Число и культура - А. Степанов

Выдающиеся достижения социумов с постоянным ингредиентом дисимметрии в их политической (и, следовательно, идеологической) структуре имеют, похоже, определенные предпосылки и в области общественной психологии. Насколько позволяет судить эмпирический материал, постоянная политическая дисимметрия в каждой из стран сопровождается феноменами массовых фобий: будь то страх перед вполне вероятным наступлением коммунистической диктатуры во Франции и Италии, перед материализацией нацистских или милитаристских теней прошлого в послевоенных Германии и Японии, очевидной для масс угрозой со стороны коварных внутренних врагов в сталинском СССР или страх перед кровожадной мафией в той же Италии. Внутренние опасности подкрепляются внешними, особенно в случаях расколотых стран: двух Германий, двух Корей, трех Китаев (КНР, Тайвань, Гонконг). Жизнь в условиях постоянного стресса мобилизует резервные возможности не только индивидуального, но и общественного организма. Активизации скрытых резервов способствует также наличие постоянной целеустремленности, даже если соответствующая цель главным образом отрицательна и заключается в том, чтобы защититься от жестоких опасностей. Исчезновение постоянной дисимметрии в данном случае означает более спокойную, психологически более комфортную жизнь. Общественное сознание покидают могущественные враги, но вместе с тем теряется и ряд мощных стимулов активной индивидуальной и, главное, коллективной деятельности. "Нет вызова – нет развития", – можно повторить вслед за Тойнби. Раскомплексованность нередко приводит к ущербу для производящих интеллектуальных способностей, в данное случае для творческого духа целых наций и стран. То, что раньше пугало и спасало, начинает вызывать в основном разочарование и скуку. Так или иначе, утрата постоянного ингредиента дисимметрии в политическом строении национальных государств вызывает целый комплекс проблем, неизбежно сопровождающих всякую сложную перестройку в политике и психологии масс. Поиск новых интересов и стимулов согласованной коллективной деятельности относится здесь отнюдь не к последнему ряду задач.

Почему все-таки иссякает потенциал модернизации политических структур с постоянным ингредиентом дисимметрии? Данный потенциал был бы практически неистощим, если бы опирался на более глубокий и прочный фундамент: в конечном счете на коренную дисимметрию человека, живого вообще (что станет возможным лишь в так называемых "органических" обществах). В данном же случае мы имеем дело, по-видимому, с не вполне глубокими основами, на которых зиждется общество и которые оттого и подвергаются эрозии, размыванию со стороны современного исторического процесса. Однако вернемся на более твердую структурную почву (9).

Рассмотрим регионально-политическую структуру ЕС. В его составе из остальных европейских стран очевидно выделяются четыре члена "большой семерки", обладающие наибольшим объемом ВВП и политическим влиянием в мире: ФРГ, Франция, Италия, Великобритания (m = 4), – а с учетом остальных членов сообщества n = 5. В рамках СНГ, или Евразии, параллельно складывается подобная регионально-политическая структура: Россия, Украина, Белоруссия, Казахстан (m = 4) плюс "остальные" (n = 5). Повторив ранее высказанный тезис, что на каждой исторической стадии в мировом сообществе определенные преимущества приобретают те страны и блоки, внутреннее политическое строение которых гомологично мировому [19], мы предполагаем, что ЕС в целом будет находиться в стратегически достаточно выгодном положении (что пока что трудно предположить для такой неустойчивой структуры как СНГ). Подобное стратегическое преимущество в немалой степени обязано наличию постоянного ингредиента дисимметрии в политической организации блока.

Так, в числе четырех ведущих стран ЕС одна из этих стран, а именно Великобритания, стоит несколько особняком по отношению к континентальным ФРГ, Франции, Италии. "Талассократичность" Великобритании, ее "амфифильный" (европейский, но и проамериканский, "атлантический") характер обусловливает качественную неоднородность ядра ЕС, которую можно изобразить схемой: ФРГ, Франция, Италия | Великобритания. В скобках заметим, что Евразии, аналогично, отвечает схема: Россия, Украина, Белоруссия | Казахстан (10). Четырехчастная структура применительно к основным составным элементам блоков (m = 4) и, соответственно, пятичастная применительно к каждому блоку в целом (n = 5) обусловливает наличие постоянного ингредиента дисимметрии, а вместе с ним и обладание дополнительным потенциалом модернизации. Поэтому перспективное экономическое и политическое будущее Европы видится действительно лишь в рамках ее объединения, тогда как каждое из национальных государств в отдельности, их политическое устройство как бы покидает тот движущий, творческий "дух", который ответствен за добавочный динамизм развития и успешную конкуренцию в мире.

Поскольку блоковая структура Европы на стадии m = 4, n = 5 асимметрична, постольку высокий эффект регуляции здесь вероятен и без обращения к экстраординарным мерам. Несмотря на сход с арены западной континентальной Европы крупных "авангардистских" политических движений (коммунистов Италии и Франции) и движений ''антиавангардистских" (антинацистская и антикоммунистическая направленность ведущих партий ФРГ), способных к реализации чрезвычайных мер, эффект регуляции в рамках ЕС может быть не менее значительным, чем в случае принятия подобных мер. Несмотря на исчезновение постоянных ингредиентов дисимметрии в политической организации национальных обществ (11), мобилизуется новая – надгосударственная, блоковая – асимметрия, а вместе с нею и присущий ей потенциал модернизации.

В заключение можно отметить, что постоянный ингредиент дисимметрии присутствовал в послевоенный период в политическом устройстве и мирового сообщества в целом. Послевоенной эпохе отвечало наличие двух основных активистских сил: капиталистического Запада и коммунистического Востока (m = 2), а с учетом третьего, неактивистского блока, организационно оформленного в Движении неприсоединения, n = 3. Наряду с военно-стратегическим паритетом между двумя сверхдержавами, между двумя главными активистскими блоками, наряду с определенным идеологическим равновесием, мы наблюдали также и очевидную несимметричность, поскольку Запад превосходил Восток по экономическому весу и политическому влиянию. Вслед за постоянной асимметрией в данном случае мы говорим и о потенциале модернизации мирового сообщества в целом. Существование положительного потенциала было обязано в значительной мере тому, что наверху "политического колеса" неизбывно пребывал именно наиболее весомый элемент, который вдобавок и сам по себе являлся источником в целом более динамичных технологических и социальных начал. Ныне послевоенный порядок подвергается значительной трансформации. Какими при этом представляются перспективы мирового сообщества?

Если на промежуточной, существенно нестабильной стадии, отвечающей всякому переходу от одной зоны устойчивости к другой, всякой глобальной структурной трансформации, мы наблюдаем единоличное лидерство США, то вместе с тем мы констатируем и явную асимметрию данного состояния. Асимметрия в мировом политическом устройстве подобного типа – столь резкая, без надлежащих сдерживающих механизмов и противовесов – весьма ускоряет движение, но при этом сопровождается такой степенью угрожающей нестабильности во многих регионах планеты, что навряд ли стратегически терпима со стороны большинства членов мирового сообщества. Поэтому в данном случае мы говорим лишь о существенно переходном процессе, отвечающем ограниченному историческому отрезку. Анализ ближайших перспектив [19] позволяет констатировать наступление значительно более устойчивой и более длительной стадии, которой отвечает формирование на мировой политической и экономической арене четырех основных активистских, соизмеримых по своему весу и влиянию блоков: Европейского, Североамериканского, Азиатско-тихоокеанского и Евразийского (m = 4), – а с учетом остальных блоков и стран n = 5. Каковы динамические параметры этого периода, как обстоит здесь дело с развитием? Со ссылкой на предшествующую публикацию [19], мы отмечаем качественную неоднородность основной активистской четверки. Североамериканскому, Азиатско-Тихоокеанскому, Европейскому блокам отвечает социально-политическая ориентация традиционного типа, в определенной мере аналогичная принятому делению традиционных политических сил на либералов, консерваторов и социал-демократов. Четвертый, Евразийский, блок в этом плане существенно отличается от остальных, стоит как бы особняком, поскольку ему присуще наличие весомой коммунистической компоненты в общественном сознании и конкретном внутреннеполитическом раскладе. Постоянная дисимметрия в ядре нового мирового устройства может быть изображена с помощью схемы: Северная Америка, Западная Европа, Азиатско-Тихоокеанский регион | Евразия. Т.е. и в данном масштабе воспроизводится членение подобного же типа, как в вышеупомянутых блоковых ситуациях: ядро ЕС (три континентальных страны и Британия), ядро Евразии (три славянских государства и Казахстан) (12). Потенциал ускоренного развития, обязанный постоянному ингредиенту структурной дисимметрии, таким образом, присущ мировому сообществу и на данной исторической стадии. Вероятно, указанный потенциал, в свою очередь, будет вновь исчерпан спустя приблизительно 40 лет после своего утверждения. Осуществится накопление энтропии, негативных последствий, и на смену снова придет очередная эпоха, геополитическая структура которой также отличается наличием постоянного ингредиента дисимметрии (хотя и другого характера). Этот вопрос, однако, уже выходит за рамки настоящей статьи. Наша работа, разумеется, наделена признаками промежуточного исследования. Вероятно, не всем высказанным здесь тезисам отвечает равная степень убедительности. В процессе изложения одних из них приходилось опираться на разработанные, но еще не опубликованные материалы, другие же сами по себе обладают статусом лишь более или менее вероятных гипотез. Поэтому должное освещение комплекса поднятых здесь вопросов нуждается как в последующих публикациях, так и в продолжении надлежащих исследований.