровергнуть эту мысль, она привела несколько примеров из деятельности революционного подполья, доказывала, что любые трудности, удары судьбы можно преодолеть благодаря бдительности, осторожности, выдержке, смелости. Так, подпольщики, рискуя головой, сдали в ящиках в ломбард под видом мебели оборудование… подпольной типографии. В другой раз, когда в дверь квартиры Евгении и Константина Левицких постучали полицейские, нагрянувшие с обыском, революционеры не растерялись и выбросили в окно, в бурьян, росший за стеной дома, револьвер и нелегальную литературу. И здесь Евгения Григорьевна верна себе, рассказывает больше о других, чем о себе, особенно много говорит об Исааке Христофоровиче Лалаянце, известном большевике, который в ее глазах был образцом, идеалом революционера-подпольщика. Он жил под видом коммивояжера иностранной фирмы, якобы плохо говорившего по-русски, всегда выглядел подтянутым, безупречно одетым. И никому не приходило в голову, что в потайных карманах его костюма хранятся нелегальные партийные документы.
Потайные карманы шила Е.Г. Левицкая.
Как видим, она относилась к тем, кто считал допустимым хранить дома незаконно оружие (для чего?), обманывать полицейских, таможенников, участвовать во многих противозаконных деяниях во имя революции, вслед за которой должно было наступить народовластие. В потайные карманы каким-то образом Левицкая вшила резолюцию местного партийного комитета об избрании на съезд партии Ленина. Константин Левицкий был одним из тех, кто подписал мандат вождю большевиков. Как и многие другие революционеры первой волны, Левицкий нажил туберкулез, богатства не стяжал, думал не столько о детях, семье, сколько о партии, партийных делах, подпольной работе.
Все это я узнал до того, как услышал, наконец, долгожданное приглашение:
– Приходите, я сейчас живу на Бауманской улице…
Книги с надписями, фотографии Михаила Шолохова, его письма находились на квартире М. К. Левицкой, на другом конце Москвы. А здесь, на Бауманской улице, хранились только письма Маргариты Константиновны из Берлина в Москву, относящиеся к 1930 году, когда Михаил Шолохов недолго жил в Берлине. Муж Маргариты Константиновны, Иван Терентьевич Клейменов, был тогда сотрудником советского торгпредства в Германии.
С Маргаритой Константиновной, как выяснилось, я познакомился довольно давно, когда в середине шестидесятых годов писал книгу о московских пионерах космонавтики. Ее муж являлся в тридцатые годы руководителем института, где под его началом служил С. П. Королев и другие будущие корифеи космонавтики. Но тогда, собирая эти факты, я не знал, что Иван Клейменов был другом Михаила Шолохова.
Кроме старых писем, к моему приходу на столе оказался еще один документ, как раз тот, что так долго мне не удавалось найти – написанная рукой Евгении Григорьевны Левицкой автобиография. Она датируется 29 марта 1946 года. Указан в ней относящийся к тому времени адрес: дом № 3 по улице Грановского, ставший после революции V Домом Советов в Москве и местом жительства многих старых большевиков. Вслед за подписью «Евг. Левицкая» вижу слова (давшие Михаилу Шолохову основание для его посвящения): «Чл. ВКП(б) с 1903 г. № партбилета 0001277, персональный пенс. респ. знач….».
Начинается автобиография так:
«Родилась в 1880 году в городе Козельце Черниговской губернии в семье служащего, на винокуренном заводе. В нашей семье хранились революционные традиции: мой дядя, Алексей Николаевич Бах (ныне член Академии наук СССР), был видным народовольцем; старший брат судился по делу Германа Лопатима; второй брат выслан после похорон Чернышевского из Москвы.
Училась я самостоятельно; в 1898 году сдала экзамен за 7 класс гимназии. Читала очень много и мечтала уехать учиться в столицу на курсы. В этом же году уехала в Петербург и поступила на курсы Лесгафта, бывшие в то время пристанищем революционно настроенных молодых людей. Здесь я близко сошлась с кружком молодежи и под руководством старших товарищей, связанных с революционными кругами, стала заниматься основами, выполняя в то же время различные поручения: хранила и передавала литературу, носила передачи товарищам, сидящим в тюрьме, и пр. В то время у меня был первый обыск после ареста товарища, бывавшего у меня.
В 1901 году вместе с мужем моим К.О. Левицким выехала в Одессу…».
Вслед за Петербургом с 1901 года начинается новый период жизни – одесский. Константин Левицкий стал не только мужем, но и единомышленником. Первый раз его арестовали сразу после окончания гимназии. Завершать образование ему пришлось ехать за границу – в Дерпт, где в университете он сдружился с Виргилием Шанцером – Маратом, будущим руководителем московских большевиков в годы первой русской революции. Константин Левицкий, как пишет Евгения Григорьевна, являлся «в течение пяла лет членом Одесского комитета». Она – рядовой партии. Живя в Одессе, она, как и в Петербурге, выполняла хорошо знакомую конспиративную работу: получала и хранила нелегальную литературу, вела пропаганду в рабочих кружках, собирала средства для нужд партии. Приходилось тогда Евгении Левицкой организовывать «паспортное бюро», то есть добывать для подпольщиков чужие паспорта, подыскивать помещения для типографии, складов литературы, квартир для приезжающих товарищей. Она заведовала полтора года подпольной типографией… Вот где началась ее издательская деятельность, в конце концов приведшая к встрече с рукописью «Тихого Дона».
Затем последовал арест, для К. О. Левицкого – не первый. Местом ссылки определили город Оханск Пермской губернии, где они пробыли недолго. После отмены военного положения в Одессе Левицкие смогли вернуться в город. Снова произошел арест мужа. За ним в ссылку с двумя малолетними детьми на руках отправилась Евгения Левицкая; по истечении срока ссылки въезд не только в столицы, но и в большие города им запретили. Жили в маленьких – Гайсин, Елец, Моршанск. В дни 1917 года Константин Левицкий стал товарищем председателя Совета рабочих депутатов Моршанска, членом Совета избрали и Евгению Левицкую. Она занималась библиотекой, организовала склад литературы. И в том же 1917 году возобновилась болезнь мужа. Удалось с помощью старых товарищей перевезти его в Москву. Но врачи оказались бессильны. Левицкий вскоре умер.