Имя потерпевшего – Никто - Александра Маринина

Надо же, как ловко бабка Софья все по полочкам разложила! Получается, что и в самом деле в нем душа проснулась.

– А вы сами мудрая? – невольно вырвалось у него.

Софья Илларионовна помолчала, потом ответила:

– Нет, сынок, я не мудрая. Я слишком давно живу одна, если и была во мне мудрость, так вся вышла. Вот будем жить с тобой вместе – глядишь, и я потихоньку мудреть начну.

Глава 5

Утром, однако, ситуация предстала перед Татьяной в несколько ином свете. Она уже позавтракала и стояла перед зеркалом, нанося на лицо макияж, когда раздался телефонный звонок. Звонил ее сосед по служебному кабинету.

– Таня, у нас беда. Роман Панкратов умер.

– Как умер? Отчего?

– Погиб. Под машину попал. Я с утра на работе не буду, надо помочь семье со всякими формальностями, жену туда отправить, организовать перевозку тела. Прикрой меня, ладно? Шеф в курсе, но у меня куча народу на первую половину дня вызвана. Извинись перед ними и попроси всех прийти завтра в это же время.

Татьяна положила трубку и обессиленно присела на край дивана. Роман Панкратов. Тот самый следователь, который начинал дело об убийстве Бахметьевой, а потом уехал в отпуск. Должен был вернуться дней через десять. Уже не вернется. Попал под машину в том городе, в котором отдыхал.

Ужасно. Чудовищно. Или… закономерно? Если все происходило примерно так, как она себе представляет, то это должно было случиться. Ромка вернулся бы из отпуска, и Татьяна полезла бы к нему с расспросами о первом этапе расследования. И тогда все вылезло бы. Панкратов был обречен на смерть с того самого момента, когда дело передали ей. Даже не с этого момента, а чуть позже, когда она стала задавать вопросы второму следователю, Вальке Чудаеву.

Сколько стоит квартира Бахметьевой? Тысяч сорок – сорок пять. Долларов, конечно, не рублей же. Выходит, человеческая жизнь стоит дешевле.

Как бы там ни было, соваться к оперативникам со своими заданиями нельзя. Опасно. Группа большая, и как знать, кто именно в нее входит. Можно нарваться. Панкратов уже нарвался. Как же быть? Сделать вид, что ничего не заметила? Да, наверное, так и надо сделать. Спокойно раскрывать убийство Бахметьевой. Если оно совершено не из-за квартиры, то можно отделаться легким испугом. А если все-таки из-за нее? Черт, что же делать?

Она вспомнила недавно проведенные в Москве две недели. Своими глазами видела, как работают ребята из отдела по борьбе с тяжкими насильственными преступлениями. Смотрела на них – и завидовала. Они доверяют друг другу, не ждут каждую минуту какого-нибудь подвоха, какой-нибудь гадости от коллег. Это, конечно, заслуга их начальника, Гордеев сумел собрать и сколотить хорошую команду. А может ли она так же безоглядно доверять своим коллегам-следователям? У них ситуация на службе другая, без конца плетутся какие-то интриги, кто-то кого-то подставляет. Каждый день как по острию ножа ходишь, только и смотришь, как бы врагов не нажить и одновременно не перейти ту грань дружеского сближения, за которой начинаются панибратство и попытки сесть тебе на шею. Так и проходит рабочий день, наполовину в расследовании преступлений, наполовину в борьбе с окружающей действительностью.

– Таня, ты не опоздаешь? – озабоченно спросила Ирочка, заглядывая в комнату. – Чего ты сидишь?

– Так, ничего, задумалась.

Татьяна торопливо поднялась и снова пошла к зеркалу. Руки дрожали, и ей никак не удавалось провести тонкой кисточкой ровную черную «стрелку» на верхнем веке. Линия получалась бугристой и уходила куда-то не туда. Татьяна с досадой склонилась над раковиной, смыла уже нанесенный макияж и начала все сначала.

Генерал Заточный обещание выполнил, но результат Настю не порадовал. Следователи из Баку и Алма-Аты, которые когда-то вели дело Бахметьева и компании, были вне досягаемости, их даже разыскать не удалось. Московский следователь семь лет назад умер от инсульта. Оставался только один человек, который мог более или менее подробно рассказать о Бахметьеве. Жил он в Петербурге, находился на пенсии и пребывал, к счастью, в полном здравии.

– Не расстраивайтесь, Анастасия, – говорил ей Иван Алексеевич, – пусть только один, но зато для вас он самый ценный. Я лично с ним незнаком, но те, кто его знал, в один голос утверждают, что этот Макушкин славился страстью к ведению архивов. Он, как рассказывают, имел склонность к писательству и собирался, выйдя на покой, начать работать над мемуарами, потому и вел всяческие записи.

Значит, надо ехать в Питер. Еще вопрос, разрешит ли Гордеев. Но Гордеев, вопреки опасениям, разрешил, хотя и строго-настрого велел не тратить ни одного лишнего часа.

– Один день, – отрезал он. – Мне люди здесь нужны. Сядешь в поезд, ночь в дороге, день – там, ночью – обратно. Только так.

Можно было, конечно, успеть, но для этого необходимо предварительно разыскать Федора Николаевича Макушкина и договориться с ним о встрече на конкретный день, чтобы время зря не пропало. А то явится Настя в град Петров, а человека-то и нет, уехал куда-нибудь или болеет и принять ее не может. Придется обращаться к Татьяне, других подходящих знакомых у Насти в Петербурге не было.

Ей удалось застать жену Владислава Стасова на рабочем месте. Татьяна записала координаты бывшего следователя и пообещала вечером перезвонить.

После звонка Насти Каменской в голове у Татьяны стал прорисовываться план. Конечно, он был более чем странным, но ничего лучше она придумать не смогла. Ей было очень страшно. Занимаясь протоколами, заключениями, постановлениями, очными ставками и прочими процессуальными действиями, она все время думала о том, как сделать дело и при этом унести ноги. Постепенно в систему вводных добавлялись все новые детали. Надо не только унести ноги, но и обезопасить Иру. Ведь Татьяна уедет, а Ирочка останется. Надо внести окончательную ясность в вопрос о том, кто же убил Софью Илларионовну Бахметьеву. Надо по возможности закончить расследование по тем делам, которые ей поручили доводить до ума. Надо собрать материал на тех, кто причастен к фиктивной доверенности. Надо… надо… надо… И все эти «надо» следовало увязать в какую-то стройную последовательность действий.

Выполнить просьбу Насти оказалось совсем несложно. Федор Николаевич Макушкин жил по своему прежнему адресу, никуда не уехал и не был болен и с удовольствием откликнулся на просьбу побеседовать с сотрудником уголовного розыска из Москвы.

– Конечно, – басил он в трубку, – пусть приезжает, буду рад поделиться старыми воспоминаниями. Приятно, когда кто-то интересуется архивами, это теперь редко случается.

– Когда к вам можно приехать? – спросила Татьяна.

– Да когда угодно. В любой день.

В любой день. Еще одна вводная в постепенно прорисовывающийся план. Только бы не ошибиться с Исаковым. На него вся надежда. Он мужик непростой, в характере у него дерьма полно, вон как обставил ее визит к Величко. Но склочный характер не означает непорядочности. Придется рискнуть. Другого выхода Татьяна не видела. Она была женщиной до мозга костей, мыслила по-женски, действовала по-женски. И боялась тоже чисто по-женски, иррационально, не чего-то конкретного, а всего вообще. Но именно поэтому и обладала способностью к необдуманному риску, полагаясь не на логику, а на интуицию.

Был уже седьмой час вечера, когда она пришла в кабинет к Исакову.

– Слушаю вас, Татьяна Григорьевна, – буркнул он, не поднимая головы от бумаг. – Надеюсь, вы пришли доложить, что закончили какие-то из порученных вам дел?

– Нет, Григорий Павлович, я пришла с более серьезным вопросом. Мне нужна ваша помощь. И ваша защита.

Исаков соизволил оторваться от писанины и с недовольным видом уставился на нее.

– В чем дело? Почему защита? Вас кто-то обижает?

– Хуже. У нас, Григорий Павлович, большая неприятность. Та группа, которая наживается на приватизации квартир, имеет в нашем подразделении своих людей.

Исаков аж задохнулся от негодования.

– Вы отдаете себе отчет? Насколько обоснованны ваши слова?

– Ни насколько. Это пока только подозрения. Я знаю, как их проверить и что нужно сделать. Но я боюсь. Вы видите, Григорий Павлович, я честна с вами. Я боюсь. Я женщина, и мне страшно. Поймите меня по-человечески, я недавно вышла замуж, я хочу родить ребенка, я собираюсь переехать к мужу в Москву. И я не хочу, чтобы со мной случилось то, что произошло с Панкратовым. Я не смогу себя защитить.

– При чем тут Панкратов? Татьяна Григорьевна, я отказываюсь вас понимать.

– Но вы готовы меня выслушать?

– Да, пожалуйста. Я внимательно вас слушаю. Только имейте в виду, если вы затеяли какой-то обман с целью выцарапать свое личное дело и быстренько улизнуть в Москву, это вам не удастся.

Татьяна говорила долго. Она готовилась к этому разговору полдня, мысленно составляя фразы четкие, лаконичные и убедительные.