Разговор с Вождем - Роман Злотников

Танк подпрыгнул, с ходу наскочив на неровность почвы или поросшую травой кочку, и вильнул в сторону. Раздраженно зашипев под нос, Гаврилов с трудом удержался на месте и приник к налобнику прицела. Сбоку зло выматерился заряжающий, которому в швыряемой из стороны в сторону стальной коробке приходилось еще хуже. Не ровен час, уронишь под ноги снаряд, да взрывателем вниз, об полик, и амба всем троим. Приплыли. В смысле, приехали.

Башня ближайшего вражеского танка сверкнула коротким огоньком выстрела. И хотя сержант понятия не имел, в них ли целил немецкий наводчик или в кого-то из товарищей, идущих справа-слева, но чисто инстинктивно пихнул сапогом мехвода, продублировав команду срывающимся, уже успевшим охрипнуть, несмотря на ларингофон, голосом:

– Вправо!!!

Танк заложил вираж, и инерция в очередной раз впечатала Степана в стенку башни. И в тот же миг броня коротко завибрировала, отзываясь на наружный удар. Что-то ожгло плечо прямо сквозь плотную ткань комбинезона, словно хлыстом ударили. Или веткой крапивы по голой коже, как в детстве, когда они с деревенскими пацанами эдаким образом в догонялки-обжигалки играли. Гаврилов пару секунд тупо пялился на отслоившуюся с внутренней поверхности башенной брони белую краску, изодранную осколками неровно лопнувшей брони, от которой остро пахло горячим металлом. Ну ни хрена себе! По ним, стало быть, немец стрелял, по ним! Еще полсекундочки промедления, и прошило бы, словно фанеру! А так – в рикошет болванка ушла, только вмятина да небольшая, сантиметров в десять, трещина остались. А плечо то ли ударом припечатало, то ли вторичными осколками. Ладно, потом разберемся, некогда сейчас. Главное, рука цела, пусть и болит, но двигается.

Поняв, что промазали, немцы резко ушли в сторону, однако башня продолжала доворачиваться в сторону оказавшегося излишне шустрым русского танка. Наводчик «Pz-III» не собирался упускать непокорную цель. Тем более что на такой дистанции – боевые машины разделяло не более четырех сотен метров открытого пространства, лишь кое-где поросшего куцым кустарником или изрезанного неглубокими овражками, – легкий танк представлял нешуточную опасность даже при атаке в лоб.

До боли закусив губу, Гаврилов изо всех сил вжался в налобник, одновременно крутя маховик поворота башни. «Врешь, сука, я первым выстрелю! Дуэль устроить хочешь? Добро, будет тебе сейчас дуэль». Наконец прицельная марка наползла на корпус противника, и Степан, скомандовав мехводу «короткую», выстрелил. Попал… вот только не туда, куда следовало: подсвеченная донным трассером болванка влепилась в нижний лобовой бронелист, прикрытый запасной гусеницей. Сержант успел заметить, как в снопе выбитых кинетическим ударом искр разлетелись в стороны траки разодранной гусеницы, и вражеский танк вздрогнул, будто напоровшись на невидимое препятствие, однако продолжил движение.

Под рукой лязгнул орудийный затвор, запирая в каморе новый унитар, в ноздри шибануло тухлятиной сгоревшего кордита, после каждого выстрела попадавшего в боевое отделение из орудийного ствола. Не угореть бы, при такой-то частой стрельбе! Неожиданно сержант понял, что имел в виду мехвод, когда говорил, что во время войны с японцами они люки полностью не запирали. А он еще спорил, дурень, мол, не положено, мол, люки в бою должны быть задраены по-боевому…

– Коля, давай к подбитому, за дымом укроемся! – проорал Гаврилов механику, приняв неожиданное решение. Мехвод задумку командира понял, направляя боевую машину в сторону горящего немецкого танка, сожженного их прошлым выстрелом. «Тройка» к этому времени уже вовсю полыхала, выбрасывая из люков и решеток МТО ревущие простыни рыжего пламени, и прибиваемый ветром к земле шлейф густого черного дыма скрыл советский танк от немецкого наводчика. Отлично! Сержант довернул башню, нащупывая противника в орудийный прицел. Ага, вон ты где, гадина… стрелять собрался? Ну, давай, пали, над горящим корпусом только башня возвышается, да и ту дым маскирует, хрен попадешь. Так и вышло: немец выстрелил, но снаряд лишь высек сноп искр из брони горящего танка, заставив вздрогнуть сорванную взрывом с погона, но оставшуюся на месте башню. Пора!

– Коля, вперед метров на семь, остановка – и сразу перекидывай передачу. После выстрела – сдавай назад. Поехали!

Танк рванулся вперед, почти сразу же затормозив, и Степан торопливо закрутил маховички тонкой наводки. Времени у него немного, пока немцы перезарядятся да прицелятся, так что мазать нельзя. Угловатый корпус вражеского «панцера» вполз в поле прицела, и марка легла точнехонько на вертикальный лобовой лист в районе смотрового прибора механика-водителя. Чуть подняв прицел, сержант выстрелил. Не дожидаясь команды, механик начал движение, вновь скрывая бронемашину в дыму.

Попал! Немецкий танк дернулся, отвернув чуть в сторону, и, проехав с десяток метров, заглох. Было пробитие или нет, Гаврилов так и не понял, но водителю всяко конец. Как минимум сколами брони башку продырявило. И, возможно, не только ему одному.

– Вперед, обойди его сбоку и давай короткую, добьем гада! – Боковым зрением сержант отметил, что Серега успел перезарядиться, и снова приник к прицелу. Объехав противника с фланга, «бэтушка» снова замерла, качнувшись корпусом вперед-назад, и Степан всадил ему в борт еще одну болванку, учитывая толщину брони и расстояние, на сей раз с гарантированным пробитием. Вражеский танк так и не взорвался, лишь из приоткрытого командирского люка выметнулся небольшой клуб сизого дыма, однако Гаврилова это уже не интересовало: после двух попаданий экипажу всяко конец…

Не имея связи с другими машинами роты, сержант бронетанковых войск Степан Гаврилов не знал, что его экипаж оказался в числе немногих счастливчиков, которым удалось не только уцелеть, но и уничтожить по несколько танков противника. Другим повезло куда меньше. К исходу короткого танкового боя от роты осталось всего пять машин, считая вместе с его «семеркой». Остальные к этому времени уже жарко полыхали, смешавшись с танками противника. В других подразделениях 22-й танковой дивизии ситуация оказалась еще хуже, рельеф местности и расстояние не позволили вести бой на равных, и советские танкисты понесли катастрофические потери от ведущих огонь с предельных дистанций немецких танков. Но свою задачу они все же выполнили, задержав гитлеровцев и уничтожив больше половины танков 18-й дивизии. Самое главное, героизм советских танкистов не позволил врагу с ходу занять намеченные рубежи, пусть и на несколько часов, но затормозив стремительное продвижение на восток.

Спустя несколько часов десять последних уцелевших танков первой и второй рот, куда входил и «БТ-7» сержанта Гаврилова, организовали на Жлобинском направлении фланговую засаду и приняли бой с моторизованной колонной 3-й танковой дивизии генерала Моделя, нанеся гитлеровцам серьезные потери, однако сами при этом были уничтожены, спаслось всего несколько танкистов.

В последующие дни не получившие повреждений боевые машины дивизии приняли участие в контрударе 14-го мехкорпуса под Брестом, после чего сражались под Жабинкой и Кобрином. В отличие от ПРОШЛОГО варианта истории, дивизия не была расформирована в конце месяца, поскольку сохранила к тому времени почти полтора десятка танков (в реальности к 28 июня в составе 22-й ТД не осталось ни одной бронемашины), и оказалась отведена в тыл на переформирование и доукомплектацию…

Глава 7

22 июня 1941 года,

Брестская крепость

Метнувшись вбок, я ударился коленом о край скамейки и тихо зашипел от боли. Вашу мать, и где здесь спрятаться: скамейки без спинок, как длинные табуретки – плохая защита от глаз (и пуль) противника. А вот какая-то дверка в боковой стене…

За дверкой оказался короткий и чрезвычайно узкий, чуть более полуметра в ширину, коридорчик, заканчивающийся крутой лестницей. Это, скорее всего, ход на хоры – доминирующая над залом большая «лоджия».

Поднявшись наверх, я проскочил через новый узкий коридорчик с коротким боковым «аппендиксом» и снова услышал голоса на немецком. Эти люди неспешно обсуждали какую-то проблему, чем-то позвякивая и поминая «свинскую собаку» через каждые два слова. Уж такие-то слова я знал![15]

Осторожно заглянув на хоры, вижу парочку немцев, что-то увлеченно собирающих возле окна. Блин, сюда нельзя! А куда? Я метнулся в «аппендикс», но он заканчивался тупиком. И в этот момент на лестнице застучали подкованные сапоги – наверх кто-то шел, шумно сопя и бормоча под нос немецкие ругательства. Похоже, что пипец – я в тупике, бежать некуда, из оружия только макет «Нагана», годный в качестве дубинки и… нож! Торопливо вытаскиваю и раскрываю лезвие. На вид оно кажется коротковатым… Но в умелых руках… А мне когда-то очень давно преподавали науку ножевого боя… В любом случае – буду действовать, не стану безропотной жертвой!