Гроссмейстерский балл - Илья Штемлер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Благодарю вас, — сухо произнес Филипп. — Это мне известно. Есть опыт. Если не ошибаюсь, вы были не совсем довольны тем, что я проявил принципиальность.
— Это насчет ПОА? — рассмеялся Шанцов. — Чудак! Ведь мы все люди, все человеки… А будь ты на моем месте, когда план летит к чертовой бабушке, а?! Ты решил, что мы сволочи, скрытые враги государства? Нет, брат, тут дело посложней. Мне за это государство легкое прострелили. И такое было… А придет конец месяца, снова буду с тобой ругаться: давай план! А ты стой! Не дрейфь! Тогда я скажу тебе числа второго или третьего спасибо за принципиальность. За то, что спокойно можно будет спать. В итоге! Так-то, брат.
— Была такая игра «кошки-мышки», — усмехнулся Филипп.
— Никакой игры! Я свое дело буду делать. И план буду выполнять. Обязательно! Только ты стой, брат. Ведь кому-то надо стоять. Несмотря ни на что. А для пользы дела лучше стоять тебе. И не паникуй, как сейчас. Я вижу, вижу… Люди есть люди. Им не нравятся трудности, особенно бьющие по карману. А если это необходимо для достижения большой цели? Что тогда? Досадно, люди начинают понимать, когда цель достигнута… Ну, давай руку! И не сердись. Я же сказал, что мы сработаемся.
— Еще вы сказали: «Возненавидят — сломают», — серьезно проговорил Филипп.
— Могут! — ответил Шанцов. — Все зависит от тебя… А ругаться с тобой буду регулярно. В конце каждого месяца. Пока не наладим работу… Ну как там дела с ПОА? Экран опробовали?
— После перерыва… Должен приехать представитель ОКБ, — ответил Филипп и вышел из кабинета.
Он спустился в подвал. Коля заканчивал монтировку экрана. Рядом сидели Стас и Левка. Разговор шел конфиденциальный.
— Чем человек отличается от тетерева или, к примеру, от глухаря? Не знаешь?! У человека период токования длится весь год. Без увольнительных и отпускных!
— Ты отвлекаешься от темы, — прервал Левка.
— Ничуть… Она единственная особа, которая мне нравится на заводе, и одна из единственных, кто мне отказал в скромных желаниях. После моего демарша она сказала: «Стас, ты подлец!»
— Ты не поверил? — поинтересовался Филипп.
— Мне стало досадно. По всем признакам, она должна быть благосклонна: одинокая вдова, условия инкубаторные — кругом лес. Неужели она полагает, что меня могут взволновать грибы?! Решил — кокетничает. Действовать надо решительно, если хочешь получить немножко мужского счастья. Я ее обнял — и схлопотал по морде. Мгновенно… «Считаем, что инцидент исчерпан. Остальные грибы соберешь сам!» Повернулась и ушла. Холера!
— Ну-ну… Что дальше? — Левку разъедало любопытство.
— Назавтра поздоровались, словно ни черта не произошло. Другая бы столетие дулась, не разговаривала. А эта просто и тактично показала, что я ничтожество, на которое не стоит обижаться.
— Чепуха! — возразил Левка. — Просто она не ханжа. Ты помнишь, как она отбрила Кирюху в «Святом Себастьяне»?! Другая бы начала увещевать, читать мораль или ушла бы, а эта?
Филипп придвинул табурет к столу. Вот о ком они говорят! Вначале Филипп догадывался, теперь знал точно… «Нечего вмешиваться. Да и глупо. Что я им скажу?! Разобраться — они ее ничем не оскорбили, даже наоборот».. И он был рад, что Стас не врал. Парни часто врут из честолюбия.
— Слушай, Филипп, тебе понравилась та особа, с которой Левка ездил на залив? — спросил Стас.
Филипп не ответил.
— Я спрашиваю, как тебе нравится та особа? — не отставал Стас.
— Нина? — произнес Филипп.
— Ты запомнил ее имя? — усмехнулся Стас.
— Я на ней женюсь!
— Что?! — изумился Левка. — От него все можно ожидать!
Стас острил. Он все принял за шутку.
— Женишься? Может быть, теперь ты вынужден это сделать как порядочный человек?
Филипп толкнул Стаса в грудь. Он хотел ударить, но получилось неумело и не по-мужски. Даже обидно. Стас вскочил на ноги. Левка встрял между ними: «Обалдели?! Свихнулись?!» Стас отшвырнул Левку, схватил Филиппа за плечи и с силой сдавил. Филипп молчал. Стас смотрел ему в глаза. Затем нехотя отпустил Филиппа и проговорил язвительно:
— Знаешь, как интеллигентные хлюпики решают половые проблемы? Они женятся!
— А ты пошляк! — выкрикнул Филипп.
Стас усмехнулся. Он уже чуточку сожалел о сказанной фразе.
— Филька, ты серьезно? А она знает? — спросил Левка.
— Узнает! Есть вещи, которыми не шутят…
Стас тронул Филиппа за локоть. Голос его звучал непривычно глухо:
— Счастливый ты человек, Филипп, если у тебя есть вещи, которыми не шутят.
Просто подошел и тронул. Словно не было вспышки и обидных слов. «Чудак, — подумал Филипп. Он еще хмурился, но это по инерции. — Вероятно, я никогда не смогу на него обидеться по-настоящему. Но почему?»
Они смотрели, как Коля ловким движением закручивал винты. Фокусник! Чуть поскрипывали подгоняемые детали.
Левка придвинулся к Филиппу и проговорил негромко:
— А я думаю: что-то давно не видно Киры? Она такая красивая и так тебя любит, по-моему… Конечно, это не мое дело. — Филипп молчал. Левка переждал и вздохнул. — Везет же людям! А меня никогда еще не любили красивые женщины. Нет, серьезно. По-настоящему — никогда… Вероятно, это здорово, когда тебя любит красивая женщина…
Филипп по достоинству оценил это признание. Такое не часто услышишь от Левки, о победах которого по институту ходили легенды. Впрочем, автором был он сам. Левка, Левка… Такое признание для тебя — подвиг!
Стас, видимо, оценил историческое признание Левки. Не острил. Стоял и молчал. Или он вспомнил свою жену? Бывшую. И нелепую причину: «Не сошлись родителями»? А может быть, счастливую причину? Кто знает!..
В подвал вошел Онегин. Тот самый, из ОКБ.
— Привет, ребята! Помогите перенести. Машина во дворе…
Минут через десять контейнер с радиоактивным изотопом стоял в углу. Можно было начинать испытания нового экрана.
Все происходило как при первом испытании.
— Жаль, что на извлечение алмазов не придется проверить, — сожалел Левка. — Не мог прихватить «алмазную гражданку»!
— Так она к вам и приедет. Ждите! После той драки, — ответил Онегин.
— Но ведь ей подарили коньяк и торт! — возмутился Левка. Онегин не ответил. Он вставлял в прибор изотоп. При такой процедуре разговаривать как-то не хотелось.
— Может быть, позовем директора? — не унимался Левка.
— Еще одно слово, и я посажу тебя на контейнер, — проворчал Стас. — Ты ничем не рискуешь, все равно тебя не любят красивые женщины!
Не выдержал! Еще бы! Стас пропустит такую тему!
Напряжение прошло, изотоп вставлен в прибор. Онегин снял резиновые перчатки и бросил их на стол.
— Как хотите, а я позову директора! — Левка встал к телефону. — Какого черта? Мы работали? Где овации?!
Директор пришел не один. Его сопровождали Трофимов, Терновский, Лузгин и еще несколько человек. В небольшом помещении стало тесно. Впрочем, когда узнали, что изотоп в приборе, стало просторней. Экран еще не пользовался доверием. Надо испытать. Тем более, по заводу ходили самые невероятные слухи о «братоубийственном снаряде».
— Ну, хвастайте, хвастайте, — проговорил Корнев, по-хозяйски сложив руки на груди.
Онегин голосом вокзального диктора пробубнил: «Граждане! Соблюдайте технику безопасности!» — и надел на шею пульт радиометра. Включил питание, запустил секундомер и поднес к корпусу прибора датчик. Застрекотало счетное устройство. Раз виденная тогда, при первом испытании, вся эта процедура сейчас казалась спокойней и скучнее.
Филипп взял карандаш. Вообще-то он волновался: как экран? Он взглянул на Стаса. Тот рассматривал профиль Терновского с таким любопытством, словно видел его впервые. Левка чистил ногти — это от волнения, еще институтская привычка…
— Сверху пять. — Онегин поднес датчик к задней стенке. — Три!
Филипп записал цифру и посмотрел на Онегина. Он пытался узнать по выражению его лица: как? Легче узнать у Будды. Казалось, еще немного, и Онегин уснет. «Малоэмоциональная харя!» — подумал Филипп и чуть не пропустил очередную цифру.
Закончив обмер, Онегин взял данные и, по-конторски слюнявя карандаш, стал вычислять. «Откуда у современного человека замашки писаря?» — с раздражением думал Филипп. Он волновался все больше и больше.
— Двести тридцать миллирентген! — объявил Онегин.
— Что?!
Тишина…
— Ну и конструкторы-инженерчики! Простейший экран не могут рассчитать, — проговорил Терновский и посмотрел на Филиппа.
— Не может быть! — крикнул Филипп. — Он пришел в себя. — Двести тридцать? Вместо десяти по норме?! Нелепость! Расчет экрана верен! Причина в чем-то другом! Но в чем?
Корнев обратился к Трофимову:
— Ну что, Александр Михайлович?
— Расчеты верны! — раздраженно ответил Трофимов.
Все молчали и смотрели, как Онегин упаковывал радиометр. Почувствовав на себе взгляды, Онегин выпрямился.