Пусть этот круг не разорвется… - Милдред Тэйлор

Папа не сводил с мистера Уилера глаз, но молчал. Мистер Уилер опять улыбнулся:

– Я понимаю, вы сейчас обдумываете, к чему я веду. Что ж, попросту говоря, на меня эти сведения произвели сильное впечатление. Вы же заставили людей, напуганных до смерти, попробовать изменить существующий порядок вещей. Вы помогли им объединиться и вместе постоять за себя. Я думаю, если вам это удалось однажды, удастся и в другой раз.

– Люди присоединяются к тому или другому, – сказал папа, – по своему собственному разумению.

– Все так. Но когда они видят, что уважаемые ими люди поддерживают новое начинание, им и самим легче присоединиться к нему. Конечно, это риск, как в случае с бойкотом, но, если вы поддержите наш союз, я думаю, найдется немало людей, которые тоже решат войти в него.

– А этот ваш союз, – спросил мистер Моррисон, – он только для цветных?

Мистер Уилер на миг заколебался.

– Нет… И для цветных, и для белых.

Папа и мистер Моррисон переглянулись. Стало ясно, что это сообщение свело на нет все надежды мистера Уилера на поддержку. Мистер Уилер правильно понял их разочарование и поспешил сказать:

– Только так, только вместе цветные и белые могут чего-нибудь добиться. Если мы останемся каждый но себе, у нас не хватит сил. Не могу сказать, что я за антиправительственные социальные перемены, – я с вами говорю откровенно и повторяю то, что сказал бы белым фермерам. Но мы хотим выиграть на сей раз, а для этого надо объединяться. Люди должны решить, что важнее: их расовые симпатии или сохранение крыши над головой.

Динамит громко фыркнул. Папа воспользовался моментом и отвлекся от разговора. Переведя взгляд с быка снова на мистера Уилера, он сказал:

– В ваших словах много убедительного. Только я привык сначала подумать, прежде чем принимать решение.

Мистер Уилер, казалось, был удовлетворен.

– Мне говорили, что вы именно такой человек, и я рад был в этом убедиться. Я не тороплю вас с решением. По вот что еще постарайтесь понять: только потому, что наш союз представляет и цветных, и белых, нам удалось привлечь внимание Вашингтона к местным проблемам. Мы довели до правительства, что здесь творят местные власти и представители окружных комитетов АРС. Вы же знаете, они тут сами решают, как выполнять правительственную программу, сколько сажать акров и все такое. И кто сидит в этих комитетах, вы тоже знаете: Грэйнджер, Монтьер, Уокер, то есть только крупные землевладельцы. Среди них нет ни цветных фермеров, ни испольщиков, ни мелких землевладельцев. И правительственную программу они выполняют тоже себе на благо, уж поверьте мне.

Мистер Уилер подождал, надеясь, что папа заговорит. По папа молчал. Наконец решил высказаться и Джон Мозес:

– Я уже был в союзе только для цветных. И не в одном. Все они распадались. А этот союз, где есть и белые, он так вот не распадется. Нас вместе трудней одолеть.

Мистер Уилер кивнул, подтверждая его заявление.

– Мы собираемся неделя за неделей встречаться с разными людьми. Не со всеми сразу, а человек по десять. Мы не хотим, чтобы кто не надо прослышал про наши митинги и про то, что мы задумали… Да, вот еще… – Он замялся в нерешительности. – Мы бы очень хотели использовать ваш сарай, чтобы здесь устроить одну из встреч.

Папа так и уставился на него, и мистер Уилер тут же поправился:

– Понимаю, понимаю. Ведь я же белый, и вы ничего про меня не знаете, я понимаю. Но я честный человек. Во что я верю, за то борюсь не на жизнь, а на смерть, и, если уж кто в каком деле мне поверит, я не предам.

– Что ж, я должен сначала все обдумать, – сказал папа, – и с семьей посоветоваться.

– Справедливо. И между прочим, эти первые встречи, они будут не смешанные. Мы подумали, сначала надо отдельно поговорить с цветными и с белыми, а там уж люди решат, как лучше. – И он еще раз протянул руку папе и мистеру Моррисону.

– Эй, Дюбе, ты с нами? – спросил Стейси, когда мужчины уже ушли.

– Н-н-нет. – Дюбе покачал головой, глядя вслед представителям союза. – Я х-х-хочу д-д-догнать их. Есть в-в-вопросы. – И, помахав нам, побежал за представителями.

Проводив его взглядом, мы с мальчиками пошли через выгон.

– Спорим, я первый туда добегу! – вызвался Малыш и помчался вперед.

Я и Кристофер-Джон бросились по лугу за ним, а Стейси, почувствовав себя в этот день слишком взрослым для таких развлечений, предпочел идти спокойно.

– Чур, я поеду верхом на Леди! – заявил Малыш, добежав до лошади.

– Ну и езжай! А я на Джеке, – сказал Кристофер-Джон; он почему-то предпочитал тяжелую, уверенную поступь ленивого мула стремительному полету Леди.

Малыш уселся верхом позади меня, а Стейси на спине у Джека впереди Кристофера-Джона, и мы вчетвером со смехом и визгом помчались как ветер через открытое пастбище.

Пролетев до конца пастбища, мы попридержали Леди и Джека и перевели их на шаг. Стейси, Малыш и я спрыгнули на землю, чтобы вести животных по тропинке. Но Кристофер-Джон снова вскочил на Джека и поскакал наискосок через невспаханное хлопковое поле прямо к большой дороге.

– Смотрите! – крикнул он.

К дому приближалась желтая, отделанная черным машина. Какой-то миг мы все рассматривали ее, потом Кристофер-Джон отпустил поводья Джека и побежал к подъездной дорожке.

– Дядя Хэммер! – закричал он, – Это ты, дядя Хэммер?

Машина свернула на подъездную дорогу. Когда она остановилась, из нее вышел хорошо одетый в костюм-тройку и фетровую шляпу человек, очень похожий на папу.

Кристофер-Джон оказался прав – это был дядя Хэммер. И он первым очутился в его объятиях. Мы все тоже поспешили приветствовать его, предоставив Джеку и Леди жевать во дворе травку. Дядя Хэммер, обнимая нас, смеялся, потом отступил на шаг.

– О господи, кажется, я не видел вас всего три месяца, а смотрите-ка, каждый вырос сразу на несколько дюймов! – Он с изумлением покачал головой. – Как поживаете?

– Прекрасно, – ответили мы хором.

Тут Малыш заметил:

– Дядя Хэммер, а у вас новая машина?

– Ну, не совсем новая, однако сойдет.

Малыш нахмурился.

– А почему желтая?

– Почему бы и нет? – улыбнулся дядя Хэммер.

– Хэммер! Господи помилуй, сынок, что-нибудь случилось?

Мы все обернулись. На заднюю веранду вышла Ба. На лице ее вспыхнуло удивление.

– А мы тебя и не ждали.

– Если хочешь, мама, могу повернуть назад и укатить в Чикаго, – поддразнил дядя Хэммер.

– Замолчи, сынок, – укорила его Ба и спустилась с веранды. – Иди сюда, обними мои старые кости.

Дядя Хэммер рассмеялся и подошел к ней.

– Выдалось несколько свободных деньков, вот я и решил – поеду-ка домой, помогу сажать хлопок.

Он крепко обнял Ба и отпустил ее, чтобы встретить маму, папу и мистера Моррисона, появившихся на веранде.

– Так приятно снова всех вас видеть. – Дядя Хэммер обвил рукой Ба. – Я знаю, мама, завтрак у вас уже давно позади, обеда ждать еще часа два, а вот по чему я соскучился, честно говоря, это по твоему расчудесному печенью, домашней колбасе и простокваше с тростниковым сиропом. Как думаешь, могу я тебя об этом попросить?

– О чем ты говоришь, мальчик! Я-то знаю, как ты недоедаешь там, на Севере, да и по дороге сюда небось ничего не ел. Пойдем на кухню.

Не прошло и часа, а Ба уже скатала целый рулон теста для печенья, приготовила для дяди Хэммера чугунок овсянки, домашнюю колбасу с подливкой и яйца. Еще она вскипятила кофе, который он привез с собой. Когда все было готово, мы сели за стол вместе с ним: взрослые пили с ним кофе, а мы разделили еду.

За едой мы с мальчиками с еще большей жадностью – поглощали рассказ дяди Хэммера про Север. Дядя Хэммер был всего на три года старше папы, но еще не женился и свободно ездил туда-сюда. Это был единственный наш дядя, и мы его очень любили. Но иногда мы испытывали перед ним благоговейный страх и не решались разговаривать накоротке, как с папой или с мистером Моррисоном. Мы были словно околдованы им. По словам Ба, он был немножко бешеный, да и в нашей общине считали, что он слишком вспыльчив, чего, по их мнению, темнокожий из штата Миссисипи не должен себе позволять.

– Твой кофе для нас большое удовольствие, – сказал папа, ставя на место пустую чашку. – У нас с прошлого лета не было кофе.

– Я бы еще на рождество его привез, если бы знал, что вы сидите без кофе.

Папа улыбнулся:

– Ты с таким трудом добирался сюда, что больше того, что привез, все равно не смог бы.

– Что правда, то правда. Но, честно признаюсь, лучше бы я поехал по железной дороге, чем на автобусе с пересадками. Когда едешь по железной дороге, но крайней мере, платишь не за то, чтобы трястись на заднем сиденье.

– Ну, теперь-то, – сказал мистер Моррисон, – тебе не надо больше трястись на заднем сиденье, у тебя же опять машина. Ты когда ее купил?

– В конце января. Не бог весть какая, зато везет меня, куда захочу.

– А мне она нравится, дядя Хэммер, – вдруг вставил слово Кристофер-Джон и тут же снова присмирел.