Гриф - Георгий Миронов

- Ой, знаете, такая интерпретация нам и в голову не приходила.

- Значит, не приходила? И вы не собираетесь этой статьей или репортажем из института взять меня за горло? Нет? Очень хорошо. И будет очень плохо, если попытаетесь. И для вас лично, и для вашего Перелуцкого. И даже для всесильного "ББ". Я человек, знаете ли, обидчивый, злопамятный.

- Ой, не поверю, - улыбнулась Марина. - По первому впечатлению вы такой душка.

Слово "душка" показалось Морову таким неуместным, что он невольно громко, басовито расхохотался и глаза его, кажется, даже потеплели.

- Ну что ж... Коли душка, надо оправдывать первое впечатление. Каковы, собственно, ваши планы? Короткое интервью? Статья, для написания которой вам потребуется еще пару раз приехать в институт? Или репортаж, для которого достаточно одного визита?

- Мне бы хотелось сделать большой материал, так сказать, полифоничный многотемный... И для этого, если, конечно, это возможно, я хотела бы побывать в Институте несколько раз.

- Ну что ж, это возможно. Но...

- Но?

- Давайте так. Сегодня я покажу вам одно из наших отделений. Завтра вы напишете о нем небольшую статью и послезавтра утром покажете ее мне: если мне понравится, я проведу вас в другое отделение, где проходят более сложные исследования. И так далее...

- Вы такой осторожный человек?

- Я такой мудрый. Знаете ли, деточка, репутация зарабатывается годами, а теряется в один день. Я создавал этот институт почти пятнадцать лет. Одна заказная или просто недобросовестная публикация - и я могу потерять свою репутацию. У меня нет времени, чтобы доказывать в контрпубликациях, в суде, в обществе, что меня оболгали. Да и прокуратура.

- Что - прокуратура?

- Прокуратура недавно возбудила уголовное дело против моего друга, директора Института проблем психологии. Это мой ученик, я помогал ему создавать его институт, мы сотрудничаем... И вот на основании публикации в газете прокуратура возбудила уголовное дело. Это, оказывается, для них основание. Какой-то недобросовестный журналист, возможно, по заказу конкурентов, опубликовал пасквиль, а честный человек должен теперь доказывать, что наркотики в его институте использовались для лечения и только для лечения людей с нарушенной психикой, в малых дозах, под наблюдением врача.

- Наркотики меня не интересуют, - призналась Марина.

- Уже хорошо. Ведь у нас тоже применяются наркотические вещества. Но в таких микроскопических дозах... И под тщательным наблюдением высококвалифицированных специалистов. В общем, это потом. Сегодня мы пойдем с вами в наркологическое отделение.

- Я слышала, что алкоголь в малых дозах тоже полезен?

- Безусловно. Но вы сейчас увидите тех, кто увлекались большими дозами. Это уже болезнь. И мы ее успешно лечим.

...Когда они проходили через приемную, Марине показалось, что секретарша при появлении Морова встала и затрепетала как былинка на ветру. Дамочка была столь невелика ростом, что не сразу было понятно - стоит она или сидит.

...Когда они проходили по коридору административного корпуса, ни Моров, ни Марина не обратили внимания на стоявшую в нише и говорившую по телефону женщину в белом халате и белом чепце: мало ли среднего медперсонала шастает по зданию. А напрасно. Возможно, многие события развивались бы по иному сценарию, если бы профессор Моров поинтересовался у женщины, с кем и о чем она говорила. Может, приученная говорить Морову только правду, Диана Ивановна, бывшая когда-то его любовницей и ревнующая его с тех пор ко всем без исключения женщинам, сказала бы, что говорила по телефону с неким Егором Федоровичем.

Сам по себе этот факт не заслуживает наказания.

Хуже было бы, если бы Моров, задав несколько вопросов-капканов, пристально глядя в точку на лбу Дианы, спросил бы ее:

- Где. Он. Работает?

И она бы ответила:

- В генеральной прокуратуре.

- О чем. Вы. Ему. Рассказали? - пытливо глядя в зрачки Дианы, спросил бы Моров.

- О том, что вы пошли показывать журналистке наркологическое отделение.

- А о чем. Вы. Еще рассказывали. Этому. Человеку? - спросил бы Моров.

- Обо всем - о посетителях, разговорах, о темах исследований. О том, что я узнаю здесь, в институте.

- Зачем. Вы. Это. Делаете? - спросил бы Моров.

И тут бы Диана расхохоталась саркастическим смехом:

- А затем, что не надо задирать юбку каждой встреченной потаскушке, когда рядом есть любящая вас и преданная вам женщина, об одном прикосновении к которой мечтают многие мужчины.

Трудно предсказать, что бы ответил на это доктор Моров. Одно бесспорно - обиженная, отвергнутая женщина способна на многое.

Тем временем спустившись на лифте и пройдя еще одно колено длинного коридора, профессор и Марина оказались в наркологическом корпусе. Перед тем как открыть массивную дверь своим ключом, профессор предупредил:

- И никаких имен. Одни проблемы. Никаких имен.

Почему он это повторил дважды, Марина поняла, лишь оказавшись в коридоре отделения: первым, кого она увидела, был популярный актер театра и кино, с отекшим лицом и потухшими глазами, бредший им навстречу.

- Здравствуйте, профессор, - уныло сказал он, не глядя на профессора и его спутницу.

- Здравствуйте. Как самочувствие?

- Уже лучше, - ответил мастер. - Но все равно - бессонница. Плотно ужинаю, но ночью встаю, съедаю все, что принесли жена и дочь. Просто зверский аппетит. А днем тянет в сон, ни есть, ни читать не хочется. Вялость какая-то...

- Но ведь у вас такое состояние бывало и раньше? - спросил профессор, взяв руку актера в свои и обминая их, как скульптор мнет глину, прежде чем пришлепнуть кусочек к почти готовому сырому бюсту.

- Да, но до клиники я мог выпить. Это помогало. На время.

- Во-о-т. На время. А потом - еще хуже. Нет, батенька, лечиться надо.

- А поможет, профессор? - безнадежно спросил актер.

- Обязательно.

- За последние трое суток не было ни одного "глюка", - радостно поделился актер.

- Что это - "глюки"? - шепотом спросила Марина у Морова.

- А черти всякие. При "делириуме" они частенько навещают по ночам.

- А что такое "делириум"? - округлила глаза Марина.

- Белая горячка. Наша национальная болезнь.

Простившись с профессором, актер снова опустил голову и плечи и понуро поплелся по коридору в свою палату.

- При белой горячке все время глюки появляются. Видения, - продолжал Моров, - не обязательно черти. Вот Юрия Петровича мы сняли с капитанского мостика тонущего теплохода. Причем он мужественно его не покидал. А уж когда вода стала его захлестывать, жене пришлось вызвать "скорую". Ну, связали, конечно. Привезли к нам. Наш контингент. Ведь чтобы продолжать наши исследования, мы вынуждены лечить только состоятельных пациентов. Зато ставим на ноги...

- Я понимаю, - пролепетала Марина.

- Да... Юрия Петровича мы с капитанского мостика сняли. Он хорошо заработал во Франции и США. Но... на радостях, так сказать, не удержал равновесия. Сейчас ему значительно лучше...

- Здравствуйте, профессор, - остановил Морова полный человек с очень узнаваемым лицом.

Марина даже оторопела. Это был крупный правительственный чиновник, бывший министр. Его не раз критиковала пресса, не без оснований подозревающая, что у чиновника в зарубежных банках хранится столько же денег, сколько в месяц выплачивают всем пенсионерам России.

- Иван Данилович? Как драгоценное здоровье? - спросил Моров. При этом он не наклонил головы, даже не повернул ее в сторону пациента, и интонация звучала как-то издевательски-подобострастно.

- Лучше. Значительно лучше. Я уже звонил премьеру. Сказал, что готов выполнить любое задание, как раньше говорили, партии и правительства... Вполне в форме. Только голова побаливает еще, затылок ломит.

- Пара сеансов гипноза, и мы без всяких лекарств, без этой, знаете ли, химии голову вам выправим, - заверил его Моров.

- Вот именно, - вдруг заволновался министр, наливаясь кровью, его большая голова с пышной шевелюрой мелко затряслась, - никакой химии! А мне говорят - почему такой урожай? А где удобрения, я спрашиваю? Дайте мне удобрения, и я дам вам урожай! А они говорят, мы вам дали удобрения, где они? А я говорю...

- Успокойтесь, успокойтесь... Вам нельзя волноваться. Никаких научных споров, никаких производственных совещаний. Говорите о спорте, искусстве, о женщинах, наконец. Но ни слова про удобрения!

- Что с ним? - спросила Марина, когда они отошли на пару шагов от бывшего министра.

- Тот же делириум. К нему приехала вначале пожарная машина.

- Почему?

- Он разбил окно и кричал на всю улицу "Пожар! Пожар!".

- А что, пожара не было?

- Конечно. Померещилось. И на носилках, когда его специальным "галстуком" привязали, все кричал: "Берегитесь! Стены падают! Сейчас кровля рухнет!" А санитаров принимал за членов коллегии министерства. В машине провел "заседание". Санитары потом очень смеялись. Но, конечно, наши сотрудники дают подписку о неразглашении. Такие люди... Надо быть аккуратными с информацией. Вам все - только для сведения. Если напишете с именами, - проклянете маму, которая вас родила. У нас с этим строго.