Гней Гилденхом Артур Грин - Александр Борянский

Мы выходим под тяжелое серое небо…

Но жить под властью какого-то Единого? Это противоречит сущности воды.

Мы выходим под тяжелое серое небо, горы нависают над нами, как мы над равниной, и в меня стремительно, каменным обвалом, снежной лавиной вторгается мир страшных когда-то дварров.

Или это я вторгаюсь в него.

Всего два замка. Возможно, еще три. Возможно, уже один.

Даркдваррон. Темный Аметист. «Обиталище тьмы…» Глаза у них не серые, глаза карие, темнее или светлее. И знамя не серое. Серыми они почудились миру от страха. А потом мир уже не видал их. И забыл. Темный Аметист, Даркдваррон.

Гриффинор. «Затерянный, мистический, притаившийся от всего света…» Полон тайны для самих хнумов. Только их женщины бывали там. Только самые древние из женщин. Гриффинор — мечта Эргэнэ.

Рубиновый Дом. Первая родина. В сотне тысяч йонов ледяного пути на запад. Последние вести — пятнадцать лет назад. Есть ли он еще? Гонцы уходили и не возвращались. Рубиновый Дом, отбивший натиск всадников в их знаменитом походе. Имя из самых древних песен и сказаний: Рубиновый Дом.

Я не имею ничего общего с хнумами. Я отчетливо представляю, что у меня иные ценности и заботы. Но их мир разливается по моему сознанию, я растворяю его в себе — и слышу протяжную тоскливую ноту.

В башнях они не живут. В башнях они готовы умирать за Темный Аметист, хотя никто и не мыслил нападать на него после 167-го года. Город под небом для них аванпост. Настоящий город спрятался в горе, там бесконечные коридоры-улицы, и освещенные залы, и ниши-храмы в честь Отца Гор, а здесь, на ветрах, лишь пятая часть. Но там, внутри, так же холодно.

За горой, частью которой является их город, — море. Замок следит за равниной, а на море с той стороны смотрит одинокая башня. Это далеко, но башня соединена с замком подземным ходом и служит четвертой башней Даркдваррона. Я был там. Я видел море. Оно холодное и стальное. Совсем скоро их море покроется льдом.

Новые хнумы не появлялись на свет вот уже двадцать два года.

Вот уже десять лет те, что остались, не видят снов.

Их мир, мир дварров был построен на видениях и беседах с Единым. Никаких видений. Мир прост, суров и безнадежен, как пронизывающий холод.

Эргэнэ — последнее создание Единого накануне двадцатидвухлетней спячки. Она идет передо мной, младшая в роду хнумов.

Нет, Темный Аметист — это не одна нота. Это целая трагическая симфония.

Мы выходим на площадь. Слева — угол грифонов. Левая башня срослась с уходящим вверх крутым склоном.

Эргэнэ оборачивается.

И тут я вижу Лайка. Он широко шагает наперерез нам, как всегда в сопровождении Стратега, который, как всегда, бросает выразительные взгляды на окружающих хнумов. Лайк Александр великолепно смотрится в моей синей с золотом шелковой форме. Он еще ничего не сказал, но я заранее предвосхищаю, я уже слышу его уверенное: «Идем, Гилденхом!» Я сразу вспоминаю: сегодня именно тот день, когда Колдун должен изречь новые слова.

Первое апвэйна 311-го года. По календарю дварров: время оникса, день открывающий. Год 13163-й.

Сначала я просто ничего не понимал.

Я пришел сражаться. Я ведь воин.

Сначала я думал, мы вошли в город, чтобы усыпить их бдительность. Чтобы напасть изнутри. И поражался: как могли они пустить нас?! Лайка с волшебным мечом, бешеного в бою Грей-Дварра, да и меня, по-настоящему обученного рыцаря. Лайк Александр, Храм и пять дней со Стратегом сделали свое дело: у ворот Даркдваррона я был… В общем, я был бойцом!

У ворот… У каких ворот? Нет у Темного Аметиста ворот, и в город мы входили с завязанными глазами. Под землей, через сеть каменных коридоров, кругами ведущих наверх, наверх… Грей-Дварр чуть было не убил сразу троих хнумов, когда справа от него упал камешек. Я сорвал повязку, но Лайк остановил драку. «Ради каменных богов…» — сказал он, так и не выпустив на волю Светлый Клинок и даже не сняв с глаз черную ленту. «Бог один», — коротко ответил хнум. «Спрячь меч, Стратег!» — сказал тогда Лайк, и Стратег повиновался. Или последовал совету. А хотелось ему больше всего на свете рассекать хребты и отрубать головы.

Дней десять я ждал. Я мерз, я почти не спал эти десять дней — я ждал сигнала. «Как мудро! — думал я в восхищении. — Мы уже здесь. И теперь великий Александр сумеет выбрать самый выгодный, самый безнадежный для хнумов момент!» Я еще не знал, что внешняя часть замка далеко не все. А потом Лайк обронил несколько расточительных фраз, и я понял: мы не нападем на Даркдваррон. Никогда.

Мы пришли с миссией. Мы пришли как друзья. Хнумы могут думать что угодно, но мы пришли как друзья. Мы принесли свет Селентины, ее молодость древнему вымирающему народу. Зачем убивать их? Надо не дать им погибнуть. Даркдваррон — грозное рычащее название, придуманное испуганными людьми. В Королевскую Республику должен войти Темный Аметист.

Хнумы и Королевская Республика. Трудно представить себе что-то более противоположное.

Народ, убежденный, что от него пошли остальные, и народ, призванный остальных объединить. Владыки прошлого и властители будущего. В любом настоящем вторые растворяют в себе первых.

День

Мы находимся в огромном зале.

Я здесь впервые.

Я потрясен.

Снаружи может идти снег, бушевать метель, нагрянувший из угла земли ураган, а здесь, внутри, будут царить спокойствие, тишина и свет множества факелов.

Восемь старцев первого круга покоятся в прекрасных креслах из редчайших горных пород: рубина, топаза, изумруда, карбункула, сапфира… остальные забыл. За каждым замер хнум-хранитель. Старцы второго круга чуть поодаль, справа и слева. Их кресла попроще.

Над старцами, в конце зала, а вернее, в начале всего их города — огромная статуя Единого, его воплощение, единственное произведение искусства хнумов, не считая древних полузабытых песен. Отец Гор из чистого золота с коричневым отливом. В Отце Гор — весь золотой запас народа дварров. Он неделим. Золото никак не участвует в расчетах хнумов друг с другом. Они не знают о его роли. У них вообще нет нужды рассчитываться друг с другом. Все в воле Единого.

Грей-Дварр стоит рядом с Лайком, держа руки на двух рукоятях. Второй меч ему выковал мастер-хнум по просьбе Лайка Александра. Грей-Дварр изменился. Прежде произносивший целые речи, пусть частенько и невпопад, он постепенно стал молчаливым, как немой хнум. Последними были слова о «душе гор», которая «ушла под землю». Стратег наша главная опора, поразительно, насколько он предан второму, младшему Александру. Но почему-то я не могу не опасаться его. Я знаю: ему довелось пережить трагедию северной экспедиции, столько лет вдали от Селентины — время сделало его таким. И все-таки…