Число и культура - А. Степанов

Так, политическая система Италии, начиная с 1947 г., была “двукратно несимметричной", что проявлялось, во-первых, в постоянном превосходстве партий коалиции над ИКП и, во-вторых, в доминировании христианских демократов внутри правящего блока [9], [23]. Наличие устойчивого антикоммунистического блока и распределение мест в правительствах исключительно среди его сторонников было актуально и для Франции [2]. В скобках заметим, что в присутствии мощных коммунистических сил любая политическая система дисимметрична: даже в случае демократических, многопартийных режимов коммунисты по своей организации, целям, морали качественно отличаются от традиционных политических партий (см. вышеупомянутый "авангардистский" характер данного движения) [18].

Дисимметричность порой принимает и весьма тонкие, "изощрённые" формы. Так, в послевоенной ФРГ, наряду с политической биполярностью и отсутствием значительных "авангардистских" сил на внутренней политической арене, мы замечаем такой специфический перманентный процесс, как денацификация. Т.е., несмотря на отсутствие реальных и весомых национал-социалистических сил, непрестанная борьба с тенью прошлого приводила к своеобразному блокированию основных участников политического процесса на антифашистской основе. Кроме того, для политического поведения и общественного сознания ФРГ был существенен и такой фактор, как существование ГДР, конкурирующий диалог с которой обладал важным социально-психологическим и внутренне-политическим значением. Перманентная денацификация и наличие ГДР, таким образом, создавали конструктивные предпосылки "двойной" политической дисимметрии ФРГ на протяжении нескольких десятилетий.

Если биологическую дисимметрию исследователи связывают с необратимостью времени, то дисимметрия социально-политическая, по-видимому, аналогично, имеет непосредственное отношение к необратимому поступательному движению социума. Потенциал модернизации, заключенный в тех или иных политических системах, явно зависит от их структурной асимметрии. При этом мы выделяем страны с циклической, переменной асимметрией, наиболее яркими представителями которых являются англосаксонские, "талассократические" США и Британия. В результате каждого избирательного цикла на политическом верху оказывается наиболее весомая, влиятельная в тот момент политическая сила. Если возвратиться к сравнению необратимого времени с "вечным падением", а поступательного прогресса, модернизации – с непрестанным движением, то в данном случае каждый избирательный цикл ставит на верх "политического колеса" наиболее весомую партию, тем самым создавая предпосылки движения – движения общества в целом, возглавляемого указанной партией. Биполярная политическая система в совокупности с институтом свободных выборов демонстрирует пример простейшего и в своем роде совершенного двигателя и движителя, способствующего непрерывному прогрессу страны. В то же время здесь предусмотрен и механизм противовеса, предохраняющий общественную систему от политической узурпации, чрезмерной неравновесности и обеспечивающий циклическую возобновляемость вышеупомянутого потенциала модернизации. Вместе с уменьшением противовеса "политическое колесо", названные "двигатель и движитель" в течение ограниченного исторического периода способны сообщать более интенсивное продвижение, однако рано или поздно неизбежно достижение низшей ("мертвой") точки, истощение потенциала этого продвижения.

С этой точки зрения любопытно, что наиболее впечатляющих успехов – так называемого "экономического чуда" – добивались в послевоенный период именно те страны, для которых было характерно наличие постоянного ингредиента асимметрии: Япония, Южная Корея, Тайвань, Сингапур, Гонконг в азиатско-тихоокеанском регионе, ФРГ и Италия в Европе. Тоталитарная (политически, разумеется, асимметричная) система в СССР вплоть до конца пятцдесятых – начала шестидесятых годов демонстрировала очевидный динамизм, добившись значительных результатов в индустриализации и модернизации экономики, которые вывели страну на второе место в мире по объему ВНП. В период войны, несмотря на неблагоприятные условия, был в сверхсжатые сроки осуществлен перевод экономики на военные рельсы. Но, по-видимому, не менее типично, что спустя приблизительно 40 лет названные страны по разным видимым поводам либо вступают в период коренных политических преобразований, либо переживают состояние экономического застоя. Срыв экономической реформы середины шестидесятых годов в Советском Союзе, пропуск целых стадий структурных экономических преобразований, важнейших технологических революций исследователи однозначно объясняют косностью однопартийной политической системы страны, истощением ее потенциала модернизации. Постоянный ингредиент политической дисимметрии оказывается способным обеспечить ускоренное развитие на протяжении лишь ограниченного срока, в отличие от дисимметрии живого, обусловливающей необратимость времени на существенно более протяженных отрезках.

Примерно синхронно значительные политические перемены коснулись сейчас целого ряда стран. Помимо глобальных геополитических факторов, обратим здесь внимание на изменение характера региональных дисимметрий. Так, в Италии и во Франции коммунисты в значительной мере лишились своих специфических "авангардистских" признаков и переживают существенные внутренние трудности. Применительно к ФРГ можно констатировать, с одной стороны, окончательное завершение процесса денацификации, подтвержденное признанием этого факта со стороны мирового сообщества, и, с другой, акт присоединения ГДР. "Полуторапартийная" система Японии неожиданно прервалась, разрешившись победой оппозиционной коалиции. (При этом политические перемены в Японии, возможно, наиболее парадоксальны. Во-первых, удивителен сам факт перемен на фоне устойчивых выдающихся достижений этой страны. Во-вторых, в результате выборов, приведших оппозицию к победе, укрепились именно те самые – консервативные – тенденции, которые всегда отстаивала ЛДП. Это, возможно, лишний раз заставляет задуматься: не обусловлено ли исчезновение постоянной политической дисимметрии в национальных государствах более глубокими, типологически более общими причинами, чем конкретная неудовлетворительность положения в самих этих государствах). Еще раньше Южная Корея прервала автократический путь и вступила в зону политических преобразований. В канун передачи Гонконга Китаю осуществляется демократизация этой колонии, а в Сингапуре впервые за 38 лет зашла речь об альтернативности при выборах президента. Процессы демократизации обрели активность и на Тайване. Наиболее же яркими примерами нарушения прежней асимметрии являются, конечно, революционные перемены в бывшем СССР и странах восточного блока. Нас здесь, однако, интересуют прежде всего процессы в Западной Европе.

Исчезновение постоянного ингредиента дисимметрий в политических системах в аксиологическом плане амбивалентно. Если к положительным моментам в европейском контексте с определенной долей условности относят завершение денацификации и объединение Германии, определенную "декоммунизацию” Франции, “декоммунизацию" и ликвидацию особой роли мафии в политической и экономической системе Италии, то неизбежно встает вопрос и о моментах отрицательных. Речь здесь идет не столько о том, что политические системы основных стран континентальной Европы скачкообразно приближаются по своему типу к биполярности американского вида и связанной с ней "коммерциализацией" социума (деления общества на богатый, средний и бедный классы, r = 3), что эти страны тем самым как бы лишаются самобытности своего социального и политического устройства.

Обратим внимание на другой аспект. Несмотря на "коммерциализацию", "экономизацию" общественного сознания, вероятно, неизбежно возникнут проблемы именно в экономическом развитии. Истощение потенциала модернизации, обязанного постоянной дисимметрии политического строения, затрудняет возможность очередных экономических прорывов, в которых страны ЕС нуждаются для успешной конкуренции с североамериканским и азиатско-тихоокеанским блоками. Новое политическое строение стран континентальной Европы едва ли не исключает вероятность нового "экономического чуда", источником которого была бы политическая организация каждого из национальных государств. Национальное государство, политическая организация национальных обществ перестает быть источником ускоренной экономической модернизации, и в связи с этим приходится обратить внимание на потенциал новых политических и экономических общностей, а именно блоков – Европейского, Североамериканского, Азиатско-Тихоокеанского, Евразийского (m = 4, n = 5 в мировом сообществе, см.: [19], а также Приложение в конце данной статьи).