Под городом Горьким - Василь Ткачев

Чеботок набрал воздуха в легкие и решительно напомнил о себе:

–Мой колодец!

Дед Семка от услышанного разинул рот:

–Антихрист! А? Слыхали? Видали? Его колодец! А бадью как менять, так ко мне сразу: Семка, сделай, смастери. И журавль привести в порядок – также я . Да и когда мы этот колодец рыли, тебя и близко не было, стервец. На другом конце деревни жил тогда. Присвоил колодец, паразит, и глазом не моргнул. Вот как бывает. Наш, наш колодец!..

– То, что ты делал, дед , все правильно,– послышались из колодца слова Чеботка.– Не возражаю. Не имею права. Но я здесь живу. Потому и мой. Залезь хоть раз сюда, тогда ворочай, как коромыслом, языком. Залезь! А, язык проглотил? То-то и оно! А там, наверху, языком стебать, будто кнутом, все мастера большие. Один ученый в бочке сидел... телевизор иногда смотреть надо... А я в колодце себе место облюбовал. Пусть бы тот ученый в колодец залез!.. Хоть и ученый, и с образованием, а не додумался!.. Да и куда ему, тому ученому, до Чеботка?!

– Во и поговори с ним,– сдался дед Семка , махнув рукой.

– Оставьте его одного, – посоветовал председатель.– Пускай сидит. Посмотрим, сколько выдержит. Герой! Пошли, пошли отсюда!..

Люди послушались председателя, подались от колодца, но их остановил глухой и требовательный голос Чеботка:

– Стоять! Стоять, я сказал!

Люди задержали шаг, все, как один, глянули на председателя: как вести себя – идти, стоять?

А Чеботок продолжал:

– Не для того в колодец залез, чтобы просто так дал вам разойтись, толкни его в корень!.. И председателя не для того заказывал. Председатель, ты не ускользай. Ты наберись мужества, побольше воздуха втяни, терпения и прими мой ультиматум.

И все опять вернулись к колодцу.

– Давай свой ультиматум, а то у меня нет больше времени наблюдать за твоей дуротой, – свесил, как и раньше, голову в колодец председатель.

– Не вылезу, пока не дашь мне твердое слово руководителя... Мне и всем пенсионерам, в особенности одиноким бабам. Бабы, за вас заступаюсь, толкни его в корень!.. Это те разы я в колодце пел, горло драл. Хватит быть соловьем. Хватит! Не вылезу, пока не дашь слово. А ультиматум, его в корень, такой. Запоминай. Или как хошь. Хватит с нас, пенсионеров, больных и бессильных, по три кожи драть. Я про что? А я про то, что как председатель ты говно, самое настоящее. Что есть, что нет тебя... одна холера!..

Земляки почувствовали себя неловко перед председателем, застыдились Чеботковых слов, покраснел и сам председатель, а ему, видите ли, хоть бы что – тарахтит и тарахтит:

– Квитанцию на трактор, чтобы привезти навоз из фермы, я выписал. Даже, простите, две квитанции. Одну – что заплатил за трактор, вторую, числом попозже которая, – за погрузчик. Ты мне, Савельевич, твою в корень, не дури: сам подмахивал на тех квитанциях... Было? Или не было? Молчишь? А что ты можешь сказать, когда чистая правда? То- то ж! Деньги внес в колхозную кассу, как и положено. А трактористы заявляют: то, что ты в контору отдал деньги, нас не колышет. Плати и им. Купюрами или водку давай. И называют – сколько и чего. Так где мы живем? В каком обществе? Почему фиговыми листками не прикрываемся?.. И зачем нам тогда такой никудышный председатель, который не может навести порядок? Да если б же я хоть один такой был!.. Нас же уйма, в корень, таких. Давай слово, что наведешь порядок, что не разрешишь из нас тянуть, как сено из стога. Иначе утоплюсь. Вполне серьезно...

Люди глядели на председателя. Чаботок сказал ему то, что хотели сказать и многие из их, однако не хватал смелости, решительности. Не было, конечно же, всех этих качеств и у Чеботка – водка подтолкнула. Она, обольстительница!..

– Он утопится, пойдет на дно, антихрист! – с хитринкой и неопределенностью глянул на председателя дед Семка.–Жалко человека. Хоть, бывает, и не знает меры. И досок, примите к сведению, в колхозе нету сухих. На гроб. Сырые не удержим, того гляди, и следом пойдем...

– Прими его ультиматум, председатель, – попросила и жена Чеботка.– Какой ни мужик, а мужик. Он когда не пьет, то хороший: мухи не обидит.

Председатель сказал, не глядя на жену Чеботка::

– А когда он не пьет ?

Женщина развела руками, зашамкала ртом, однако никто от нее никаких слов больше не услышал. Да и что ей было говорить, когда черное оно и есть черное, как ты его не называй. Пьет. И чересчур. Хоть из колодца и подал будто бы правильные, трезвые мысли. Нет, нет в колхозе порядка. Обижают этих старух, выработанных людей, те, которые помладше. Вот показать бы им, окаянным, тот колхоз с одной ручной соломорезкой и с одним слабеньким трактором «Фордзоном», когда на трудодень давали по пять копеек, по горсти зерна и картошки. А заработай еще тот трудодень! А сегодня они – вишь ты, дельцы!– требуют: гони, старуха, деньги на бутылку, тряси свой чулок. Наглецы!

Как-то зимой Чеботок возвращался на санях из соседней деревни , с Подгорья. Было холодно, морозно и ветрено. Надвигался длинный, холодный зимний вечер. Впереди бежал Жук, собака выносливый и верный, и указывал лошадке дорогу. И вдруг он бешено залаял, лошадь сразу же заупрямилась. «Что такое?»– заволновался Чеботок, и увидел на дороге человека: он лежал прямо перед лошадью, широко раскинув руки. Чеботок трусцой бросился к нему, узнал: тракторист Бублик. Кое-как взволок уже почти бездыханное тело на сани и, пока ехали в село, растирал тому руки, щеки, нос. Дышит, значит, будет жить. А если и отморозил что, то не его, Чеботка, забота. Прямым ходом к дому Бублика, позвал жену, вдвоем едва дотащили до кровати. Спас, считай, человека от верной гибели. Так вот тот самый Бублик весной привез Чеботку доски из пилорамы, вытряс их из прицепа, Чеботок поблагодарил, а тот топчется перед хозяином, как все равно медведь, когда хочет по нужде. Чеботок еще раз поблагодарил, на что услышал в ответ то, чего никак не ожидал услышать от него:

– « Спасибо» не булькает...

Рассердился тогда не на шутку Чеботок, ух и нацеплял он на Бублика всяких острых словечек!... А дома жене за обедом говорил взволнованным голосом:

– Есть ли у людей совесть, баба?

– Мало у кого,– соглашалась жена.

– Но ты же помни, гад, что тебя от верной погибели избавил, Бублик засохший!. Когда б я маленько позже выехал... то я бы у него, гада, толкни его в корень, сидел за столом на поминках. А он: «спасибо» не булькает. Паразит. Кровопийца. Ну, видели? Всю оставшуюся жизнь благодарить меня должен... не так разве, баба?

– Так, так.

– И я говорю: да, так. И не иначе. Век благодарить должен, а он и не помнит ничего. Память у него дырявая, как решето. Хоть не память у него дырявая, а совести нету ни на грамм. Вот и построй с таким жизнь. Не, я тоже не сахар, однако!...Не рафинад!.. Но за свои пью... в основном. Могу тяпнуть и на холяву. Но чтоб меня кто подобрал на морозе, я б на его огороде за бесплатно всю жизнь рыл!. .Пока мои пальцы слушались бы, пока гнулись!..

– Ешь уже, а то борщ остынет, – кивнула жена на стол. –Да пойдем те доски сложим. Пускай сохнут.

Но Чеботок со злостью швырнул на стол ложку, встал:

– Пошли, в корень их!.. А бутылку куплю... сам не выпью, а ему отнесу. Отнесу-у, толкай его!..

Бублик и взял бутылку водки. Даже глазом не моргнул. Еще и напомнил:

– Когда опять что надо будет, Чеботок, то обращайся. Кого-кого, а тебя выручу. Как же, помню!..

Однако больше к нему Чеботок не обращался, и почему-то очень даже хотел, чтобы тот опять попался ему зимой на той же дороге, чтобы лежал, как тогда, с широко раскинутыми руками и белым носом... Но, подумав про это, Чеботок сразу же плевался и жалел себя за временную слабость: он все равно бы так сделать не смог, чтобы не подобрать. Никогда. Подобрал бы. И не только Бублика – любое живое существо, окажись оно в беде.

Теперь вот, сидя в колодце, Чеботок слышит голос Бублика:

– Да чего, председатель, с ним цацкаться? За шкирку да в кутузку! На казенные харчи! И метлу в руки! А то в городе захламлено, как в нашем лесу.

На Бублика, кажется, зашикали? Так и есть. Чеботок обрадовался.

– Нет, я вылезу, вылезу, падла! – начал карабкаться вверх Чеботок, однако сорвался – известное дело, руки натрудил, не слушаются, и плеснулся в холодную воду.– Вот теперь я вылезу. Только держите того гада, Бублика засохшего! Держите.!.. Это тогда ему я нежно нос тер!.. Сейчас не так потру!.. Председатель, и ты не убегай. Ультиматум все равно заставлю тебя принять. Хоть на море, хоть на суше. Эй вы, тяните меня! Я в бадью ногой залез. Давайте!

Что его было тянуть? Несколько крепких мужских рук подхватили журавль, и Чеботок выпорхнул из колодца, будто из катапульты, и у людей, глядевших на него, казалось, отняло речь... Он стоял, мокрый и смиренный, даже и не думал бросаться на Бублика, не глянул и на председателя. Он смотрел на всех сразу, маленькие глазки бегали, суетились, а в вытянутой руке держал утопившегося черного кота. Строго спросил: