Пираты, корсары, рейдеры - Игорь Можейко

Голландцы наступали стройными рядами под прикрытием огня корабельной артиллерии, и казалось, ничто уже не остановит их наступление. Но тут на их пути оказался ручей, в котором в мирное время обычно стирали белье. Как раз до этого ручья могли долетать ядра из цитадели Макао — иезуитской коллегии. Здание коллегии еще не было достроено, но иезуиты установили на его стенах большую бомбарду и приготовились к бою весьма тщательно. Пушкарем у иезуитов был известный португальский математик (также иезуит) падре Иеронимо Ро, и ему удалось послать ядро так метко, что оно угодило в бочку с порохом, которую голландцы несли с собой. Взрыв произошел в самом центре передового отряда.

Потрясенные числом жертв, голландцы остановились; после краткого совещания их командиры не решились штурмовать португальскую позицию в лоб, а повернули к холму, который господствовал над этой частью города. Однако в бамбуковой роще на их пути засели тридцать португальцев и около ста рабов-негров. Огонь, который они открыли по приблизившимся голландцам, был столь эффективен, что те вновь остановились.

Прошло уже три часа с начала боя, а десант все не мог приблизиться к городу. Снова состоялось совещание командиров, и был избран целью атаки еще один холм. Создавалось впечатление, что голландским командирам нужна хоть какая-то победа.

Но и второй холм оказался защищенным. Прячась за камнями, португальцы и их рабы наносили такие тяжелые потери карабкавшимся на холм неприятелям, что те все чаще поглядывали на берег, где маячили шлюпки и мучился на раскаленном песке бездействующий резерв. И тут к защитникам холмов присоединились португальские артиллеристы, которых прислал командир батареи. Поняв, что перестрелка с голландскими кораблями никакого влияния на оборону города не оказывает, он снял половину пушкарей, раздал им мушкеты и приказал идти на помощь своим. Пушкарей было всего пятьдесят, но они подоспели в решающий момент. Увидев свежий отряд, капитан-майор Лопо Сарменто де Карвало поднял свою смешанную армию, больше половины в которой составляли рабы и монахи, и бросил ее вниз, на уставших врагов.

Несмотря на численное превосходство, которое все еще имели голландцы, они были разбиты наголову. Разгром был усугублен гибелью в этот момент очередного голландского командующего и тем, что матросы в шлюпках, увидев бегущих в панике солдат, поспешили отгрести от берега, боясь, что беглецы потопят лодки. Погибло больше трехсот голландцев. Торжествующие победители добивали пленных — шел к закату день святого Иоанна Крестителя, и монахи кричали: «Пленных не брать! Пусть этот день будет кровавым крещением для еретиков!» Погибло семь голландских капитанов. Нельзя не отметить важную роль, которую сыграли в сражении рабы. Благодарные им за это, португальцы прямо на пляже, среди убитых голландцев и в виду последних шлюпок, спешивших к кораблям, отпускали рабов на волю.

В письмах, которые Кун и оставшиеся в живых голландские командиры слали в Амстердам, говорилось, будто победили голландцев не португальцы, а «орды диких негров», якобы многократно превосходившие численностью голландский десант. Сообщения, которые посыпались из Макао в Гоа и Лиссабон, зачастую также были далеки от правды. Каждая из участвовавших в обороне партий пыталась доказать, что именно ей принадлежит заслуга победы над голландцами. Особенно грызлись иезуиты и доминиканцы, которые вообще всегда враждовали между собой в Макао. Впрочем, и те и другие были едины, когда пытались доказать, что настоящий организатор обороны, капитан-майор Карвало, вообще ничего, кроме ошибок, в тот день не совершил. Враги Карвало ссылались даже на то, что мать капитан-майора — «мавританка, дочка черного мавра и еврейки — все об этом знают в Макао». Однако правительство Португалии не приняло во внимание столь роковые генетические огрехи старой сеньоры де Карвало, все пять сыновей которой были выдающимися военачальниками, и даже, назло всем клеветникам, наградило капитан-майора орденом Христа — высшим орденом Португалии. Как бы подытоживая многолетний спор о том, кто же победил голландцев, английский историк Боксер привел высказывание французского маршала Жоффра, который на вопрос, кто выиграл битву на Марне в первой мировой войне, ответил: «Нельзя сказать наверняка, кто ее выиграл, зато, если бы она была проиграна, можно сказать с уверенностью, что виновником был бы объявлен я». То же относится и к капитан-майору.

А пока в Амстердам и Лиссабон шли донесения о случившемся, голландская эскадра, не повторяя попыток захватить Макао, приступила к выполнению резервного плана. Был высажен десант на Пескадорские острова, и началась тотальная пиратская война против китайской морской торговли. Два года озлобленные поражением голландцы грабили и топили китайские джонки, а моряков вывозили на Яву, где продавали в рабство. На счету у голландской эскадры тысячи жизней ни в чем не повинных людей и сотни потопленных кораблей. Выгоду же из всего этого извлекли сидевшие в Пекине иезуиты, политика которых сводилась к частому повторению слов: «Мы же вас предупреждали».

Наконец, отрицательный эффект пиратской войны стал сказываться во всей Юго-Восточной Азии, ибо торговый мир Южных морей и Индийского океана был сложным и взаимосвязанным механизмом. Засевшие у Пескадор голландцы, естественно, не могли уничтожить все судоходство в Южных морях и тем более не могли заставить своих противников добровольно передать им монополию на торговлю. Скоро обнаружилось, что выгоды от пиратской деятельности голландцев получают португальцы и англичане, так как практически все государства Южной Азии были озлоблены против голландцев и стали поддерживать их соперников.

Среди критиков подобной политики были и голландцы. Фактор из Хирадо доносил в Амстердам, что если уж нет никаких шансов победить таким образом, то лучше торговать, чем грабить. И даже адмирал Мартинус Сонк, сменивший так и не оправившегося от ран Рейенсена, послал в Амстердам достаточно откровенный доклад, послуживший одним из надгробных камней на могиле имперской политики Куна: «Наши предыдущие действия у китайских берегов настолько восстановили против нас всю страну, что нас теперь в этих краях все поголовно считают только убийцами, грабителями и пиратами… Наши действия были очень жестоки и бесчеловечны, и мое мнение заключается в том, что нам никогда не добиться торговли с Китаем этими способами… Теперь нам придется долго искупать эти и другие ошибки и преступления, прежде чем о них забудут и наша Компания сможет пожать желанные плоды китайской торговли».

История, о которой будет сейчас рассказано, достаточно известна. Обилие жертв делает ее в какой-то степени исключительной, но герои этой саги XVII века типичны, и их поступки характерны для той обстановки, которая сложилась в это время в Индийском океане.

«Батавия» была одним из самых больших кораблей голландской Ост-Индской компании — ближайшими аналогами ее можно считать португальские карраки. В начале 1629 года она вышла из Амстердама, имея на борту шестьсот пассажиров и членов команды, а также важные грузы и крупные суммы денег. Среди пассажиров были чиновники и купцы, их семьи, отряд солдат. Командовал «Батавией» капитан Якобс, но действительным начальником экспедиции был старший фактор и доверенное лицо совета Компании Франциск Пелсерт, который отвечал за сохранность груза и ценностей на сумму более двухсот тысяч гульденов. До Явы «Батавия» шла в составе небольшой эскадры.

Идея захватить судно возникла, очевидно, и у капитана Якобса, и у многих его подчиненных: уж очень соблазнительной была добыча. Капитан, вероятно, не собирался стать после этого профессиональным пиратом, а предполагал перейти на службу к португальцам. Пелсерт подозревал Якобса в опасных замыслах, но прямых улик не имел. Рассчитывать на команду он в такой ситуации не мог, зато в его распоряжении было несколько служащих Компании и тридцать солдат, в том числе десять французских наемников. На стороне капитана были второй компанейский фактор и суперкарго Иероним Корнелис, старший боцман и большинство матросов. Часть команды предпочитала до поры до времени держать нейтралитет.

Чтобы было легче претворить в жизнь задуманное, заговорщики решили после выхода в Индийский океан отстать от эскадры и затеряться в океане. Пелсерт не скрывал, что не доверяет капитану, и настоял на том, чтобы ночная вахта состояла из преданных Компании людей. Но вскоре после того, как корабли обогнули мыс Доброй Надежды, Пелсерт свалился в лихорадке, и капитану удалось осуществить свой план: в тумане «Батавия» оторвалась от эскадры.

Ободренные болезнью Пелсерта, заговорщики отложили переворот до того момента, когда фактор умрет. Неизвестно, насколько болезнь Пелсерта была действительной, а насколько — дипломатической: каждый вечер ему становилось так худо, что он не надеялся пережить ночь, но по утрам принимал доклады офицеров, хотя и не покидал постели. Так прошли две недели. Вот-вот могли показаться берега Явы, и это побуждало заговорщиков к действию. Но люди Пелсерта были начеку, а часть экипажа, как мы уже говорили, предпочитала соблюдать нейтралитет. Тогда решено было пойти на провокацию.