Князь Лавин - Ольга Погодина

Она принялась кричать, и ее ударили по лицу, один раз, потом другой. Потом вбежала толстая женщина, и мужчина, изнасиловавший ее, ушел с недовольным ворчанием. Опьянение ушло, и О-Лэи в молчаливом ужасе начала осознавать, наконец, куда она попала и что ей предстоит.

Она чувствовала себя опоганенной, изгаженной. Ей хотелось тереть себя до крови, содрать вместе с кожей отвратительный сальный запах чужого немытого тела, оставшийся на ней. Все вокруг тоже было ужасающе грязным, никаких принадлежностей, чтобы умыться и причесаться, ей не дали. Внизу, сквозь щели грубого дощатого пола, слышались такие звуки, что у О-Лэи покраснели не только щеки, но и уши, и шея. Она поднялась, – резко, рывком. Натянула на себя изрядно испачканную одежду. Огляделась в поисках окна, но его не было. Она находилась на маленьком пыльном чердаке без окон, прямо под соломенной крышей. По некоторым признакам, ночь – вторая ночь этого кошмара наяву, – была на исходе.

В комнате не было ничего, что бы могло помочь ей умереть. Даже кровати, – только куча соломы, накрытая грубым шерстяным покрывалом, которое ей не хватило силы разорвать, хотя она с трудом представляла себе, что будет, если ей это все же удастся. Какое-то время О-Лэи металась по своей клетке, какое-то время плакала. Сквозь щели в стенах ей было видно, что занимается рассвет и она, собрав последние силы, принималась судорожно придумывать выходы из создавшегося положения и, обнаружив их очевидную нелепость, снова разрыдалась – глухо, обессиливающе.

У нее почти не осталось сил, когда на ней пришли, но на этот раз О-Лэи отчаянно сопротивлялась. Ей дважды удалось укусить "хозяина", изнасиловавшего ее ночью, и ее на этот раз избили куда серьезнее. Боль была очищением, облегчением, подумала О-Лэи, соскальзывая в кружащуюся багровую темноту. Когда она очнулась, она поняла, что ее не только снова изнасиловали, но на этот раз и связали. Тело распухло и болело, глаз заплыл, ребра, казалось, треснут при каждом вздохе. Ее, будто тюк с шерстью, завернули в дерюгу, обвязали веревкой и свалили поверх груды отвратительно воняющих кож в какой-то тряской и грязной телеге. И эта телега двигалась куда-то в темноту – а сквозь щели купола О-Лэи видала, что наверху темнота – или она ослепла? В ужасе от этой мысли она принялась извиваться, и стонать, но с разбитых губ срывались только какие-то придушенные хрипы. Наконец, на уровне ее глаз показалось чье-то неразличимое в темноте лицо.

– Жива, – сказала какая-то женщина скрипучим тоном, – я думала, Тюй Ху ее таки-порешит. Девчонка чуть не откусила ему палец.

– Дай ей воды, – послышался чей-то неразличимый мужской голос, – Если помрет – какой тогда с нее прок?

Женское лицо исчезло, и потом у губ О-Лэи появилась щербатая чашка с водой. Вода! О-Лэи потянулась было к ней, но потом, вспомнив, нечеловеческим усилием отстранилась, замотала головой.

– Умная девчонка! – бесстрастно сказала женщина, – Поняла, что прошлый раз ей что-то подмешали, – и добавила тоном, в который О-Лэи поверила, – Пей, не бойся. Я ведь не Тюй Ху, мне от тебя ничего не надо!

Из темноты неразличимо хохотнул мужской голос. О-Лэи принялась пить, шипя от боли в разбитых губах, стукавшихся о край чашки при каждом броске телеги.

После нескольких глотков она, обессилев, откинулась назад.

– Куда мы едем? – просипела она.

– Смотри-ка, интересуется, – захохотала теперь женщина, – Эй, птичка, а не все ли равно? Наше дело простое, ему везде применение найдется!

– Я… не…шлюха… – еле проговорила О-Лэи. Вокруг нее все кружилось, предметы то наплывали на нее, становясь ужасающе огромными, то съеживались.

– Все мы когда-то не были шлюхами, – раздумчиво сказала женщина, – Жизнь, знаешь ли, – она и не такое делает.

О-Лэи хотела возразить, хотела потребовать, чтобы ее немедленно вернули в столицу, но вместо слов в ее горле родился неожиданный саднящий кашель, а потом внутри будто что-то лопнуло и она провалилась в темноту.

Потом все помнилось какими-то обрывками: лицо той женщины, чьи-то неразборчивые проклятия и жесткие руки, выносившие ее наружу, когда ей приходило время справить надобности, а потом снова и снова – дикие, нелепые, лихорадочные сны. О-Лэи пылала в жару, ее раны воспалились, а тело сотрясал сухой кашель. Несколько раз она слышала голос отвратительного Тюй Ху, и один раз он сказал что-то вроде того, что " эту падаль стоит выбросить, пока она не изгадила все кожи". В половине своих лихорадочных видений она пыталась бежать, а он, этот ужасный человек, настигал ее. О-Лэи кричала и плакала, царапая сорванными ногтями жесткие кожи.

Через несколько показавшихся бесконечными дней горячка все же отступила, и пришло время слабости, – такой, что она еле могла пошевелиться, чтобы глотнуть воды. Еще через два дня она, шатаясь, впервые смогла самостоятельно выбраться из телеги, – хвала Девятке, связывать ее теперь никто и не подумал, да и она была слишком слаба, чтобы даже думать о побеге. Низкое серое небо бросило ей в лицо горсть мокрого снега, и О-Лэи увидела на горизонте расплывчатую, туманную линию гор.

Она узнала их изломанные очертания, – Крох-Ситх и Крох-Ратх, Небесные Братья, о которых в детстве она мечтала, что кто-то из них непременно спустится на землю, чтобы полюбить ее, О-Лэи. Судя по их положению относительно хребтов Крох-Ог, они сейчас находятся уже в Восточной Гхор. Это объясняет и то, что последние несколько дней она невыносимо мерзла.

О-Лэи забралась в телегу, и какое-то время лежала неподвижно, дрожа под своими вонючими кожами. Однако мозг ее уже заработал. Она была здесь, она знает эти места, – единственное место в Срединной, где, кроме столицы, она бывала. Здесь прошло ее детство, когда ее отца сослали в эту унизительную для всех них ссылку.

О-Лэи постаралась по памяти воспроизвести в голове карту, какие чертил когда-то ее отец, который, как полководец, большое внимание уделял использованию местности при боевых действиях.

" Практически не бывает положений безнадежных, – повторял великий стратег Фэнь, глядя во внимательные глаза своей играющей на полу дочери, – Зато куда чаще положение называют безнадежным, поскольку не учитывают тех или иных элементов. Важно все, – расположение противника и данные лазутчиков, рельеф местности и местонахождение источников, симпатии местного населения и пристрастия начальников крепостей. Иногда играет роль крошечная деталь, и гениальным называют того, что сумел вовремя увидеть ее и использовать."

Восточная и Западная Гхор были самыми северными провинциями Срединной империи, на границе с землями северных варваров. Западная Гхор, – ворота в сказочный заоблачный Ургах, страну колдунов и знахарей, – располагалась выше, уже в предгорьях, а Восточная, отделенная от нее рекой Мажонг, плавными уступами спускалась на равнины Шамдо, где располагался крупный город Шамдо. О-Лэи смутно вспоминала этот город, – какое-то время они жили здесь, хотя тогда их конечная цель, – небольшой город Йи, – лежала немного дальше на северо-запад. Ей тогда было около восьми лет. Она помнила, что больше всего ее тогда поразили огромные крепостные стены, построенные на случай атаки с севера. Кстати сказать, прошлогоднее нападение стены Шамдо выдержали с честью, заставив варваров отойти с большими потерями. Она видела донесение главы провинции, – кажется, его зовут Тон Бо.