Тайна «Нереиды» - Марианна Алферова

— Проводник — куда? — Вер говорил едва слышно, даже шевелить губами не было сил.

Было поздно, хронометр над очагом пробил полночь. Посетители давно разошлись, постояльцы мирно храпели под пуховыми перинами, хозяин за дубовой стойкой в третий раз перетирал бокалы и клевал носом. Вер давно собирался уйти наверх, но никак не мог найти в себе силы встать со скамьи и подняться по скрипучей деревянной лестнице в комнатку под самой крышей. Кровать… Вер думал о ней с отвращением. Еще одна бессонная ночь, когда, наглотавшись снотворного, он будет раз за разом проваливаться в беспамятство, а боль — крюком вытаскивать его назад. Горячие липкие простыни, искусанные до крови губы, равнодушное тиканье хронометра на ночном столике. Неужели еще одна подобная ночь? Он этого не вынесет.

Парень щелкнул ногтем по глянцевой обложке ежемесячника, торчащего из кармана Вера.

— Сюда.

Огромный колодец, облицованный серым мрамором. Не колодец — целый бассейн. Поверхность воды изумрудная, непрозрачная. Грубоватые массивные статуи вокруг. В них больше варварского, нежели эллинского. Несомненно, Кельнская школа.

— Тебя интересует Колодец Нереиды.

— Странное название. Откуда оно пошло?

— Никто не знает. Говорят, на дне жила Нереида. И еще говорят: кто пьет воду из колодца, становится мудрее. Но жизнь мудреца убывает с каждым глотком. Поэтому люди не ходят к колодцу за водой…

Почему бы в самом деле не взять этого парня со светлыми, холодными, как лед, глазами и слишком уж тонкими чертами лица в проводники? Ведь кто-то нужен Веру.

— Ты знаешь дорогу?

— Трижды в месяц гуляю по этому маршруту. Парень залпом осушил кружку. На стенках медленно оседала пена. Хорошее пиво. И наверняка холодное. Вер облизнул губы. И поманил пальцем парнишку-официанта, хотя знал, что не сможет сделать ни единого глотка.

— Значит, завтра идем.

— Завтра, — бесцветным голосом повторил Вер. — Завтра — Календы. В Календы хорошо начинать дело. Хорошее начало прежде всего.

— Да уж, как дело начнется, так оно и пойдет, — подтвердил проводник.

На этот раз Вер подозвал хозяина. Тот подошел, несколько растерянный — верно, ожидал какой-то взбучки от странного гостя.

Но Вер лишь сиял с шеи висящую на шнурке серебряную фиалу и положил ее на широкую ладонь хозяина.

— Сохрани до моего возвращения. Вер повернулся к проводнику:

— Как тебя зовут?

— Магна.

Вер посмотрел на ее могучие плечи, обтянутые кожаной курткой. Не у каждого мужчины бывает такая мускулатура. Она заметила его недоумение и согнула руку в локте. Бицепсы вздулись буграми. Для мужчины лицо ее было слишком тонким, для женщины — грубым.

— Помоги мне подняться наверх, — попросил он. Она охотно подставила плечо. Не задавала глупых вопросов. И хорошо. Он сам их себе задаст. Магна сгрузила его на постель. Он лежал, тяжело дыша. Как будто это он волок ее вверх по лестнице, а не наоборот. Бок горел огнем. Проклятая опухоль нагло выпирала под шерстяной туникой. Опухоль пульсировала, и ткань колыхалась.

— Что-нибудь еще? — спросила Магна, отворачиваясь.

— Воды. Кувшин воды со льдом, — прохрипел Вер.

Она подала ему напиться. Он пил прямо из кувшина и прикладывал куски льда к боку, и боль немного утихла.

— Ты болен, — сказала Магна. Он отрицательно покачал головой. — Это не болезнь, это другое… завтра… мы пойдем… не беспокойся…

Клодия была влюблена в свой маленький уютный домик на Эсквилинском холме. С какой тщательностью она стаскивала сюда драгоценные приобретения! Гладиаторша обожала старинные вещицы: глиняную, покрытую красной глазурью посуду, серебряные кубки — из тех, что были сделаны еще в Первом Тысячелетии, их часто находят во время раскопок Помпеи и Геркуланума. Еще она обожала мраморные бюсты той поры с их характерной, почти карикатурной достоверностью и легкой небрежностью в проработке деталей. Скульпторы как будто торопились, опасаясь, что очередной заказчик не успеет расплатиться, сгинув в хаосе междоусобиц. Это было время великой смуты. Императоры гибли от мечей собственных солдат, а варвары стояли у порога Империи. Многие из могущественных прежде родов исчезли на пороге нового тысячелетия так теряется в пустыне многоводная река, не в силах сопротивляться нестерпимому жару солнца. Светило Первого тысячелетия звалось тиранией. Теперь бюсты никому не известных людей заполнили антикварные лавки, не интересуя никого, кроме фанатиков, помешанных на древних вещицах.

В доме у Клодии было три бюста. Один изображал величавого человека лет сорока с открытым и дерзким лицом, с коротко остриженной бородкой и печальными усталыми глазами. Клодия называла его Аристократом. Возможно, он был последним в своем роду и сознавал, что некому передать роскошную виллу, бронзовые доски с выбитыми на них именами и груду посмертных масок знаменитых предков. Наверняка он относился к этому почти равнодушно и давным-давно оставил завещание в пользу своего вольноотпущенника, по совместительству любовника и управляющего. Но все равно тайная тоска грызла его сердце и навсегда застыла в продольной морщинке на лбу. Второй бюст принадлежал поразительно красивой молодой женщине с волнистыми волосами, спускающимися спереди и закрывающими уши, а сзади собранными в узел. Клодия именовала ее Гетерой или Красавицей — в зависимости от настроения. Было что-то дерзкое, бесстыдное в улыбке ее полных, красиво очерченных губ. Но если смотреть на лицо в профиль, смотрящего охватывала нестерпимая грусть. Третьим был мужчина в расцвете лет с тонким лицом, удлиненным короткой раздвоенной бородкой. Неизвестный скульптор, умерший тысячу лет назад, не стал накручивать на плечи мужчины вычурные складки, а лишь слегка обозначил резцом ткань простой туники. За аскетичность наряда Клодия именовала неизвестного Философом. На первый взгляд казалось, что этот красивый и изнеженный тип вряд ли интересовался каким-либо учением. Ну разве что учением Эпикура. Но что-то в разрезе глаз, в изломе тонких ироничных губ подсказывало Клодии, что она выбрала для своего мраморного друга верное имя. Мысленно она так и называла их: «Мои друзья!» Когда она входила в атрий и видела эту троицу рядом с ларарием, Клодия радовалась, будто друзья встречали ее в пустом доме.

Сегодня Клодия решила зайти в антикварную лавку и купить четвертый бюст. Она уже присмотрела в прошлое посещение мраморную голову молодого человека, которого мысленно окрестила «воином». Его лицо не блистало умом, но даже в мраморе оно сохраняло живость черт. Сейчас воин выхватит меч и кинется в атаку. Но не было меча. И рук тоже не было. Даже мраморных. Клодии нравился такой тип людей. В тридцать в них продолжает бить веселье и дерзость юности, в сорок они по-прежнему способны на безрассудство. Женщины этого типа до старости сохраняют красоту. Мужчины обаятельны даже в семьдесят. Впрочем, в мраморе сопротивляться напору времени гораздо проще, нежели в обличье из плоти.

— Если моего солдата кто-нибудь купил, я разнесу эту дерьмовую лавку, клянусь Геркулесом, — пробормотала Клодия, входя.

Внутри маленькой лавчонки царил полумрак. Падающий сквозь узорные решетки солнечный свет высвечивал густые рои пылинок. Мраморные бюсты стояли плотными рядами, как легионеры в шеренге, ожидая атаки. Лучшие, как и положено, впереди. Гладкие, холеные, с надменными лицами. Первая когорта. Задние прятались за их спинами, пытаясь скрыть сколотые куски драпировок. Здесь встречались детские портреты императоров, лишенные носов и губ, изображения их любовниц и любовников, и бронзовые, утратившие стеклянные глаза головы каких-то стариков и старух.

Хозяин, узнав Клодию, кинулся навстречу.

— Что-нибудь желаешь приобрести, домна Клодия? — суетился хозяин, обтирая мягкой тряпочкой ближайшую мраморную голову. — Может быть, этого красавца? Он как раз тебя дожидается.

— Это же Антиной, — брезгливо скривила губы Клодия. — Терпеть не могу педиков.

— Ах да, Антиной. Но некоторые матроны души в нем не чают. Ты читала последний библион Фабии? Антиной был влюблен в юную девушку и хотел жениться. А император Адриан приревновал его и велел утопить в Ниле. А потом всю жизнь скорбел об этом. За четыре дня у меня купили три бюста Антиноя. Этот последний. Хотя современные мастерские и составляют нам конкуренцию. Говорят, за месяц новых Антиноев изваяли сто штук. И еще десять в полный рост.

Клодия почти не слушала, смотрела на стоящий в углу бюст. Его будто специально задвинули в тень, за шкаф с терракотовыми статуэтками, попавшими в лавку из ларариев вымерших родов. В полумраке можно было угадать прямой нос и твердый подбородок.

— Мне нужен вот этот, — сказала Клодия, указывая на своего избранника.

— Этот? Прекрасный выбор, домна Клодия! — воскликнул хозяин. — Он обойдется тебе в тридцать тысяч. И еще пятьдесят за доставку. Изволишь выписать чек?