Имя потерпевшего – Никто - Александра Маринина

– Я все потом объясню. Никакой катастрофы, честное слово, просто появилась возможность сорваться отсюда побыстрее, жаль будет, если не получится.

– И все?

– И все.

– Не врешь? Голос у тебя какой-то…

– Голос – это по другой части. Дима, я беременна. Только что с врачом разговаривала.

– Танюха… – охнул Стасов. – Миленькая… Как хорошо-то!

– Не знаю, может быть, – быстро перебила его Татьяна. – Я пока не решила. Ты тоже подумай. Позвони мне вечером, скажи, до чего договорился с Настей. Заодно и обсудим твои соображения по поводу аборта.

– Не по поводу аборта, а по поводу ребенка. Тут и обсуждать нечего.

– Хорошо, вечером поговорим. Все, Дима, целую тебя.

– Таня, подожди…

– Вечером, Димуля, вечером. Мне нужно бежать.

На самом деле никуда бежать ей не нужно. Просто стало трудно справляться с нервами, а ей так не хотелось, чтобы муж почувствовал ее тревогу. Да что там тревогу – откровенный страх. Растерянность.

Она еще какое-то время посидела в кабинете, бессмысленно перекладывая ручки и карандаши, потом все-таки заставила себя надеть пальто и пойти домой.

Ирочка встретила ее радостным щебетанием.

– Тань, я прямо дождаться не могла, когда ты придешь! Раздевайся скорее, будем ужинать, и я тебе все расскажу.

Она сгорала от нетерпения, и Татьяна изо всех сил старалась не показать, насколько тяжко у нее на сердце и как ей не хочется сейчас выслушивать Ирочкины истории. Она пыталась оттянуть момент, когда нужно будет сесть за стол и начать разговаривать со свояченицей. Сняв костюм, она, вместо того чтобы небрежно бросить его на кресло, как обычно, стала старательно развешивать в шкафу на плечиках пиджак, блузку и юбку. Потом подошла к туалетному столику и принялась, глядя в зеркало, снимать тампоном, смоченным в косметическом молочке, макияж.

– Ну Таня! – раздался из кухни звонкий Ирочкин голосок. – Все же остывает! Ты что там, уснула?

– Иду!

Кулинаркой Ирочка Милованова была знатной, в этом ей не откажешь. Она обожала готовить всякую экзотику, вычитывая рецепты в кулинарных книгах. Правда, рецепты служили ей только как бы канвой, общей идеей, а делала она все равно по-своему. Иногда получалось просто ужасно, потому что существуют блюда, способ приготовления которых оттачивался десятилетиями и которые не терпели никакой самодеятельности, но Ирочка никогда не унывала. Она весело съедала неудобоваримый результат своих экспериментов и даже не морщилась, после чего начинала все по новой. Сегодня на ужин Татьяну ожидала севрюга с каким-то необыкновенно красочным гарниром. Кроме того, по кухне витал подозрительный запах знаменитых Ирочкиных пирожков с капустой.

– Опять пироги? – неодобрительно спросила Татьяна, усаживаясь за стол. – Я же тебя просила.

– Да ладно, – весело улыбнулась Ира. – Не каждый же день.

– Я скоро в дверь не пролезу из-за твоих пирожков. Ты же знаешь, у меня силы воли не хватает их не есть.

– Не сердись, Танюшечка, ты все равно скоро уедешь и больше не будешь есть мои пирожки.

– Не надейся, не отделаешься от меня так просто.

Ира медленно повернулась к ней, оставив в покое что-то шипящее и вкусно пахнущее на сковородке, над чем она колдовала, прежде чем подавать на стол.

– Что ты сказала?

– Сядь, Ира. Надо поговорить.

– Что-нибудь случилось? – переполошилась Ирочка.

– Да. Да не бледней ты, не смертельно. Просто немного неожиданно.

Татьяна чувствовала себя омерзительно. Мало того, что в последние дни она терзается чувством вины за то, как ей предстояло поступить с преданной и любящей родственницей. Мало того, что Ирка, пойдя ей навстречу и занимаясь устройством Татьяниной жизни и быта, осталась без профессии, без собственной семьи и практически без друзей. Так теперь еще и это…

– Ира, как ты смотришь на то, чтобы уехать вместе со мной?

– Куда? В Москву?

– Нет, в Зажопинские Выселки. Конечно, в Москву, куда же еще.

– Но почему… Таня, что случилось? Немедленно объясни мне, что происходит.

Татьяна удрученно молчала. Как сказать ей, что оставаться в Питере опасно? Может, и не опасно, но рисковать нельзя. И еще одно обстоятельство появилось, тоже, между прочим, немаловажное.

– Ирочка, я очень виновата перед тобой, я испортила тебе жизнь, ты потратила на меня свои лучшие годы, и теперь…

– Прекрати! Ты это сто раз говорила. И столько же раз я тебе объясняла, что это полная чушь. Не смей так думать.

– Я хочу, чтобы ты уехала вместе со мной. У меня будет ребенок, и мне одной не справиться. Но я не имею права просить тебя об этом, потому что сейчас ты еще можешь найти и работу, и мужа, а через несколько лет будет совсем поздно.

– Тань… Ой, Тань…

Глаза у Ирочки стали такими огромными, что, казалось, занимали пол-лица.

– Ты что, беременна?

– Угу.

– И сколько уже?

– Шесть недель. Сегодня с Анной разговаривала. Ира, если ты со мной не поедешь, я сделаю аборт, мне одной не справиться. Я уже не в том возрасте, чтобы выдерживать такие нагрузки. Первые роды в тридцать шесть лет – не шуточки. Стасов мне не помощник, он целыми днями работает, крутится, как белка в колесе, деньги зарабатывает.

– Ты что, обалдела? Какой аборт? Рожать надо, и нечего тут думать. Конечно, я поеду с тобой, какой может быть разговор.

– Подумай, Ира, это все очень непросто с точки зрения последствий. Ты опять впряжешься в домашнее хозяйство. Подумай о себе.

– Да ладно тебе!

Ирочка звонко расхохоталась.

– Я уже со всеми питерскими женихами перезнакомилась, никого среди них подходящего нет. Может, в столице найдется. В крайнем случае рожу без мужа, буду двоих растить, твоего и своего. А что? В организационном плане идея богатая.

«Господи, как у нее все просто, – с грустью думала Татьяна. – Мне в ее возрасте, наверное, тоже казалось, что впереди еще такая длинная жизнь и можно все успеть. А сегодня утром, когда узнала о гибели Ромки Панкратова, я поняла, что моя жизнь может оказаться очень короткой. Очень. Даже страшно, насколько короткой может оказаться моя жизнь. И Ирочкина тоже».

– На днях сюда приедет одна моя знакомая из Москвы, она работает в уголовном розыске. И если ничего не сорвется, мы отсюда уедем все вместе. Хорошо?

– Как это? – растерялась Ира. – Ты что, Таня? А собраться?

– Можно подумать, у нас тут бог знает сколько вещей. Собери только одежду на зимний сезон и все самое необходимое. Потом приедет Стасов и отправит контейнер с остальным барахлом.

– Ну ничего себе! Нет, так не годится. Ты поезжай, а я все как следует соберу, уложу, отправлю контейнер, а потом приеду.

– Ира!

Татьяна почти никогда не повышала голос на родственницу, они много лет жили душа в душу. Ирочка сразу поняла, что дело серьезное.

– Ты сделаешь так, как я прошу, – жестко сказала Татьяна. – Моя знакомая остановится у нас и поможет тебе сложить вещи. Мы уедем все вместе. Это не обсуждается.

Ира отвернулась и тихо заплакала. Татьяна почувствовала себя совсем скверно. Зачем она обижает ее? Разве Ирка в чем-то виновата? Никуда не годится, совсем самообладание потеряла, кричит. Черт знает что.

– Ирочка, ну что ты, миленькая, – ласково заговорила она, – не плачь, пожалуйста. Я не хотела тебя обидеть. Просто устала, день был тяжелый, вот и не сдержалась.

Ира разрыдалась в голос. Глядя на ее трясущиеся плечи, Татьяна думала о том, что пусть лучше она плачет от обиды на нее, чем от страха за свою жизнь.

Поздно вечером позвонил Стасов. Ему удалось договориться в следственном комитете, что завтра подготовят запрос на личное дело старшего следователя Образцовой.

– А что Настя? Ты с ней говорил?

– Она передает тебе большое спасибо и выезжает завтра вечерней лошадью.

– Билет уже есть?

– Нет пока, она ждала твоего звонка. Завтра с утра поедет на вокзал. После обеда я с ней встречусь, передам запрос. Кстати, она просила узнать, не можешь ли ты помочь ей с ведомственной гостиницей.

– Не нужно, она остановится у меня. Дима, попроси ее позвонить мне, когда она возьмет билет. Пусть скажет номер поезда и вагона. Ира ее встретит на машине и отвезет, куда нужно.

– Ладно, скажу. По-моему, ты увиливаешь от обсуждения главного вопроса.

– Я не увиливаю. Ты же сам сказал, что обсуждать нечего.

– И ты с этим согласна?

– Вполне. И даже попросила Ирочку уехать вместе со мной в Москву.

– Не можешь без няньки? – насмешливо поддел ее Стасов.

– Не могу. Привыкла. И она ко мне привыкла, никак не хочет смириться с моим отъездом. Вот я и подумала… Нашу питерскую квартиру можно продать и купить на эти деньги что-то очень пристойное в Москве. Ты не бойся, мы в твою однокомнатную всем колхозом не свалимся. Дима…

– Да?

– Я тебя очень люблю.