Черчилль. Биография - Мартин Гилберт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Варшавское восстание было жестоко подавлено. Тысячи поляков были казнены. Русские войска вступили в столицу только через четыре месяца.
Утром 5 сентября Черчилль поездом уехал из Лондона, а днем уже поднялся на борт «Куин Мэри» в Клайде. Вместе с ним отправилась медсестра Дороти Пью. Во время плавания Черчилль узнал, что военнослужащие на борту, которым предстояло увольнение, были вынуждены потерять неделю, потому что ждали прибытия премьер-министра. Он сразу же направил телеграмму Рузвельту с просьбой возместить им эту неделю. «Буду рад, если об этом объявят до конца рейса, и их тревога уляжется», – написал Черчилль. Рузвельт согласился.
Черчилль не очень хорошо себя чувствовал. Во время пребывания в Италии ему прописали двухнедельный курс таблеток от малярии, и эти таблетки, видимо, плохо на него подействовали. 8 сентября, после совещания на борту, Брук записал, что Черчилль «выглядел старым, нездоровым и подавленным. Ему явно было трудно сосредоточиться, он постоянно поддерживал голову двумя руками». На совещании Черчилль сказал начальникам штабов, что его беспокоит их предложение о переброске войск из Италии на Дальний Восток. Это основывалось на предположении, что Германия, скорее всего, рухнет до конца 1944 г. Он сказал, что это опасное предположение, поскольку «немецкие гарнизоны оказывают упорное сопротивление в большинстве портов. Американцы не смогли захватить Сен-Назер и застряли перед Нанси. Немцы также ожесточенно сопротивляются в фортах, окружающих Антверпен, а он нам крайне нужен».
Пока «Куин Мэри» плыла на запад, британские войска вошли в Брюссель. Но были и другие новости, которые подтверждали опасения Черчилля. Немцы продолжали удерживать Булонь, Кале и Дюнкерк и вновь захватили Мец. На востоке сталинские войска не знали неудач. 9 сентября они вступили в Болгарию. На следующий день Болгария капитулировала. Румыния уже бросила Германию и присоединилась к союзникам. Теперь у русских возникла возможность быстрого продвижения через Балканы в Венгрию.
10 сентября «Куин Мэри» вошла в порт Галифакса. Оттуда Черчилль сутки поездом добирался до Квебека, где на соседнем пути его уже ждал поезд Рузвельта. 12 сентября они узнали, что американские войска перешли немецкую границу к западу от Ахена. Но сообщение из Лондона гласило: «Сопротивление противника усиливается по мере приближения союзников к границе Германии».
Рузвельт наконец согласился с тем, что армия Александера больше не должна сокращаться. Американцы даже были готовы выделить для нее десантные суда, необходимые для высадки на Истрии. Черчилль испытал большое облегчение. На совещании он сказал, что его «всегда привлекало правостороннее движение с целью всадить Германии клинок в адриатическую подмышку. Нашей целью должна стать Вена».
13 сентября министр финансов Рузвельта Генри Моргентау заявил, что в послевоенной Германии вообще не должно быть никакой промышленности. Рур следует закрыть, а судоверфи демонтировать. Поначалу Черчиллю от этого стало не по себе. «Я полностью за разоружение Германии, – сказал он Моргентау, – но мы не должны препятствовать ее достойной жизни. Существует определенная солидарность между трудящимися, и народ Англии не поддержит политику, которую вы предлагаете. Я согласен с Бурком. Нельзя обвинять всю нацию. То, что необходимо сделать, следует сделать быстро. Казнить преступников, но не растягивать это дело на годы».
Через два дня, сообщая о плане Моргентау военному кабинету, Черчилль, однако, написал: «Поначалу он меня сбил с толку, но теперь считаю, что аргумент о разоружении решающий, и последствия этого для нас будут выгодны». Часть экономической выгоды от демилитаризованной Германии заключалась, по его мнению, в том, что Британии придется обеспечивать ее, а это должно стимулировать промышленный рост самой Британии. 15 сентября Черчилль и Рузвельт подписали соглашение о «преобразовании Германии в страну по преимуществу сельскохозяйственную и крестьянскую». Однако государственный департамент США отверг это соглашение раньше, чем его успели обсудить в военном кабинете в Лондоне.
17 сентября, когда Черчилль был в Квебеке, три парашютно-десантные дивизии британцев и американцев, а также польская парашютная бригада, общей численностью 35 000 человек, десантировались в немецком тылу на территории Голландии с задачей захватить мост через Рейн. Когда началась операция, Черчилль уехал из Квебека в резиденцию Рузвельта. Два дня он был гостем президента. Клементина была с ним. В письме Мэри она отмечала: «Президент, при всех своих талантах, не работает. Он не может (отчасти по состоянию здоровья, отчасти по складу характера) работать круглые сутки, как твой отец. Не думаю, что его мозг сосредоточен на войне больше четырех часов в день, чего, разумеется, недостаточно для верховного главнокомандующего».
Черчилль с Рузвельтом говорили об атомной бомбе, которая, как им сообщили, «почти наверняка» будет готова к августу 1945 г. На этой неделе было совершено 2600 вылетов, сброшено 9360 тонн бомб на Германию и потеряно более ста самолетов. При этом одна атомная бомба, доставленная одним самолетом, была бы эквивалентна как минимум 20 000 тонн взрывчатки. Они оба отвергли соображение, что «мир должен быть информирован об атомной бомбе и что для ее применения может потребоваться международное соглашение». Они также решили, что после того, как такая бомба окажется в их распоряжении, ее, «возможно, по зрелом размышлении, следует использовать против японцев, которых следует предупредить, что такие бомбардировки продолжатся, пока они не сдадутся».
Черчилль не был уверен в необходимости применения атомной бомбы: он считал вполне вероятным, что нынешние тяжелые, систематически усиливающиеся бомбардировки японских городов и без того могут заставить Японию выбросить белый флаг. «Люди готовы терпеть тяжелые бомбардировки, – говорил он, – если надеются, что рано или поздно они закончатся. Такой надежды у Японии не должно быть. Все, на что они должны рассчитывать, – только на увеличение количества бомб, обрушивающихся на их населенные пункты».
19 сентября Черчилль ночным поездом отправился в Нью-Йорк. Утром он уже был на борту «Куин Мэри». «ПМ в прекрасной форме, – заметил Каннингем, – и интересно рассказывает о своей работе в Адмиралтействе в прошлую войну». Во время плавания Черчилль в основном занимался подготовкой речи, которую собирался произнести по возвращении. «Работает яростно, – записала Мариан Холмс в дневнике 24 сентября. – Надиктовал еще 2000 слов. Имела прекрасную возможность наблюдать за ним. Не прерывая диктовки, он встал с постели, даже не обратив внимания, что на нем слишком короткая пижамная куртка. Тем не менее был в добродушном и умиротворенном настроении, от него исходили волны благожелательности».
26 сентября «Куин Мэри» вошла в порт города Гринок. Черчилля встречал Джон Пек со свежими и срочными телеграммами. Самые плохие новости пришли из Голландии. Попытка захватить и удержать мост через Рейн провалилась. Погибло 1400 десантников. По дороге в Лондон поезд Черчилля остановился, чтобы захватить мешок со срочной почтой. Пришло тягостное известие о том, что последние очаги сопротивления польских патриотов в Варшаве подавлены и десятки тысяч жителей города подверглись жестоким репрессиям.
В десять утра поезд пришел в Лондон. Через полтора часа Черчилль уже был в палате общин на традиционном часе вопросов премьер-министру. Был поднят вопрос о будущей судьбе тех, кто виновен в злодеяниях нацизма. Правительство, заявил Черчилль, «решительно настроено сделать все возможное, чтобы не дать нацистским преступникам найти убежище в нейтральных странах и избежать ответственности за свои преступления». Черчилля очень заботила война на Дальнем Востоке. В телеграмме Сталину он написал, что начало военных действий России против Японии, особенно в воздухе, существенно ускорит их поражение.
Черчилль решил встретиться со Сталиным. Вечером он попросил Портала заняться подготовкой визита в Москву. У него был ряд причин, чтобы по возможности ускорить этот визит. Опасаясь чрезмерных финансовых расходов, которых может потребовать от Британии затянувшаяся война с Японией, он хотел убедить Сталина объявить войну Японии сразу же после поражения Германии. Он рассчитывал обсудить политическое устройство Греции и Югославии, которые надеялся вывести из-под контроля коммунистов, а также и Польши. Он чувствовал личную моральную ответственность за судьбу этой страны. «Не понимаю, почему невозможно, – говорил он в этот день в палате общин, – найти разумный компромисс в этом вопросе. Россия получит безопасность, на которую она имеет полное право и ради которой мы должны сделать все, что в наших силах, а польский народ – суверенитет и независимость, за что он не переставал бороться на протяжении столетий».