Хаски и его учитель белый кот. Том III - Жоубао Бучи Жоу
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Учитель…
Словно до нелепого смешная пародия на змею, корчась, дрожа и извиваясь, он из последних сил продолжал ползти.
Наблюдавший за ним Ши Мэй никак не мог понять, зачем он это делает. В итоге оказалось, что этот юноша исчерпал остатки своих сил лишь для того, чтобы горячо и от всего сердца земным поклоном выразить наставнику свою благодарность…
Слезы потекли из его глаз, когда он сказал:
— Учитель, очень скоро… я вас разочарую…
Ночной дождь начал стихать.
— Очень скоро я не буду помнить о вашей доброте… и больше не смогу… не смогу как следует обучаться у вас… вы будете испытывать ко мне отвращение и возненавидите меня…
Он рыдал в голос, спеша произнести эти прощальные слова, пока его разум окончательно не затуманился.
Но Чу Ваньнин ничего не слышал.
Он был здесь, прямо перед ним, но ничего не слышал.
— Простите, что в тот день я сорвал те цветы. Я хотел подарить их вам. Учитель, сегодня я пришел, чтобы… заботиться о вас до тех пор, пока вы не очнетесь, а потом сразу извиниться и все, что у меня в сердце… все рассказать вам.
Его голос звучал так хрипло, словно каждое слово вырывали из горла с плотью и кровью.
— Учитель, спасибо, что вы не отвергли меня и согласились принять… Я и правда, на самом деле…
Сердце вдруг с силой ударилось о грудную клетку, глаза налились кровью. Это был признак того, что Цветок Вечного Сожаления Восьми Страданий Бытия начал укореняться, а также, что наложенный на него любовный заговор начал действовать.
Он резко опустил голову с силой ударившись лбом о землю.
Горькие слезы ручьем лились из его глаз.
— Вы правда очень нравитесь мне.
Ши Мэй тихо вздохнул, кроме живого интереса на его лице появилось что-то похожее на сочувствие.
Впрочем, его сочувствие, так же как и интерес, были весьма поверхностными, так как давно уже никакие чувства не могли проникнуть в глубину его сердца.
В конечном итоге, он подошел к лежавшему на земле Мо Жаню и, обхватив пальцами его лицо, заставил поднять голову. Уставившись в его постепенно теряющие свет разума затуманенные глаза, он тихо спросил:
— Давай, младший брат, скажи мне, чего сейчас ты по-настоящему хочешь?
— Хочу…
И правда, а чего я хочу?
Любоваться осенним пейзажем в Линьи, стоять под Пагодой Тунтянь.
Вот Дуань Ихань улыбается, Чу Ваньнин опустил взгляд.
Старшая сестрица Сюнь Фэнжо из музыкальной труппы, обнажив в улыбке свои острые белые клычки, с горящим от волнения взором, говорит ему:
— Малыш Жань-эр, просто подожди, пока твоя сестрица заработает достаточно денег, чтобы выкупить свободу. Мы вместе уйдем отсюда и заживем счастливо.
Голова была словно в тумане, но он по-прежнему изо всех сил пытался поймать разлетающиеся, словно пух рогоза, обрывки воспоминаний.
— Я хочу воздать добром за благодеяние... не таить… зла… — пробормотал он.
Ши Мэй покачал головой и, подождав еще немного, снова спросил:
— Почему ты этого хочешь?
Мо Жань хрипло и настойчиво продолжил:
— Я хочу… когда-нибудь умереть от руки Учителя.
Ши Мэй на мгновение опешил, но, быстро придя в себя, со смехом переспросил:
— Умереть от руки Учителя?
— Я не хочу становиться демоном… не хочу отправляться в Ад… — снова и снова бессвязно бормотал Мо Жань. — Я не хочу помнить лишь ненависть, Учитель…
Он вырвался из рук Ши Мэя и, упав на колени перед Чу Ваньнином, почти завыл в голос. К этому моменту его глаза уже почти полностью залила багряно-алая киноварь, помутившееся сознание все больше путалось.
— Убей меня.
Под конец он вновь и вновь повторял лишь эту одну единственную сокровенную просьбу:
— Когда я сотворю зло, в первый же день… умоляю, от всего сердца прошу… убей меня.
Обрушившийся на землю проливной дождь поглотил похожие на вой загнанного зверя хриплые рыдания утонувшего в непроглядной тьме юноши. Грохотал гром, сверкали молнии, уныло шумела бамбуковая роща. В ту ночь все цветущие лотосы в Павильоне Алого Лотоса опустились на дно пруда.
Так родилось то, что несло восемь страданий бытия при жизни и вечные сожаления после смерти.
Перед тем как окончательно потерять сознание, Мо Жань протянул руку и крепко ухватившись за полу одежды Чу Ваньнина, в последний раз поднял голову и пробормотал:
— Учитель… вы… позаботьтесь обо мне… позаботься обо мне... ладно?..
Позаботься обо мне.
Сколько невзгод и несбывшихся надежд в этом мире унесла эта стремительно налетевшая буря?
Когда две жизни спустя Чу Ваньнин, наконец, узнал правду, оглянувшись в давнее прошлое, он смутно припомнил, что утром следующего дня он закончил медитировать и вышел из затвора.
Бамбуковая беседка тонула в золотистом солнечном сиянии, цветы яблони и алого лотоса опали и завяли. Хотя листья и ветви еще хранили ускользающее благоухание, очень скоро и ему суждено было исчезнуть, обратившись в пыль с последними упавшими на землю лепестками.
Дождь уже закончился. Чу Ваньнин несколько раз моргнул, потом обернулся и увидел Ши Мэя, который стоял у каменного стола и заваривал чай. За поднимающейся от плиты тонкой струйкой водяного пара лицо Ши Мэя казалось невероятно нежным и прекрасным. Увидев, что Чу Ваньнин очнулся, Ши Мэй улыбнулся:
— Учитель.
— Почему бы тебе не вернуться к себе, чтобы отдохнуть? Ты ведь присматриваешь за мной уже третий день. Иди, пусть тебя сменит Мо Жань.
Горячая янтарная жидкость в налитой доверху чашке чая была похожа на переполняющие сердце заветные мечты.
Ши Мэй подал ему чай и с легкой улыбкой сказал:
— Сегодня я все еще должен охранять Учителя. А-Жань ведет себя как ребенок. После того, как Учитель его наказал, все никак не может избавиться от обиды в своем сердце.
Чу Ваньнин был поражен:
— Он не приходил?
Ши Мэй опустил взгляд. Завеса густых черных ресниц опустилась словно две грозди цветочных тычинок на первых весенних цветах. Издав неопределенное «хм», он после паузы ответил:
— Не приходил. Пошел в библиотеку помогать главе приводить в порядок архив.
В этот момент Чу Ваньнин испытал неприятное чувство потери, а также некоторую досаду.
Изначально он рассчитывал, что, оставшись
