Ночь кровавой луны - Светлана Алешина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– О ком? – переспросил он меня. – О Багдасарове? Это кто? Я националист.
– Только когда тебя никто не видит, – рассмеялась я. – Деньги тебе в основном идут из багдасаровского кармана. Ну? Или ты сейчас мне все рассказываешь про странные ваши отношения, местами напоминающие гомосексуальные, или…
Я выразительно полезла в карман. Взятый напрокат «мобильник» послушно заверещал.
– Ладно тебе, – уже дружелюбно просипел Саввин. – Багдасаров никакую Тумановскую не знает. Ты не там землю носом роешь, детка!
– А ты?
– Я? Я знаю, что была тут какая-то шлюха из «феминисток». Сначала пыталась пыхтеть, а потом сама начала вечерами тут бывать… С каким-то хлыщом из «новых русских». По крайней мере, у него рожа такая была. Как с картины Репина «Приплыли»…
Он хихикнул неожиданным резким фальцетом и продолжал:
– А потом я узнал, что вроде бы этот хрен моржовый – врач. Прикидываешь? Я этого врача тут часто видел. Что называется, врач-»гинеколог»… Только к нему девочки идти отказывались. За какие угодно деньги – ни в какую… поэтому они очень удивились, когда он сюда начал с этой барынькой таскаться и отдельный номер снимать… Так что это не я твою Тумановскую шлепнул. И не Багдасаров. Ищи в другом болоте…
Я была вынуждена ему поверить. Более того, неужели, черт возьми, все сходится на моем Бермане?
Если добрая Маша Тумановская вдруг в один момент превратилась в отпадную стерву, я не могу отмести возможность подобной же метаморфозы с моим дядей Борей!
– Он был пожилым, этот ваш доктор? – спросила я.
– Нет, не особенно, – ответил гадкий тип. – Довольно молод.
Еще интереснее! Но хоть от сердца отлегло.
– Ладно, живи пока, – разрешила я Саввину.
– А еще чего прикажешь? – нагло осведомился этот урод.
– Привет Багдасарову, – вздохнула я и вышла, хлопнув дверью.
Все пути вели к дяде Боре. Как в Рим.
Искомый преступник тусовался где-то рядом с ним и был куда омерзительнее господина Саввина с его «наклеенными» усами.
* * *Слава богу, мой добрый дядя Боря оказался на месте!
Пока я ехала до Пятницкой, на которой была расположена больница, то проигрывала в уме массу вариаций – мне абсолютно не хотелось повторять вслух обвинения, высказанные по адресу Бермана, но иначе я понятия не имела, как мне заговорить с ним о Маше Тумановской.
Этого человека я знала с детства – можно сказать, что он меня носил на руках. Кстати, никогда не проявляя при этом тех наклонностей, в которых позднее его обвиняли.
Может быть, я была не очень симпатичным ребенком? Или вызывала у взрослых только чувство гадливости и омерзения?
Нет. Судя по свидетельствам очевидцев, которой является моя мама, а она, уж поверьте, человек не просто беспристрастный, а и вовсе куда более склонна отрицать даже мои достоинства. Так вот, когда она вспоминает, как меня принесли кормить первый раз, словно огонек зажегся, вот такая я была хорошенькая!
Это не приступ хвастовства, поверьте – я весьма иронично отношусь к своей внешности, просто я была хорошенькой в детстве – этакая пампушка с рыжими длинными кудряшками. Но Борис Евгеньевич не проявлял ко мне никакого специфического интереса, несмотря на то, что в момент нашего первого знакомства был куда бодрее и моложе, чем теперь.
Что же такое произошло?
Не было ли это нападение на бедного старикана личной местью кого-то из девушек?
Я поднялась на третий этаж, как сюда добирается бедняга Берман – трудно даже представить!
Из дверей его кабинета вышла молоденькая врачиха. Налетев на меня, она остановилась и, придав взгляду соответствующую ее стерильному халатику строгость, спросила:
– Вы к кому?
– К Берману, – ответила я. – По глубоко личному вопросу.
В принципе, можно было и не объясняться.
Она посторонилась, пропуская меня в кабинет.
Он был не один.
В кабинете, кроме него, находился мужчина лет тридцати. Он с легким интересом взглянул на меня, и я отметила про себя, что он красив. Просто чертовски. Правда, в отличие от Игоря, ему явно недоставало мужественности, но такой тип имеет бешеную популярность у домохозяек. Я таковой не являлась, поэтому в ответ на его игривый взгляд вздернула подбородок, показывая всем своим видом, что моя свобода – превыше всего, крепости не сдаются.
Дядя Боря удивленно вытаращился на меня своими совиными глазами и протянул:
– Сашенька, солнышко мое! Какими судьбами? Бог ты мой, деточка, как же я рад тебя видеть! Ты стала совсем большая. Как мама?
– Мама прекрасно, – сказала я. – Вас часто вспоминает. Вы-то как поживаете?
– Весь в работе. Кстати, познакомься – это Валерий Андреевич. Мой коллега и очень хороший кардиолог. Кстати, – он понизил голос, его глаза стали обеспокоенными. – Ты пришла не потому, что у тебя нелады со здоровьем, девочка?
– Нет, – покачала я головой. – Я по другому делу.
– Слава богу, – облегченно выдохнул он. – Присаживайся.
Валерий Андреевич сидел на месте, явно не собираясь уходить.
Я оглянулась на него.
Он растянул губы в легкой, насмешливой улыбке. Его глаза были печальными и холодными.
Кажется, он пытался при этом меня обольстить, но как-то странно. Как бы подавляя меня.
Вернее, испытывая на прочность.
– Вообще-то разговор у меня личный. И секретный. Может быть, пойдем выпьем по чашечке кофе? Я угощаю…
– Ну уж нет! – возмутился, поднимаясь, дядя Боря. – Если мы отправляемся в кафе, милая барышня, угощать вас все-таки буду я. И не надо ваших феминистических жестов – с недавнего времени я их что-то недолюбливаю!
* * *Он был так счастлив, покупая мне мороженое, что я чувствовала себя ужасно гадко. Старик был очень рад меня видеть. Он действительно соскучился, и я была для него к тому же весточкой из прошлого, живым свидетельством его молодости, дочерью его лучшего друга…
И вот именно мне надо было напомнить ему о тех самых неприятностях, которые причинили ему «феминистки».
– Какое будешь вино? – подмигнул он мне. – Ну, не надо так краснеть, малышка, ты ведь уже совершеннолетняя! Или я ошибаюсь?
– Нет, просто я на работе, – вздохнула я. – И к тому же стараюсь вообще не пить вино. Это мой принцип.
– Понял, – многозначительно улыбнулся он. – Значит, новое поколение выбирает пепси, и никаких гвоздей?
– Не пепси. Минералку, – засмеялась я.
– Ты так следишь за своим здоровьем? – испуганно спросил он.
– Вовсе нет, – разочаровала я его. – Просто я постоянно порчу свой организм кофе и сигаретами, значит, надо запретить себе то, что не очень нравится!
– Ладно, берем минералку, – подмигнул он мне. – Поскольку я тоже врежу здоровью сигаретами и кофе. А где ты, кстати, работаешь? Переводишь своего французского бродяжку?
– О нет, – покачала я головой. – На французском бродяжке много не заработаешь… Приходится жить в условиях дефолта, поэтому я изображаю из себя детектива…
Он вытаращился на меня в таком изумлении, что я даже испугалась за него. А ну как он от удивления упадет в обморок?
– Де-тек-тивом? Ты пишешь их?
– Нет, – ответила я. – Я работаю детективом. Сыщицей.
– О боже, – пробормотал он. – Вот уж не ожидал… Что ж, пути господни неисповедимы… Значит, ты ко мне пришла по делу. И это связано с твоей новой работой?
– Да, – призналась я.
– Та-ак…
Его настроение явно ухудшилось.
– И что тебя интересует? Чем я могу тебе помочь?
– Не что, а кто. Некая Мария Тумановская, дядя Боря. Вы были с ней знакомы?
Он кивнул.
– Так я и думал, – печально произнес он. – Значит, слухи о моих «грехах» дошли и до тебя… Могу сразу тебе сказать, что это все неправда и никогда правдой быть не могло!
– Я знаю, – мягко дотронулась я до его немного подрагивающей руки. – Просто так получилось, что Машу Тумановскую убили. И я как раз занимаюсь поиском того, кто это сделал. А для этого мне нужно ее понять. И узнать круг ее знакомых, потому что убийца, несомненно, был с ней в близких отношениях! Вы ведь ее знали, да?
– И не с лучшей стороны!
– Так и расскажите мне, с какой стороны вы ее знали! Потому что так вы поможете не только мне, но и себе…
Он подумал, глядя своими огромными и печальными глазами в глубь полутемного кафе, и кивнул.
– Ну, хорошо… Хотя сразу оговорюсь, что я знаю про нее совсем не так много. И, повторюсь, то, что я о ней знаю, может быть неприятным и неожиданным для тебя. Но раз ты считаешь, что иначе ты не поймешь, кто ее убил, я расскажу тебе все.
* * *Он задумался на какое-то мгновение.
– Согласись, не очень-то приятно вспоминать о человеке, который доставил тебе столько неприятностей, сколько ты за всю жизнь не получал! Но – дело было так. Однажды она буквально ворвалась ко мне в кабинет вместе со своей подругой… Имя у нее было какое-то дурацкое. Вася?
– Бася, – подсказала я.