Да здравствует королева! - Ольга Ильина

Конечно, он слабо представлял, как это все может быть и может ли вообще, но мечтал быть полезным, хоть что-то сделать, а теперь это невозможно. Ведь если поклясться морем, то нарушать клятву нельзя, иначе смерть. Море может обидеться и заберет твою жизнь при первом же шторме. И все же он пытался припомнить, а были ли случаи, чтобы моряк сумел обойти данную клятву, пока капитан не пришел, хмурый, злой и хромающий сильнее обычного.

— Идиоты! — зло хлопнул он дверью и чуть ее не снес с петель. А Олли тут же кинулся к графину с горячительным. Всегда, если капитан был так раздражен, он требовал выпить. Капитан опустошил одним махом бокал и уселся на кровать, тяжело потирая лоб. — Чертовы идиоты!

— Что-то случилось? — робко спросил мальчик.

— Случилось, эти идиоты затеяли драку с одним из заключенных. А в результате я лишился картографа. И зачем кретин полез их разнимать?

— Его убили? — испугался мальчик.

— Ударился неудачно головой. Док гарантий не дает, то ли помрет, то ли нет. Время проклятое покажет. Время… Ха! А мне-то что без картографа делать? Лучше него никто море не знал, маршруты не пролагал. Твою ж мать!

Капитан продолжал злиться, бушевать и опустошать графин с вином, а Олли пытался решить, будет ли то, что он задумал, нарушением священной клятвы? Вроде, он и не лезет, а получается, что помогает. Но это только если капитан его послушает, а если нет, то и помощью-то это считаться не будет.

«Ладно, попробую» — решился мальчик и рассказал капитану о замечательном помощнике Семаре, который карты читает, словно книгу открытую, и море, словно вдоль и поперек знает.

— Говоришь, он хороший картограф? — заинтересовался мужчина.

— Самый лучший. Он на нашем корабле штурманом был, иногда за капитана за штурвалом стоял, а в шторм ему вообще равных не было. Он мог корабль так завести, что нередко мы лишь по кромке шторма проходили, или и вовсе огибали его.

— Разве бывает такое? — удивился капитан. — Чтобы шторм обойти?

— Помощник Семар мог, — убежденно отвечал мальчик. — Он словно заговоренный, само море ему благоволит.

— И откуда же взялся такой уникальный специалист? — недоверчиво хмыкнул капитан.

— Я его в море выловил, — с гордостью сказал мальчик.

— Это как?

— Да, я на мачте сидел, смотрю, плывет что-то, оказалось, он. Я к капитану побежал, и мы его спасли. Живой оказался. Доктор говорил, что несколько дней он в море провел, без воды и еды. А когда очнулся Семар, то мы поняли, что он не помнит, кто он.

— Не помнит? — еще больше удивился Харди.

— Совсем ничего не помнит о себе. Но навыками морскими владеет как бог.

— А имя Семар откуда взялось?

— Это я дал. Семар — чайка. Так наш корабль звали.

— Да, я помню. Ты уж извини, малец, что мы твой дом потопили, но до берега мы бы его не дотащили.

— Я понимаю, — вздохнул Олли и даже удивился немного, что капитан извиняться надумал.

«Нет, не плохой все-таки этот капитан, хоть и пират» — решил Олли и проникся к своему неожиданному работодателю еще большим уважением, а наутро узнал, что капитан заинтересовался историей пленника и даже решил с ним побеседовать. Уж о чем они там говорили, никто не ведал, но на следующий день всех пленников перевели из грязного сырого трюма в каюты для матросов, одели, накормили, отмыли и пристроили к работе. Так экипаж судна пополнился на тридцать восемь человек, а корабль взял курс на острова.

— Значит, вас не продадут? — шепнул Олли, проходя мимо нового помощника капитана.

— Кажется, за это стоит тебя благодарить? — подмигнул Семар.

— А другие… они бунт не устроят?

— Нет. Капитан обещал отпустить тех, кто захочет, как только доберемся до суши.

— И что же, он так просто согласился? — удивился мальчик. Конечно, капитан Харди не зверь, но и не святой благотворитель.

— Просто, да не просто. Я обещал, что буду служить ему бесплатно целый месяц за каждого, кто захочет уйти.

— То есть, если все захотят, вы останетесь на тридцать восемь месяцев? — испуганно выдохнул мальчик.

— Олли, и месяца не прошло, а ты позабыл все мои уроки арифметики. Тридцать девять, если тебя считать.

— А я никуда не уйду без вас. Так что нам тут с вами все тридцать восемь месяцев палубы драить и по мачтам лазить.

— Значит, будем лазить, — усмехнулся мужчина и потрепал мальчонку по вихрастой шевелюре.

— А целителя, целителя он тоже отпустит?

— Не знаю, — слегка посуровел Семар. — Радует, что вообще согласился его из камер перевести.

— А что? Не хотел?

— Не хотел. И сейчас не хочет. Говорит, если тот ему попадется, то скинет за борт, не задумываясь.

— И что же такое натворил этот Кроули? — заинтересованно спросил Олли, но Семар лишь пожал плечами и продолжил свой путь. Его и самого интересовал этот странный Кроули, то ли безумец, то ли притворщик. Что-то в нем было такое… неправильное, и встреча их была неправильной. Когда его в камеру привели, тот едва в обморок не грохнулся, и все шептал: «Я не хотел, я не хотел». А чего он не хотел, о чем говорил, Семар так и не понял. Знал только одно, Кроули явно его боялся, но и взгляд оторвать не мог. Позже, узнав, что Кроули провел один в темной, вонючей камере почти полгода, он всерьез засомневался в благоразумии целителя, особенно, когда однажды проснувшись, увидел того рядом, разглядывающего его руку с браслетом. У него тогда был странный взгляд, как у фанатика какого-то.

— Откуда? Откуда он у вас? — шептал, как заведенный он. Семар не видел ничего плохого в том, чтобы рассказать о своем недуге. Тот долго молчал, отрешенно глядя в пустоту, а потом выдал странную фразу: «Быть может, оно и к лучшему». Больше они ни о чем таком не говорили, только по делу. Но иногда, он нет-нет, да ловил на себе полубезумный взгляд целителя и ловил себя на мысли: «А вдруг все это не просто так? Вдруг Кроули знал его в той, другой жизни?» Спросить он так и не решился. Мало ли что придет в голову сумасшедшему. Да и свыкся он уже и с беспамятством своим, и положением. Для него не было другой жизни, как жизнь в море, а прошлое… лишь белый лист, на котором иногда проявляются образы, которые ему не суждено разгадать.

— Чудесная погода.

— Люблю, когда светит солнце.

— Жаль, что это ненадолго. Скоро зима окончательно вступит в свои права и…

— Мы все превратимся в ледышек, — рассмеялась Рея на жалобы подруг. — И за что вы зиму-то так невзлюбили?

— А за что ее любить? — полюбопытствовала Марисса.

— Да хотя бы за снег, за праздники, за возможность кататься с горок, кидаться снежками и лепить больших снеговиков.