Крещение огнем - Линн Грэхем

Другой рукой он прижимал ее к себе, и огонь, полыхавший в его теле, передался и ей.

— Чувствуешь, что ты со мной делаешь? — хрипло спросил он.

А как она могла этого не чувствовать? Она животом ощущала все нараставшее хищное желание, охватившее его крепкое тело. Липкая слабость волной пробежала по ее ногам. Чтобы не упасть, она инстинктивно подалась к нему вперед.

Он скользнул пальцем по ее набухшему соску, и у Сары перехватило дыханье, а тело стало ватным. Поддерживая ее рукой, он склонил над ней черноволосую голову и, захватив зубами набухший бутон, стал играть с ним кончиком языка. Это было настоящей пыткой. Сара со стоном вонзила ногти ему в руку, дрожа всем телом.

Он пробормотал что-то на своем языке, и его рука скользнула по юбке и, быстро расправившись с препятствием, с трепетом стала гладить шелковистую кожу ее бедра. Это было как разряд электрического тока. Сара вздрогнула в ожидании, но уже в следующую секунду обвисла в его руках, как податливая мягкая тряпичная кукла. Тело ее было переполнено болезненным ожиданием, и это ощущение потрясло ее. Только теперь она поняла, что ничегошеньки о себе не знает. В голове у нее была только одна мысль — все это происходит не со мной, это какой-то сон. Чувства, овладевшие ею, были уже ей неподвластны.

— Рафаэль… это… нет, — она сама не отдавала себе отчета в том, что говорит. Да и какое это имеет значение?

— Нет?

Юбка соскользнула с бедер и улеглась вокруг ее ног. Он крепко прижал ее бедрами к себе. Снедаемая желанием, она не могла оторвать своего потрясенного взгляда от огня, горевшего в его по-тигриному сузившихся глазах.

— Я не желаю слышать это слово. Ты же видишь, в каком я состоянии.

Он поднял ее на руки и ногой толкнул дверь в спальню. На кровати он дрожащими от нетерпения руками стал срывать с нее остатки одежды. В этой жадности хищного зверя, в этой требовательности его губ было что-то такое, от чего ей было несказанно хорошо. Его губы, Боже, его губы!.. Тяжесть его разгоряченного, мускулистого тела, жгучая, нетерпеливая потребность его рук заставляли ее кричать от удовольствия. Она была бессильна против этого безжалостного, жгучего желания…

— Прошу тебя… прошу тебя, — задыхаясь, прошептала она, не в силах дольше выносить эту сладостную муку.

Он властно развел ее ноги и вошел в нее с неожиданной силой, даже причинив ей боль. Но что была эта боль в сравнении с неописуемым, жгучим удовольствием? Она распадалась на миллион мелких кусочков, она рассыпалась… рассыпалась… рассыпалась и все удивлялась бесконечным новым ощущениям, а затем — всепоглощающему блаженному спокойствию. Рафаэль содрогнулся в ее судорожных объятьях, а она почувствовала себя пьяной от ощущения того, что она женщина.

Стальные мускулы на его спине напряглись под прикосновением ее ненасытных пальцев. Так вот как это бывает! — подумала она, ошеломленная, с благоговением дотрагиваясь пальцами до его шелковистой золотистой кожи. Великолепное гибкое тело Рафаэля было напряжено, как пружина, готовая вот-вот распрямиться. И это было странно, ведь сама она не могла напрячь ни единого мускула. На секунду ее обуял ужас, но она подавила его. Ей не хотелось и было страшно думать, что последует за этим. Сейчас ее интересовало только новое открытие: Рафаэль все еще желает ее. Это просто чудо какое-то — Рафаэль все еще любит ее.

— Почему ты молчишь? — с тревогой прошептала она.

— А тебе еще и разговоры подавай? — Он приподнял голову с черными спутанными волосами и, освободившись от ее объятий, не глядя на нее, перекатился на бок. — Я наконец получил то, о чем мог только мечтать. Разговоры кажутся мне несколько не к месту.

Она побледнела.

— Почему в тебе столько сарказма?

— Надо же, насколько ты проницательна. Ну, и что мы теперь будем делать? — грубо процедил он сквозь зубы.

Неужели он думает, что она заманивает его назад? Возмущенная таким подозрением, она на одном дыхании пробормотала:

— Тебя это ни к чему не обязывает. — И, поколебавшись, добавила: — Я хочу сказать, что… Мне ничего от тебя не надо. Вот Бог, а вот порог, и забудем обо всем…

Он резко сел на кровати и пристально на нее посмотрел, запустив руку в ее рассыпанные по подушке волосы.

— Боюсь, ты забываешь, с кем говоришь.

Слава Богу, вздохнула она — значит, он не собирается прогонять ее от себя.

— Как я могу это забыть, если движение через мою спальню вовсе не столь уж интенсивно, — пробормотала она с лихорадочным румянцем на щеках.

Он сгреб в кулак ее светлые золотистые волосы, но Сара не возражала против боли. Она была поглощена игрой чувств на его смуглом лице. На какое-то мгновение он страшно рассердился. Что случилась? — недоумевала она. Не она начала эту бесстыжую сцену совращения в холле. Вся инициатива принадлежала Рафаэлю, а Рафаэль, хотя и казался человеком импульсивным, никогда не действовал по первому порыву. Он умел все просчитать, и это было столь же для него естественно, как и дыхание. Он был самым непредсказуемым мужчиной на свете. Его неуемное мужское эго должно было быть удовлетворено, и ему следовало бы радоваться, что наконец-то он дождался от нее именно того, чего добивался всю жизнь.

Где-то в глубине еще не пришедшей в равновесие души она знала, что сама не понимает, что творит, и в этом допущении было что-то предательски успокоительное. Это снимало с нее ответственность за свои поступки и освобождало ее от общепринятых пут, делающих жизнь безопасной, это верно, но и постной… «Позволь себе хоть чуточку безрассудства», как-то упрекнула ее Летиция. Сара, все еще бурно переживая впервые испытанные чувства, не могла не гладить его мускулистую грудь, накручивая на кончики пальцев его курчавые жесткие черные волосы. Она с наслаждением пробовала безрассудство на вкус и не замечала его неподвижной холодности. Веки у нее сомкнулись… Быть безрассудной — хорошо… Безрассудство — это как путевка в рай.

Проснувшись, она не сразу сообразила, где она и что с ней произошло. Было еще светло. Лицо ее выражало полное недоумение. Она медленно села, морщась от незнакомой легкой ломоты во всем теле. У нее болела голова, и страшно хотелось пить. Постепенно коварная память вернула ее к действительности, ее бросало то в жар, то в холод.

О Боже, что я натворила… что я натворила?! — мучительно спрашивала она себя. Как могла я допустить такое? Как случилось, что самый безобидный обед вдруг привел к таким ужасным последствиям?

Но она знала. О да, она знала. У Рафаэля ничего не бывало просто, никогда и ничего не происходило так, как могло показаться с первого взгляда. Он, наверное, сейчас смеется над ней, над своей бывшей фригидной женой, которую теперь он может заставить дрожать и кипеть, просто коснувшись ее пальцем. Ей стало до слез жалко себя.