Адмирал Ушаков - Леонтий Раковский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Послезавтра!
Ушаков заторопился к себе. Оставалось двое суток – можно еще подготовиться.
Вся надежда у него на своих моряков: на быструю, четкую постановку парусов и меткую стрельбу артиллеристов. Федор Федорович всегда уделял этому много внимания. И кроме того, он верил в то, что его новый метод ведения боя оправдает себя.
VI
18 июня 1788 года Севастопольский флот наконец вышел в море. Эскадра состояла из двух 66-пушечных кораблей, десяти фрегатов и двадцати четырех мелких судов. Войнович держал флаг на корабле «Преображение господне», Ушаков – на своем «Св. Павле».
– Как-то в этот раз будет плавание? – с тревогой гадали оставшиеся на берегу: слишком хорошо памятен был предыдущий несчастливый выход Войновича.
Федор Федорович горел: скорее бы сразиться с врагом! Доказать на деле правоту своей мысли, что слепо придерживаться линейной тактики ни к чему, что она только связывает флотоводца по рукам!
Перед выходом из Севастополя Ушаков побывал на всех трех фрегатах авангарда – «Бериславе», «Стреле» и «Кинбурне», говорил с матросами и офицерами.
Он разъяснил, какое важное значение будет иметь для России победа над турками и какая ответственная задача ложится на корабли авангарда в бою.
Экипаж фрегатов авангарда поклялся драться до последнего.
Капитаны фрегатов Саблин, Нелединский и Кумани уважали своего флагмана и верили в него больше, чем в Войновича.
– Будьте спокойны, Федор Федорович, мы не подведем! – сказал за всех капитан 2-го ранга Кумани.
Севастопольский флот шел медленно – мешали противные ветры.
Лишь 29 июня русские увидели у румелийских берегов паруса турок.
Но, как назло, четыре дня подряд крутил не уставая переменный ветер. Он расстраивал линию баталии кораблей и не менее расстраивал Ушакова: враг был вот тут, а приходилось выжидать.
Ушаков шел, не упуская из виду турок, готовый в первый же благоприятный момент кинуться на врага.
Две ночи Федор Федорович совсем не ложился спать – все надеялся, что вот-вот установится ветер. Только сегодня после обеда на час забылся короткой, беспокойной дремотой у себя в каюте.
Ожидание первого боя истомило всех.
И в ночь со 2-го на 3 июля Федор Федорович собирался бодрствовать. Он с красными от бессонницы глазами (за веки будто насыпали песку) ходил по шканцам, кусая от досады ногти.
Вахта смотрела на своего флагмана, перешептывалась.
– Не спится нашему Федору Федоровичу.
– Беспокоится.
– Ох и зол же он на работу, братцы!
– Да, гулять не любит!
Вдали, на горизонте, виднелись огни турецкой эскадры – ночью турки всегда сильно освещали свои корабли.
Сегодня днем Эски-Гассан остановил флот и обошел на быстроходном кирлангиче[41] все корабли: видимо не надеясь на сигналы, лично отдавал последние указания на случай боя.
«Это хорошо: стало быть, будем драться не на шутку!» – подумал Федор Федорович.
Войнович тоже воспользовался невольной передышкой, прислал Ушакову записку:
«Любезный товарищ. Мне бы нужно было поговорить с вами. Пожалствуй, приезжай, если будет досуг, двадцать линейных кораблей начел. Прости, бачушка.
Ваш слуга Войнович».
«Досуг! – с раздражением подумал Ушаков. – Враг сидит чуть ли не на боканцах[42], а он – досуг! «Двадцать линейных кораблей». Дурак! Считать и то не умеет! Не двадцать, а двадцать пять! Семнадцать линейных да восемь фрегатов. А говорить хочет известно о чем: как бы поскорее улепетнуть в Севастополь. Нет, брат, поручил Ушакову вести бой, сдался на младшего флагмана, – теперь не мешайся!»
И конечно же никуда со «Св. Павла» не поехал: сказался нездоровым.
Больше всего Федора Федоровича беспокоил ветер. Ветер – главный помощник, друг моряка, но он же и главный враг.
На шканцы вышел денщик Федор. Он стал немного привыкать к морской жизни – его уже меньше укачивало.
– Батюшка, Федор Федорович, пойдите отдохните часок-другой, – ходил он за Ушаковым. – Нельзя же так, которую ночь не спавши!
– Спи сам, коли тебе нечего делать!
– Полноте мучиться, ваше высокоблагородие! Никуда ведь басурман он нас не уйдет, право слово, не уйдет! – не отставал Федор.
Его поддержал Шапилов:
– Федор Федорович, пойдите, в самом деле, сосните. Как чуть установится ветер, мы вас разбудим! И турок не упустим с глаз, будьте спокойны!
Ушаков остановился в раздумье: «Впереди вся ночь. Пожалуй, они правы: можно немного и поспать. А то голова как чугунная…»
И он согласился уйти.
Напрасно Федор совал ему ужин. Ушаков не стал ничего есть, а скинул сапоги и сюртук, повалился на койку и через минуту уже захрапел.
Денщик стоял, глядя на утомленное лицо Ушакова.
– Ишь как из-за этих проклятых басурман измотался, сердешный! – сказал он и, задув свечу, пошел на цыпочках к себе.
Ушаков выспался на славу. Он проснулся, когда било восемь склянок. По трапам топали десятки ног – сменялась очередная вахта.
Федор Федорович встал, оделся и, взяв со стола зрительную трубу, поспешно вышел на шкафут.
Наверху все было залито ярким утренним солнцем.
– Ну как? – спросил он у вахтенного лейтенанта.
– Норд-ост, Федор Федорович! – весело ответил лейтенант.
– Давно?
– Вторую склянку держит. Авось установится!
Ушаков поднял к глазам трубу.
Турки были невдалеке. За все дни оба флота еще ни разу не сходились так близко, как сегодня.
Ушаков с интересом рассматривал врага. Действительно, он был очень силен. Федор Федорович ясно видел эти совершенно новые, большие 80-пушечные корабли, такие мощные и вместе с тем такие легкие на ходу.
В авангарде у турок шло шесть кораблей. Сам капудан оказался с ними: на его 80-пушечном флагманском корабле с флагштока до самой воды спускался алый шелковый флаг с полумесяцем.
Турки были на-ветре.
Ушаков волновался – приближалась роковая минута. Решалась судьба Черноморского флота, судьба Крыма.
«Ждать больше нечего. Надо драться! Капудан, поди, спокоен: так силен и на-ветре. А вот я его огорошу неожиданным маневром!» – подумал он и крикнул:
– Прибавить парусов!
Ушаков решил выиграть ветер у передовых турецких кораблей. Обойти их и поставить между русским авангардом и кордебаталией[43]. Меж двух огней.
«Пусть этот маневр будет противоречить шаблонным правилам линейной тактики. Иногда нужно делать несходное с ней», – думал Ушаков.
Он стоял, крепко сжав в руке зрительную трубу, ждал.
На «Св. Павле» лихо управились с парусами – боцман Макарыч и урядник второй вахты Ефим Зуб постарались. Федор Федорович нетерпеливо перевел взгляд на свои фрегаты.
«Берислав» и «Стрела», шедшие впереди, тоже не зевали: быстро поставили добавочные паруса.
Глянул в трубу на турок.
А турки пока еще не чуяли никакой опасности. Враги подходили к небольшому пустынному острову Фидониси, расположенному против устья Дуная.
Теперь со стороны могло казаться, что русский авангард идет в голове турецкого флота.
«Если Войнович не спит и видит все, вот трясется от страха! – мелькнуло в голове. – Но погоди, дружок, то ли еще будет!»
– Боевую тревогу! – решительно сказал Ушаков и, сняв треуголку, перекрестился.
«Св. Павел» весь, от верхней палубы до орлопдека[44], ожил.
Загрохотали барабаны, залились свистки, боцманские дудки. По трапам и палубам застучали сотни ног.
Федор Федорович не спускал глаз с турецкого флагмана: «Что-то предпримет Эски-Гассан?»
Турки начали спускаться на линию русских. Капудан-паша хотел воспользоваться тем, что авангард русских вырвался вперед, и отрезать его.
Момент был решающий. Все с тревогой смотрели на Ушакова.
«Хочешь напугать? Не выйдет!» – с усмешкой подумал он.
– «Бериславу» и «Стреле» прибавить парусов! – твердо приказал Ушаков.
Сигнальщики быстро передали приказ.
На «Св. Павле» не спускали глаз со своих передовых фрегатов.
«Берислав» и «Стрела» успели выскочить на-ветер у турок.
Расстояние между двумя флотами еще больше сократилось.
– Ребята, теперь дело за вами! – крикнул в рупор артиллеристам Ушаков.
Федор Федорович не услыхал, что ответили артиллеристы, лишь на секунду увидал как-то вдруг помолодевшее лицо Власьича: оно было полно решимости.
На «Бериславе» блеснул огонь. Фрегат окутался дымом.
Над тихим, лазурным морем прокатился первый пушечный гром.
«Берислава» тотчас же поддержали остальные суда.
Все потонуло в грохоте сотен пушек: артиллерия заговорила уже с обеих сторон.
Турки спускались на русских по всем правилам линейной тактики: авангард на авангард, кордебаталия на кордебаталию, арьергард на арьергард.
Эски-Гассан, видимо, волновался тоже: поднимал сигнал за сигналом – его линия сильно растянулась.
Ушаков смотрел на артиллеристов верхнего дека, которыми командовал капитан-лейтенант Лавров. Они работали без излишней торопливости, быстро и четко, как на ученье.