Жюстина - Донасьен Альфонс Франсуа де Сад

– Пусть она воздержится от того и другого, – сказал Дольмюс, – судьи останутся глухи к её обвинениям, а её мольбы нас не тронут.

– Но вдруг я расскажу… – робко начала Жюстина.

– Все равно это дело вернется к нам, – перебил её Кардовиль, – и уважение и почет, коими мы пользуемся в этом городе, сразу отметут всяческие инсинуации, а ваша казнь после этого будет более жестокой и продолжительной. Вы должны понять, ничтожное существо, что мы потешились вами по той простой и естественной причине, которая заставляет силу унижать слабость. Жюстина хотела сказать ещё что-то, хотела броситься в ноги этих чудовищ, чтобы разжалобить их или попросить немедленно предать её смерти. Её просто-напросто не слушали: девушки её оскорбляли, мужчины ей грозили; её препроводили обратно, бросили в темницу, тюремщик встретил её с тем же таинственным видом, который у него был, когда она отсюда выходила.

– Ложитесь отдыхать, – сказал ей Цербер, втолкнув её в камеру, – и если вы задумаете сказать хоть слово о том, что произошло с вами этой ночью, помните, что я буду вас опровергать, и это бесполезное обвинение ничего вам не даст.

– О небо! – воскликнула Жюстина, оставшись одна. – А я-то так боялась смерти, боялась покинуть этот мир, состоящий из великих злодеев! Так пусть рука Всевышнего, сию же минуту вырвет меня отсюда любым способом – я буду только счастлива! Единственным утешением, которое остается несчастным, рожденным среди столь диких зверей, служит надежда поскорее уйти от них. На следующий день Жюстину навестил коварный Сен-Флоран.

– Ну и как? – осведомился он. – Вам понравились мои друзья, которым я вас порекомендовал?

– О сударь, это – монстры!

– Но вам надо было расплатиться за их протекцию, я вас предупреждал об этом.

– Я сделала все, что они хотели, но они все равно погубят меня.

– Ну я могу допустить это: вы заставили их пролить слишком много спермы, а нет ничего опаснее, чем последствия отвращения. Так вы говорите, что они и не думают спасти вас?

– Со мной все кончено!

– Давайте поглядим, как они вас отделали. – И он оголил её. – Ага, черт меня побери! Тогда все понятно: не надо было позволять им такие вещи. Знаете, я хочу поговорить с вами, по-дружески, я знаю, что по причине чрезмерности ваших преступлений вас собираются сжечь заживо: вот какую казнь вам готовят. Значит сейчас надо думать не о спасении вашей жизни, а о том, чтобы они ограничились повешением вместо сожжения.

– Но что для этого требуется, сударь?

– Прежде всего целиком положитесь на меня, тем более что больше всего возбуждает мои чувства мысль насладиться женщиной, приговоренной к смерти. Я не был этой ночью вместе с друзьями только потому, что боялся, как бы они вас не пощадили. Теперь, когда я уверен, что вы умрете на эшафоте и что под вопросом только способ казни, вы меня невероятно возбуждаете, посему покажите ваш зад.

– О сударь!

– Ну что ж, тогда вас сожгут… И несчастная, чтобы избавиться от ужаснейшей смерти, покорно повиновалась. Никогда в жизни этот распутник не был так разгорячен, невозможно описать все изощрения, которые он употребил, чтобы сильнее насладиться девушкой, обреченной на смерть благодаря его интригам. В какой-то момент Жюстина попыталась напомнить ему о помощи, которую он ей обещал, она соглашалась на все, чтобы ей спасли жизнь. Но Сен-Флоран, который блаженствовал оттого, что отправляет её на смерть, ответил, что сейчас не время об этом, и завершил сцену с редкой жестокостью. Потом позвал тюремщика:

– Пьер, сношай эту тварь на моих глазах. Какая невероятная удача для грубого мужлана! Он не заставил просить себя дважды, Сен-Флоран спустил ему панталоны и содомировал ключника, пока тот громадным инструментом терзал жертву.

– Достаточно, – сказал Сен-Флоран, когда залил спермой мерзкую задницу надсмотрщика. – А теперь, шлюха, – обратился он к Жюстине, – даже не думай, что я хотя бы пальцем пошевелил ради тебя: напротив, я попрошу судей сделать приговор как можно более суровым. Надо было вовремя соглашаться на моё предложение и не показываться мне на глаза. Да, я уверен, что тебя поджарят, и приложу к этому все усилия. Монстр вышел и оставил несчастную девушку в оглушенном состоянии, похожем на небытие смерти, которая скоро накроет её своей тенью. На другой день допросить её пришел Кардовиль. Она не смогла сдержать дрожь, увидев, с каким хладнокровием негодяй смеет исполнять правосудие – тот самый отвратительный на свете злодей; тот, кто вопреки всем законам этого самого правосудия, вопреки всем его правам, которыми был облачен, так жестоко растоптал накануне невинность и несчастье. Она вложила в свои оправдательные речи весь пыл, который дает человеку правота, но искусство этого бесчестного чиновника превратило все её оправдания в отягчающие обстоятельства. Когда обвинения были доказаны по мнению этого единственного судьи, он имел наглость спросить её, не знает ли она некоего уважаемого в городе человека по имени Сен-Флоран. Жюстина ответила, что знает его.

– Хорошо, – сказал тогда Кардовиль. – Большего мне не нужно. Этот господин де Сен-Флоран, который по вашему утверждению вам знаком, также знает вас прекрасно; он входит в число ваших обвинителей, он заявил, что видел вас в шайке разбойников, и вы первая отобрали у него деньги. Ваши товарищи хотели пощадить его, и вы одна настаивали на его смерти, тем не менее ему удалось спастись. Жюстина в отчаянии стала кататься по полу и оглашать своды душераздирающими криками; она билась лбом о каменные плиты, будто желая покончить с собой. И не найдя сочувствия своим неописуемым мукам, она вскричала:

– Подлец! Я все передам Господу, и он отомстит за меня; он докажет мою невиновность и заставит тебя раскаяться в твоих гнусных делах и злоупотреблениях властью. Кардовиль позвонил в колокольчик; он велел тюремщику увести обвиняемую, объяснив, что её ярость и раскаяние не позволяют продолжать допрос; однако обвинения подтверждаются, поскольку она призналась во всех преступлениях. И после этого чудовище спокойно удалилось!.. И молния не поразила его!.. Ход дела был ускорен; -'с судьи, подстегиваемые ненавистью, мстительностью и похотью, быстро вынесли Жюстине приговор.

– О небо! – простонала она, услышав о приближении казни. – Под какой же звездой я родилась, что любой добрый порыв моей души тотчас навлекает на меня бесчисленные беды и злоключения? Как случилось, что это проницательное Провидение, чью справедливость я боготворила всю жизнь, карая меня за добродетельность, дает мне в судьи тех, кто всегда мучил меня своими пороками? Знатная дама и богатый человек, которых я встретила в детстве, посягнули на моё счастье и мою девственность; за свою неудачу они отомстили тем, что привели меня к подножию эшафота, они наслаждаются роскошью, а меня едва не повесили. Потом я попала к разбойникам и убежала от них вместе с человеком, которому спасла жизнь, в благодарность он меня изнасиловал и избил до бесчувствия. Я встретилась с развратным господином, который хотел принудить меня зарезать свою мать, этот злодей сумел свалить на меня собственное преступление: я сбежала, а он продолжает процветать. Затем судьба столкнула меня с хирургом – убийцей и кровосмесителем, – я пыталась предотвратить ужасное детоубийство, но оно свершилось, и меня заклеймили как преступницу: фортуна осыпала истинного убийцу дарами, я оказалась в страшной нищете. Другой злодей развлекался тем, что топил детей, рожденных от его семени, я воспротивилась этому, за что попала в его лапы, и негодяй намеревался держать меня до конца моих дней в своей крепости. Меня попросили впустить к нему шайку разбойников, предать одну из моих подруг… Я согласилась по собственной слабости, и вот я на свободе, мне улыбается счастье за то, что я позволила себе совершить жестокий поступок. Обещание участвовать в злодействе вызволило меня из заточения у Бандоля, куда увлекла меня добродетель. Я захотела причаститься, припасть к ногам Предвечного, который был причиной всех моих бед, и высший суд, от которого я ждала очищения во время одной из самых священных наших мистерий, стал кровавым театром моего бесчестья: тот, кто осквернил меня и унизил, поднимается к высшим постам в своем ордене, а меня преследует злой рок. Я пожалела женщину, которая рассказала мне о своих несчастьях, а она привела меня на настоящую живодерню, и там, как никогда доселе, я поняла, что злая рука судьбы будет терзать меня до конца жизни. У д'Эстерваля я испытала на себе множество преступлений и ни в одном из них не участвовала: меня держало там пылкое желание увидеть торжество добродетели, и я была вынуждена способствовать злодействам, чтобы предотвратить их. И вот наконец одна жертва спасается благодаря моим хлопотам – это был Брессак, тот самый монстр, что обвинил меня в убийстве своей матери… В награду за мои старания он привел меня к другому злодею, чье безумство не в силах представить даже фурии. Я попыталась спасти одну из жен этого чудовища, но потерпела неудачу; тогда я вознамерилась помочь сбежать другой его жене – и вот за этот поступок судьба отплатила мне тем, что я едва не умерла самой мучительной из смертей. У этого отвратительного господина я встретила ещё одного антропофага, который предложил мне травить людей ядом, я отказалась, и он швырнул меня в зловонное болото. Затем я увидела того, кого моя доброта спасла от бандитов, кто изнасиловал меня в знак благодарности: преследуемая нищетой, я молила его о милосердии, и он предложил мне его в обмен на участие в самых мерзких своих делах – он захотел, чтобы я искала для него жертвы. Возмутившись таким предложением, я с гневом отвергла его, тогда мстительный развратник ещё раз заставил меня послужить своим мерзостям. Я сбежала из Лиона и первым человеком, которого встретила, оказалась женщина, просившая милостыню; я сжалилась над ней, она заманила меня в подземелье, где на меня обрушились новые беды и новые гнусности. Как условие моей свободы от меня потребовали совершить кражу, я отказалась, я выдала злодея – и вот он счастлив, а я наказана. Наконец обязательство участвовать в новом злодеянии разбило мои оковы – только после этого улыбнулась мне фортуна. Избавившись от всех этих негодяев, я направилась в Гренобль, увидела лежащего без сознания человека и пришла ему на помощь – неблагодарный заставил меня, как скотину, крутить колесо и утолять его прихоти; кроме того, этот сумасшедший захотел, чтобы я его повесила: второй раз оказавшись хозяйкой его жизни, я пожалела его, а он живьем бросил меня в яму с двумя сотнями трупов. Все его желания были удовлетворены, а я приготовилась умереть на эшафоте за то, что меня вынудили работать в его доме. Одна ужасная женщина, которую послало мне небо, захотела соблазнить меня и отобрать то немногое, что я имела, за то, что я хотела спасти сокровища её жертвы… один добрый человек собрался стереть из моей памяти все несчастья, утешить меня, предложив мне руку и сердце – и вот он умирает у меня на руках, так и не успев сделать это. Мои слезы хотел высушить его друг, но моя преследовательница жестоко мстит: все змеи преисподней должны были растерзать меня за мою добродетельность. Меня похитили и увезли к человеку, который страстно любил рубить головы. Я избежала этой опасности, судьба вновь охранила меня, и мне показалось, что теперь-то все будет хорошо. Но вот загорается дом, я бросаюсь в огонь, чтобы вырвать из него невинного ребенка женщины, которую дали мне в спутницы. Я всегда была жертвой моих благодеяний, и погубила меня та, кому я оказала услугу. Брошенная в темницу, обвиненная в немыслимых преступлениях, я молила о помощи одного священника: он подверг меня своей гнусной похоти и ушел, оставив меня в тюрьме. Я обратилась к человеку, которому спасла состояние и жизнь – он отдал меня своим друзьям-распутникам, среди которых я испытала ужасы, каких не знала за всю жизнь. Они, как свора диких зверей, думали ускорить мою погибель после того, как истерзали меня до полусмерти. Сейчас они наслаждаются подарками судьбы, а я ожидаю казни. Вот что претерпела я от людей, вот чему научила меня их жестокость. Так удивительно ли, что душа моя, изъязвленная несчастьем, возмущенная бесчинствами, истерзанная несправедливостями, мечтает лишь о том, чтобы проститься с многострадальным телом! Не успела Жюстина завершить эти тягостные размышления, как вошел тюремщик с заговорщическим видом.