Зэк - Б. Седов

Снова повисла тишина. Над полом плыл легкий сквознячок и холодил ноги…

– Пожалуй, – произнес Председатель, – я был не прав, когда сказал, что мы превращаемся в монстров – мы уже в них превратились, Игорь.

Три последних дня перед «командировкой» он провел со Светланой. Господи, что это были за дни! Потом они будут сниться Таранову.

Что это были за дни! Наполненные нежностью и тоской. Особой, хрустальной нежностью… и совершенно особой, нечеловеческой тоской. Наверно, так может тосковать зверь, попавший в капкан. Или преступник, приговоренный к казни. Он знает, что палач придет на рассвете, и смотрит в окно, пытаясь взглядом остановить или хотя бы отсрочить восход…

Никогда еще не любил Иван так обреченно-яростно. И так пронзительно нежно… Светлана всматривалась в его лицо и спрашивала: что с тобой, Ваня?… А он смеялся и говорил: все о’кей, Светка-конфетка… все о’кей.

И вел ее в кафушку. Или в парк. Или просто на берег залива, где тонкая полоска льда вдоль берега, и черная дымящаяся вода дальше… и – совсем далеко – белое карликовое солнце над горизонтом… Или нес ее на руках в ванну, раздевал бережно и опускал в белоснежную пену. Он касался ее тела губами и чувствовал ту истому, что наполняет женщину с волосами цвета спелой пшеницы.

Ах, эти три дня на излете декабря двухтысячного! Легкий морозец, искрящийся снег, счастливые, сияющие глаза Светланы…

Три дня прошли, как будто их и вовсе не было. 25 декабря Таранов объявил Светлане, что срочно уезжает в командировку.

– А когда ты вернешься? – озадаченно спросила Светлана.

– Только в следующем веке, родная, – ответил он, смеясь.

– Ванька! А отказаться было нельзя?

– Нет, отказаться было нельзя… воробьев кормить не забывай.

Он сложил вещи в небольшую спортивную сумку, категорически запретил себя провожать и ушел. В окно Светлана видела, как Таранов энергично пересек улицу, поднял руку и остановил частника. Он ни разу не обернулся, не посмотрел на ее окна, не взмахнул рукой.

В квартире Светланы было тепло, но она стояла у окна, набросив на плечи шаль и обхватив себя за плечи руками. Ей было зябко и очень-очень страшно… А синий «жигуленок», в который сел Иван, выплюнул в снежную пелену черный клубок дыма и увез Таранова… Куда? Зачем?

Водила попался разговорчивый – с ходу обратился к Ивану с каким-то вопросом. Таранов что-то ответил… Водила снова задал вопрос, но Иван сказал:

– Ты давай крути баранку. Скользко нынче, брат.

Водила посмотрел на Ивана сбоку, увидел плотно сжатые губы и желваки на щеках. С вопросами больше не лез. На Финляндском Иван вышел, потолкался, проверяясь, и нырнул в метро. Дважды сменив направление, он вышел на «Лесной», снова поймал частника и поехал на Лиговку. Здесь, на конспиративной точке, его ожидали Председатель и Лидер.

Их беседа продолжалась около сорока минут. Меньшая часть этого времени была посвящена инструктажу о рабочих и запасных каналах связи, паролях и берлогах, где можно отлежаться при возникновении нештатной ситуации. Большая часть – финальному «зомбированию» на выполнение задачи. Таранов хорошо это понимал, и руководители «Анти-клуба» понимали, что он это понимает. Всем было неприятно.

После рукопожатий и даже предложения «присесть на дорожку», что и было Тарановым сделано с кривой усмешкой, он покинул квартиру на Лиговском. По свеженькому, не истоптанному снегу пешком дошел до Московского вокзала, хлопнул в ресторане два «полтинничка» коньяку и сел в восьмой вагон поезда ¹ 151 «Родники Удмуртии». В спальном вагоне было чисто, спокойно, уютно.

Соседом по купе оказался мужчина одних с Тарановым лет – полный, ловкий и весьма общительный бизнесмен. Он тоже ехал во Владимир, попутчику обрадовался, сразу извлек из дорожного кофра бутылку «Русского стандарта» и предложил выпить за знакомство.

Таранов отказался и, сославшись на усталость, лег спать. Попутчик пожал плечами, выпил «соточку» и пошел покурить. По дороге он заскочил в туалет, достал сотовый телефон и позвонил Лидеру.

– Все в порядке, – сказал, не называя себя, попутчик. – Выглядит, конечно, несколько угрюмо, на контакт не идет. Но вполне адекватен.

– Хорошо, – отозвался Лидер. – Если вдруг его начнет «клинить»… в общем, все согласно плану. Желаю удачи.

Когда попутчик вернулся в купе, Иван Таранов спал, отвернувшись к стене. Колеса стучали: центр-рал, централ, цент-рал. «Родники Удмуртии» мчались на Москву. Луч электровоза разрезал темень и косо летящий снег.

Глава 11

ОШИБКА ГРАФА

С утра у Шувалова прихватывало сердце. Втайне от Свата он принимал нитроглицерин – помогало не очень… В полдень они вышли из гостиницы, с тем чтобы встретиться через час в Почтовом переулке.

Сват отправился пить кофе, а Граф пошел в Успенский собор – его завораживала звенящая высота храма, притягивала и отпугивала одновременно… Он подолгу смотрел на иконы. Он отдавал себе отчет, что скоро уже, наверно, придет и его время предстать перед Высшим Судом. И когда его спросит строгий голос: как жил ты, человек? – он ответит: я воровал.

…Граф вышел из храма очень спокойный… и сердце отпустило. Он подставил ладонь снегопаду – снежинка опустилась в руку вора и растаяла. Граф пошел на Почтовый. Там его ожидали Сват и Аспирин на машине. Свата Василию Тимофеевичу порекомендовал один из питерских авторитетов.

– Человечек, – сказал он о Свате, – толковый, дело свое знает туго. Но – безбашенный. Да и зоны не нюхал… Вы с ним, Василий Тимофеевич, построже.

«Безбашенный» Сват Графу понравился, хотя, конечно, он предпочел бы работать с более опытным напарником. Но время уже поджимало, и он решил взять Свата на дело.

Квартирку Сват снял с привязи быстро. Более того, он сумел въехать, что сигнализация имеет дублирующую систему. Он ловко обошел обе системы, а Граф за две минуты пятьдесят секунд вскрыл три замка. Еще минута ушла на домашний сейф… В общем, квартирку комсомольца-сутенера сделали чисто, красиво. Из сейфа и нескольких тайничков горстями выгребали добычу – бриллианты, золото и пачки баксов-рублей-фунтов. Было очевидно, что если пошмонать получше, то можно найти вдвое или втрое. Но осторожный Граф сказал: уходим, не исключено, что может появиться любовница хозяина. Или сам хозяин.

– Да и хер с ним, – сказал Сват. – Волыну в бок и…

– Ты что, – перебил Граф, – взял с собой беду[7]?

– Ну а как иначе? Без волыны на серьезное дело идти – себе дороже. Я на дело без волыны не хожу.

– Дурак ты шилом бритый, Сват. Про волыну забудь, – резко произнес Граф. – Я вор, а не налетчик. Уходим.

Сват оскорбленно замолчал, повесил на плечо сумку с добычей, и они покинули квартиру. На улице, в машине, их ожидал третий – из местных блатарей. Сели и сразу отъехали.

Все было отлично… Все было бы отлично, если бы местного блатного с погонялом Аспирин не заметил вдруг на перекрестке опер уголовного розыска Лапин по прозвищу Потрошитель. Собственно, Лапин катил себе по своим делам на старенькой «копейке». Ну, заметил Аспирина… ну и что? Но Аспирин, ожидая зеленого света на светофоре, повернул голову налево и вдруг увидел Потрошителя. Дернулся Аспирин, и в глазах его метнулся страх… Вот тогда уже капитан Лапин особым оперским чутьем уловил, что что-то не так, что надо бы Аспирина проверить. Да и его пассажиров тоже. Лапин подмигнул Аспирину и выдвинул «копейку» вперед – вправо, перекрывая путь Аспириновой «девятке». Аспирин матюгнулся.

– В чем дело? – спросил Граф у Аспирина.

– Мусор долбаный, – ответил Аспирин зло.

– Спокойно, – сказал Граф. – Ты нас не знаешь, не видел, взялся подбросить до вокзала. Спокойно, все будет хорошо.

Граф видел, что Аспирин нервничает… и Сват нервничает, а мент в штатском подошел к водительской двери и положил сильную лапу на слегка приспущенное стекло.

– Выйди, Аспирин, – сказал Лапин «ментовским» тоном.

– А в чем дело, начальник? – напряженно спросил Аспирин. В носке у него лежали два чека героина, и именно из-за этого-то он нервничал. А Лапин видел, что Аспирин «на измене». И сразу начал «напрягать».

– Сам не знаешь, – у своих пассажиров спроси, – сказал Лапин. – Давай выходи, Аспирин.

Аспирин нехотя вылез из машины, сплюнул под ноги с независимым видом. На опера это не произвело никакого впечатления.

– Господ пассажиров тоже попрошу выйти и предъявить документы, – сказал Лапин. – Уголовный розыск, капитан Лапин.

Граф вышел спокойно и с достоинством. Он – самый опытный и хладнокровный – отлично понимал, что опер берет на понт. И если вести себя спокойно, уверенно – дело кончится ничем. Только если мент вдруг сунется в сумку Свата… Но для этого пока нет никаких оснований. Граф вышел, достал паспорт и уверенно протянул его капитану: