Наложница фараона - Якоб Ланг

Неожиданно в прихожей появилась женщина. Андреас еще не успел подготовиться к встрече с ней. Он даже не понял, она ли это. Может, и не она. Кажется, он представлял ее совсем иной. Но разве он представлял ее себе в человеческом облике? Пожалуй, нет. Она просто была что-то страшное, она могла видеть, и быть хитрой, и передвигаться, и пугать, но у нее не было ни ног, ни рук, ни глаз, как бывает у людей. Она была страшная, она не была и все-таки она была на свете. Вот такая она была.

А эта женщина была совсем живая, человеческая. Глаза ее на очень короткий миг показались мальчику странными. Когда летом мать привезла его в деревню, в гости к тете, там были такие глаза, нечеловеческие, корова так смотрела в хлеву, когда он пошел в хлев — поглядеть на домашних животных. Но корова не была страшная, тетя сидела на деревянной скамеечке и доила ее. Потом дала Андреасу большую кружку парного, теплого молока. Правда, молоко ему не понравилось. И это, конечно, странно, когда человек смотрит немножко как животное. Это страшно. Но как следует испугаться он не успел, потому что бросил на эту женщину еще один быстрый взгляд из-под своих длинных пушистых ресниц, и увидел, что глаза у нее, пожалуй, обыкновенные. Она была высокая, стройная, вся какая-то вытянутая немного, но совсем не потому она виделась вытянутой, что была худая; нет, худая она не была.

Одежда у нее была очень красивая. Кажется, маленький Андреас прежде не видел так близко такую красивую женскую одежду; там, где он жил, женщины не одевались так красиво. Она была в светло-синем платье, расшитом золотым нитяным узором в виде переплетенных листьев остроконечных, белые манжеты отделялись от рукавов витыми золотыми шнурками, широкий четырехугольный вырез платья обшит был яркими красными бусами, на белую шею надеты были два ряда блестящих белых бус и золотой крестик на цепочке; на белых гладких пальцах блестели золото и красные камешки колец; длинные блестящие подвески серег свешивались с ушей. Но всего интереснее была ее шапка — большая, почти круглая и на верхушке разделенная надвое, получались как будто два закругленных рога, а сама шапка была плотная, обтянута голубым шелком и разузорена серебряной нитью. Светлая повязка обтягивала лицо под подбородком, и от этого лицо виделось полным и гладким; покрывало, почти прозрачное, спадало ниже плеч. Губы покрашены были красной яркой краской, а щеки чуть прикрашены розовой.

Андреасу было интересно разглядывать эту женщину. Его всегда занимало все яркое, красивое, узорное. Мать часто брала его с собой в мастерскую и он узнал названия тканей, узоров и ниток.

Женщина вдруг показалась мальчику занятной, как большая красивая игрушка. Он улыбнулся открыто и с мягким озорством. И вдруг она ответила ему веселой женской улыбкой. Ему захотелось протянуть руки и потрогать ее одежду и лицо, и особенно шапку. Но она улыбнулась ему, как женщины улыбаются взрослым мужчинам. Это показалось ему смешно и он рассмеялся. И тотчас смутился и спрятал снова лицо на груди у отца.

— Вот какой у нас неожиданный гость, госпожа Амина, — сказал отец с доброй насмешливостью.

Андреас знал, как ее зовут. Значит, это все-таки она. Он почему-то знал, что надо ее бояться. Но бояться почему-то не хотелось, не было никакого желания. Это тоже было странно. Но все вместе было смешно и занятно. Он поднял голову и тихонько поглядывал на женщину. Он подумал, что следовало бы поздороваться, ведь она взрослая, а он как будто в гости пришел. Но вдруг ему почувствовалось, что если он поздоровается, это будет как-то унизительно для него. И он здороваться не стал. Он боялся, что отец напомнит ему, что он забыл поздороваться. Но отец, видно, понимал и потому ничего такого не говорил. Мальчик обнял его за шею обеими ручками и благодарно потерся нежной щечкой о жесткую, выбритую мужскую щеку. Женщина наблюдала с доброжелательной улыбкой.

Они все еще стояли в прихожей.

— Обед готов, — сказала женщина. — Я позову Барбару, она поможет нашему гостю раздеться.

Теперь Андреас не знал, хочет ли он подольше побыть в этом доме. Он сразу вспомнил мать. Она ищет его! Он ей ничего не говорил, да и не мог сказать. Надо скорее сказать отцу, что сейчас он пойдет домой, что мама ждет… Но очень вдруг захотелось посмотреть, а что же в комнатах в этом красивом доме. Ничего страшного не будет, если он быстро посмотрит, а после сразу побежит домой.

Но отец ничего не спрашивает о матери, не думает, что она хватилась Андреаса, ищет… Наверное, отец думает, что мать отпустила его. А вдруг он думает, что мать сама послала Андреаса сюда, за какими-нибудь подарками… Как это было бы унизительно для мамы, если бы отец так подумал… Но почему-то не хочется, Чтобы какая-то служанка помогала раздеваться…

— Я сам… — тихо произнес мальчик.

— Нет, нет, возразил отец, — я помогу тебе.

— Ну, обед будет ждать, — сказала женщина громко и дружелюбно, и вышла из прихожей.

Отец уже хотел опустить Андреаса на пол, когда мальчик прошептал ему на ухо:

— Мама не посылала меня, я сам…

— Я знаю, — тоже шепотом отозвался отец, и то, что он все понял, было приятно мальчику. — Мама говорит с тобой обо мне? — спросил отец, поколебавшись немного.

— Кажется, нет… Не помню… Но ничего плохого не говорит, — мальчик ответил быстро, но с легкими запинками.

Кажется, мать и вправду ничего не говорила ему об отце. Или все же говорила? Ведь он об отце знал. Но ничего плохого никогда не говорила!

Андреас снял шапку, отец помог ему снять курточку и сапожки.

— Сапоги у меня новые, — сказал Андреас, немного закидывая головку, чтобы лучше видеть глаза своего высокого отца.

— Хорошие, — на этот раз отец отозвался немного рассеянно.

— Мне их сапожник сделал, — продолжал мальчик. Ему захотелось рассказать, как сапожник давал ему твердый сахар и подарил волчок, и как в мастерской за занавеской мелькнули какие-то глаза, как будто глаза самого Андреаса. Но мальчик чувствовал, что что-то его удерживает от этого беспечного рассказа. Чуткий Андреас ощутил, какое странное напряжение охватило душу его отца при этом самом простом слове «сапожник». Андреас почувствовал, что больше говорить не надо, и замолчал. Тут совсем кстати отец взял его за руку:

— Пойдем поедим, ты, должно быть, очень проголодался…

— Дома мама приготовила… — пробормотал мальчик.

Ему не хотелось, ни в коем случае нельзя было, чтобы отец думал, будто Андреасу голодно дома, да это и было неправдой, мать всегда готовила вкусное кушанье. С этим тревожным чувством вины Андреас снова подумал о матери. Конечно, она ищет его… Но ничего, он скоро вернется…