Том 3. Драмы - Михаил Лермонтов

Любовь. Мне кажется, у вас никакой просьбы до меня, 17-летней девушки, не может быть, что я могу вам сделать…

Заруцкий. Я гусар, а гусары говорят то, что думают: позволяете ли мне говорить откровенно?

(Она в смущении молчит.)

Знавали ли вы страданья любви, вы носите ее имя, отвечайте, протекал ли огонь ее по вашим жилам?..

Любовь. Какой странный вопрос…

Заруцкий. Знавали ли вы любовь?..

Любовь. Это слишком много, слишком дерзко – я не привыкла к таким разговорам – оставьте меня, – вы не хотите – я вам приказываю, не то я позову людей… ибо – я не хочу вам сделать эту неприятность. Оставьте меня.

Заруцкий. В последний раз заклинаю вас, скажите мне, любили ли вы какого-нибудь юношу, – одного на целом свете.

Любовь (с досадою). Это слишком вольно, м<илостивый> г<осударь>, – повторяю вам, если вы меня не оставите…

Заруцкий (вскакивает как громом поражен). (В сторону) Итак, все надежды мои провалились сквозь землю… попробую еще… быть может, она мыслит, что Заруцкий ее любит, – ах! Счастливая мысль – еще есть спасенье.

(Подходит к ней с спокойным видом.) Я обожаю – сестру вашу…

Любовь. Что же вам до меня. Зачем тревожить мое спокойствие таким неожиданным приходом, зачем же вы пришли ко мне? Ваш поступок невозможно понять!..

Заруцкий. Я для того пришел к вам, чтобы вымолить, выплакать помощь, – будьте уверены в чистоте моих желаний – я хочу, клянусь вам, хочу на ней жениться – но – прежде – доставьте мне случай с ней говорить наедине, скажите ей, что она любима – страстно – столько, сколько гусар может любить. Я хочу узнать ее ближе – вы будете свидетелем – умоляю вас – но что это значит? Вы отворачиваетесь? – как можно отказываться сделать доброе дело, когда мы в состоянии.

Любовь. Я не в состоянии этого сделать!..

Заруцкий. Как! Имея доверенность сестры вашей, ее дружбу – и вы…

Любовь. Вы ошибаетесь!.. Я не имею ничьей доверенности, ничьей дружбы!..

Заруцкий. Итак – мне идти без надежды – а?..

Любовь. Нет – останьтесь… слушайте… поклянитесь мне, что вы во зло не употребите ее снисхождения… но чем вам клясться… нет… лучше… скажите мне, положив руку на сердце: правда ли, что мужчины так злы и коварны, как их обвиняют, – правда ли, что их душе ничего не стоит погубить девушку навеки…

Заруцкий (подумав, решительно). Неправда…

(Слышен шум.)

Любовь. Я постараюсь убедить Элизу… но помните, что грешно будет употребить во зло мою и сестрину доверенность… слышите – она идет – бегите скорей, бегите…

Заруцкий. Я буду надеяться. (Уходит.)

(Чрез минуту входит Элиза.)

Элиза. Ах, какой смех! Grand dieu! Grand dieu![55] кабы ты знала, Любанька, что там за шум внизу. Марфа Ивановна так раскапризничалась – что хоть из дому беги!.. Ужасть! – девок по щекам так и лупит – ха! Ха! Ха! Ха! – стоит посмотреть – и за что? Ах, дай отдохнуть – самая глупейшая глупость – ах! Как я устала!.. После тебе расскажу!..

Любовь. А у меня есть дело очень важное до тебя… и на твой счет…

Элиза. Что такое? Скажи, пожалуйста! Скажи!..

Любовь. Пойдем со мной!

(Уходят.)

Конец 1-го действия

Действие второе

(Комната Марфы Ивановны. Она сидит на креслах, перед ней стоит Дарья.)

Марфа Ив<ановна>. Как ты смела, Дашка, выдать на кухню нынешний день 2 курицы – и без моего спросу? – а? – отвечай!

Дарья. Виновата… я знала, матушка, что две-то много, да некогда было вашей милости доложить…

Марфа Ив<ановна>. Как, дура, скотина, – две много… да нам есть нечего будет – ты меня этак, пожалуй, с голоду уморишь – да знаешь ли, что я тебе сейчас вот при себе велю надавать пощечин…

Дарья (кланяясь). Ваша власть, сударыня, – что угодно – мы ваши рабы…

Марфа Ив<ановна>. Что, не было ли у вас какого-нибудь крику с Николай Михаловичем…

Дарья. Нету-с – как-с можно-с нам ссориться – а вот что-с – нынче ко мне барышни присылали просить сливок, и у меня хоть они были, да…

Марфа Ив<ановна>. Что ж ты, верно, отпустила им?..

Дарья. Никак нет-с…

Марф<а> Ив<ановна>. Как же ты смела…

Дарья. Добро бы с вашего позволения, а то вы почивали – так этак, если всяким давать сливок, коров, сударыня, недостанет… у нас же нынче одна корова захворала, и я, матушка, виновата, не дала, не дала густых сливочек… слыхано ли во свете без барского позволения?..

Марф<а> Ив<ановна>. Ну, так хорошо сделала… Не знаешь ли ты, где мой внук, молодой барин?..

Дарья. Кажется, сударыня, он у своего батюшки.

Марф<а> Ив<ановна>. Всё там сидит. Сюда не заглянет. Экой какой он сделался – бывало, прежде ко мне он был очень привязан, не отходил от меня, пока мал был, – и напрасно я его удаляла от отца – таки умели Юрьюшку уверить, что я отняла у отца материнское именье, как будто не ему же это именье достанется… Ох! Злые люди!

Дарья. Ваша правда, матушка, – злые люди.

Марф<а> Ив<ановна>. Кто станет покоить мою старость! – и я ли жалела что-нибудь для его воспитания – носила сама бог знает что – готова была от чаю отказаться – а по четыре тысячи платила в год учителю… и всё пошло не впрок… Уж, кажется, всяким ли манером старалась сберечься от нынешней беды: ставила фунтовую свечу каждое воскресенье, всем святым поклонялась. Ему ли не наговаривала я на отца, на дядю, на всех родных – всё не помогло. Ах, кабы дочь моя была жива, не то бы на миру делалось, – не то бы…

Дарья. Что это вы, сударыня, так сокрушаетесь – всё еще дело поправное – можно Юрья Николаича разжалобить чем-нибудь, а он уж известен, как если разжалобится, – куда хочешь, для всякого на нож готов… Есть, Марфа Ивановна, поговорка: железо тогда и куется, пока горячо…

Марфа Иванов<на>. Вот как врет – можно ли это – как его разжалобишь – он уж ничему не поверит…

Дарья. Как вашей милости у нас, рабов, об таких вещах спрашивать… вам ли не знать…

Марфа Ив<ановна> (смотря кверху). Видит богоматерь, я не теряла молитв… постараюсь, попробую поступить по твоему совету, Дашка… да слушай, что они там ни будут говорить с отцом, всё узнавай и приходи сказывать мне…

Дарья. Слушаюсь – уж на меня, Марфа Ивановна, извольте надеяться…

Марф<а> Ив<ановна>. Ну я надеюсь: ты всегда мне верно служила…

Дарья. Видит бог-с, не обманывала никогда и вечно в точности ваши приказанья исполняла… да и вашей милостью довольны. (Кланяется.)

Марф<а> Ив<ановна>. Но вот уж через неделю Юрьюшка поедет – и я избавлюсь от этих несносных Волиных – то-то кабы дочь моя была в живых!.. (Молчание.) Эй, Дашка, возьми-ка Евангелие и читай мне вслух.

Дарья. Что прикажете читать?

Марфа Ив<ановна>. Что попадется!..

(Дарья открывает книгу и начинает читать.)

Дарья (читает вслух довольно внятно). «Ведяху со Иисусом два злодея. И егда приидоша на место, нарицаемое лобное, ту распяшу его и злодеев, оваго одесную, а другова ошуюю. Иисус же глаголаше: Отче, отпусти им: не ведают бо, что творят. Разделяюще ризы его и метаху жребия…»

Марфа Ив<ановна>. Ах! Злодеи-жиды, нехристы проклятые… как они поступали с Христом… всех бы их переказнила, без жалости… нет, правду сказать, если б я жила тогда, положила бы мою душу за господа, не дала бы его на растерзание… Переверни-ка назад и читай что-нибудь другое…

Дарья (читает). «Горе вам, лицемеры, яко подобитесь гробам украшенным, иже снаружи являются красны, внутри же полны суть костей мертвых и всякой нечистоты!.. Так и вы извне являетесь человеком праведни, внутри же есте полны лицемерия и беззакония…»

Марфа Иван<овна>. Правда, правда говорится здесь… ох! Эти лицемеры!.. Вот у меня соседка Зарубова… такая богомольная кажется, всякой праздник у обедни, а намеднясь велела загнать своих коров и табун на мои озими – все потоптали, – злодейка…

Дарья. Да еще, сударыня, бранит вас повсюду по домам – такая змея… и людям-то своим велит на вас клепать нивесь что – мы хоть рабы, а как услышишь что-нибудь такое, так кровь закипит – так бы и вцепилась ей в волоса…