Синтез - Токацин

В фургон поместилось всё. Самые хрупкие приборы Гедимин рассовал по карманам. Проверив, надёжно ли заткнуты концы труб (внутри был спрятан жёлтый кек), он закрыл фургон и вернулся за штурвал. Против ожидания, глайдер оторвался от земли легко. «Три месяца потерянного времени,» — досадливо сощурился сармат, направляя его на север. «Три полных цикла, два или три стержня. Надо навёрстывать.»

О пропущенном обеде он вспомнил, когда из фургона была вынесена последняя фриловая плита, а опустевший транспорт был отогнан под прикрытие деревьев в стороне от оврага. Отогнав мысли о еде, сармат глотнул пару раз из фляги, затолкал герметичный куль с сыпучим веществом в пустую бочку, бросил сверху охапку ветоши и понёс наполненную ёмкость к хвосту корабля. По пути он едва не споткнулся о тёмный свёрток на палубе. Там, завёрнутые в наиболее целую униформу, лежали собранные по кораблю кости.

— Вернулся? — из крайнего отсека выглянул ухмыляющийся Линкен. Запах аммиака и горелого фрила стал гораздо слабее, запахло мокрым металлом. Гедимин отдал сармату бочку и сам вышел в хвостовой отсек и огляделся.

Там было светло — взрыв топливных насосов разорвал обшивку в клочья, и её края изгибались во все стороны вокруг многочисленных проломов. У одного из них сидел хмурый Кенен и возюкал чёрным куском ветоши по обугленному металлу.

— Помочь? — спросил Гедимин, потянувшись за перчатками. Линкен покачал головой и легонько толкнул его в грудь.

— Мы справимся. Займись своими вещами. Всё здесь? Нужно вернуться?

— Только отогнать обратно фургон, — ответил Гедимин. — Охрана может заметить, что его нет.

— Я отгоню, — из угла выбрался Хольгер. — Размещайся. Иджес уже ломает торпедный отсек. Тебе там будет удобно.

Из торпедного отсека доносился лязг и скрежет металла. Там горел свет, и Гедимин заметил, что в «кочегарке» стало на одну лампу меньше. Заглянув в торпедный отсек, он увидел Иджеса и груду почти не повреждённых металлических частей на полу — сармат успел разобрать податчик торпед и вынуть из стены барабан. У стены лежал сдвоенный контейнер с водой и Би-плазмой; ещё один, пустой, был брошен у выхода, рядом с останками повстанцев.

— Ешь, — сказал Иджес, поворачиваясь к Гедимину. — Я тут освобождаю место. Здесь будет лаборатория?

Гедимин кивнул. Теперь, без ненужных конструкций, было проще оценить размеры отсека и прикинуть, как лучше разместить оборудование, — и сармат уже знал, что и куда поставит. Он вскрыл контейнер с водой и жадно отхлебнул — от волнения пересохло в горле. «Вот и лаборатория,» — думал он, глядя на внутреннюю обшивку «Ската». «Такой у меня ещё не было.»

В машинном отделении послышались шаги. В торпедный отсек заглянул Линкен.

— Важно, чтобы уран обогащался, — сказал он. — Чтобы ты делал стержни. Расставляй свои агрегаты. Когда запустишь?

— Не так быстро, — качнул головой Гедимин. — Нужен РИТЭГ. Нужна вентиляция. Нужно очень много воды. Сейчас снаружи прохладно. Для охлаждения этого хватит. За зиму сделаю новый охладитель. Но вода нужна сразу.

— Понятно, — отозвался Линкен. — Вверх по оврагу есть ручьи. Немного побурить — и можно класть трубы… Постой! Как охлаждался реактор «Ската»? Где была вода?

— Там, — Гедимин указал на широкий пролом на месте носовой части.

— Ясно, — кивнул взрывник. — Мы вот-вот закончим. Тогда поможем тебе с бурением.

Гедимин старался нести все свёртки очень осторожно — и тогда, когда выносил их из разрушенной лаборатории, и теперь, когда оставалось только забрать их из машинного отделения и донести до торпедного отсека. И всё-таки ему было не по себе, когда он разворачивал промасленную ветошь и осторожно вытирал корпус РИТЭГа. Этот генератор он когда-то извлёк из экзоскелета; второй — собрал сам. Оба выглядели исправными.

— А тут просторно, — хмыкнул Иджес, вытаскивая наружу металлические обломки. — Не нужно ползать. Помнишь, ты сделал обувь для коленей?

Гедимин усмехнулся.

«Я снова собираю фторирующий реактор,» — думал он, доставая из очередного свёртка части бака, патрубки, нагреватель и пустой газовый баллон. «В третий раз. Считается, что с каждым разом должно получаться лучше. Проверим…»

До отбоя оставалось пятнадцать минут. Гедимин лежал на кожухе уцелевшей турбины, свесив руки, и чувствовал, как по телу растекается приятный металлический холод. Из торпедного отсека доносился тихий гул прибывающей воды. Насос работал уже полчаса; две запасные бочки наполнились, теперь настала очередь бортовых корабельных резервуаров. Гедимин лениво прислушивался к гулу внутри и снаружи корабля — глайдер должен был вернуться с минуты на минуту.

— Гедимин! — Иджес, сидевший у турбины, зашевелился и повернулся к неподвижному сармату. — Будешь запускать реактор?

— Завтра, — отозвался ремонтник.

Из открытого люка, ведущего в торпедный отсек, бил в переборку пучок яркого света; если бы Гедимин повернул голову, он увидел бы удлинённый купол защитного поля — два купола, накрытые третьим, над фторирующим реактором и обогатительной камерой. Двадцать пять килограммов окиси урана ожидали, когда их загрузят в бак; плавиковой кислоты было достаточно, и нагреватели, и системы охлаждения работали исправно.

— Завтра всё заработает, — сказал Гедимин.

Брезентовый полог качнулся от сильного ветра. Два полотнища разошлись в стороны, пропуская полупрозрачный купол защитного поля. Долей секунды позже в корабль вкатился глайдер. Он лёг на «полевую» подушку между уцелевшей турбиной и обломками разрушенной. Полог опустился за ним.

— Вас видно, — буркнул Линкен, выбираясь из глайдера. Гедимин сел, Иджес нехотя поднялся на ноги. Хольгер помахал сарматам с заднего сидения, но вставать не стал. Он всё ещё опасливо щурился — отходил от недавнего полёта. Гедимин хмыкнул.

— Где светит? — спросил он. — Брезент отходит?

— Да, качается на ветру, — Линкен выключил лампы у входа и потянул полотнища навстречу друг другу, соединяя края. — Вот лабораторию не видно. Светит хвост и нос.

— В кочегарке свет не нужен, — слегка сощурился Иджес. — Там никто не сидит. Не включать его, и всё. И тут маяки ни к чему.

— Что с водой? — спросил Линкен, кивнув на освещённый люк. — Закончили? Доделывать надо?

— Всё работает, — отмахнулся Гедимин. — Наполнятся бортовые резервуары — отключишь. Воду будем брать по мере надобности.

— С ураном работал?

Ремонтник качнул головой.

— Ждёт до завтра.

— Ясно, — Линкен кивнул. — Не спеши, атомщик. Тут обойдёмся без взрывов. Глайдер забирай. Я остаюсь на ночь.

— Не хватятся? — Гедимин настороженно сощурился. Взрывник хмыкнул.

— На рудник успею. Остальное — мои проблемы. Говори, что нужно делать.

— Разбирать генератор, — ремонтник посмотрел на длинную гору обломков вдоль левого борта. — То, что пойдёт в дело, складывай в лаборатории. Остальное переплавим.

— А этот? — Линкен потрогал треснувший кожух второго генератора. — Будет работать?

— Постепенно починим, — отозвался Гедимин.

Линкен внимательно посмотрел на него, потом на повреждённую турбину, обвёл оценивающим взглядом весь корабль и криво ухмыльнулся.

— Четверо сарматов на целый спрингер. Постепенно? Хорошее слово, eateske.

— Пятеро, — поправил его Хольгер. Линкен мигнул.

— Маккензи не в счёт. Лучше, чтобы он тут не лазил.

Гедимин недовольно сощурился.

— Нас и так мало. Я бы позвал самок.

Он шёл к залу управления, чтобы погасить свет, но на резкий выдох за спиной обернулся. Линкен смотрел на него в упор, и шрам на его лице дёргался.

— Никаких самок. Никого, кроме нас. Никого.

По корпусу «Ската» стучал дождь; удары множества капель сливались в размеренное шипение, почти неотличимое от шума из торпедного отсека. Там шипел раскалённый фторирующий реактор — вода, омывающая его бока, немедленно превращалась в пар, и капли конденсата стучали по рилкаровому поддону, стекая в трубу. Рилкар не нагревался так сильно, как металл, и слабее поддавался разъеданию, — Гедимин не жалел, что потратил на поддон такой большой лист. Обогатительная камера работала бесшумно — только был слышен плеск воды, охлаждающей баллон, в котором оседали кристаллы гексафторида, и еле слышно потрескивал счётчик Гейгера. Гедимин, на секунду прервав работу, прислушался и довольно кивнул — это был прибор, поставленный под защитное поле; тот, что висел на стене лаборатории, не издавал никаких звуков.

Внутри разбитого корабля было темно. Уже пятый день сарматы обходились светом наручных фонарей. В лаборатории слегка подсвечивались счётчики Гейгера и датчики температуры; Гедимин несколько раз прошёл вдоль корабля, придирчиво разглядывая все щели, в которые мог бы просочиться свет, прежде чем решил оставить несколько светодиодов. Он уже освоился достаточно, чтобы выполнять простейшие операции на ощупь, а ничего более сложного в ближайшее время не предвиделось. Машинный отсек по-прежнему был завален громоздкими обломками, и четверо сарматов копались в них, разыскивая уцелевшие детали.