Паранойя - Файндер Джозеф
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А если нет? Если это «Трион»? Мне стало так страшно, что я решил об этом не думать. В голове зазвучал невинный вопрос Морддена: «И куда ты уже забрался?»
24
Ник Уайатт жил в самом шикарном и известном пригороде — таком известном, что про него рассказывали анекдоты. В нашем городе много модных первоклассных районов, но этот был супермодным и вызывающе первоклассным. Уайатту, видимо, нравилось жить в месте, которое постоянно фигурировало на обложках журнала «Архитектурный дайджест». Местные журналисты стремились попасть туда всеми правдами и неправдами, чтобы, поддерживая отвисшую челюсть, сделать хоть пару снимков этого силиконового Сан-Симеона. Они восхищались японским стилем поместья Уайатта, его фальшивой безмятежностью, строгостью и простотой, хотя с этим совершенно не сочетались многочисленные уайаттовские «бентли» и его грубость.
В рекламном отделе компании «Уайатт телекоммьюникейшнз» один сотрудник занимался только личной рекламой Ника Уайатта. Он посылал материалы в «Пипл», «Ю-Эс-Эй тудэй» и так далее, в том числе статьи о поместье Уайатта. Оттуда я и узнал, что поместье стоило пятьдесят миллионов долларов, что оно больше и круче дома Билла Гейтса под Сиэтлом, что это копия японского дворца четырнадцатого века, построенная в Осаке и по кусочкам перевезенная в Штаты. Вокруг было сорок акров японских садов с редкими цветами, декоративными камнями, искусственным водопадом, прудом и антикварными деревянными мостиками, которые тоже прилетели из Японии. Оттуда привезли даже неровно обтесанные камни для дороги.
Конечно, пока я ехал к Уайатту по этой бесконечной каменной дороге, то видел не сады, а каменную караулку, железные ворота, которые открывались автоматически, целые мили бамбука, шесть разноцветных «бентли» под навесом, ярких, будто команда спасателей (Уайатт предпочитал «бентли» и терпеть не мог «американцев»), а также огромный приземистый деревянный дом, окруженный высокой каменной стеной.
Мне приказал явиться Мичем по секретной почте. На мой «хашмейловский» ящик пришло письмо от некоего Артура — через финский анонимизатор, благодаря которому нельзя было определить, откуда запрос послали. Письмо выглядело как подтверждение моего заказа в интернет-магазине, но на нашем кодовом языке сообщало, когда, куда и как я должен приехать.
Я подъехал к паркингу кафе «У Денни» и дождался синего «линкольна», за которым последовал к дому Уайатта. Наверное, они хотели убедиться, что за мной нет «хвоста». Паранойя, конечно, да кто я такой, чтобы спорить? Это меня, а не их взяли за жабры.
Едва я вышел из машины, «линкольн» уехал. Дверь открыл филиппинец, попросил меня разуться и провел в комнату ожидания с ширмами седзи, татами, низким черным лакированным столиком и белой кушеткой, похожей на матрац. (Не скажу, чтобы удобной.) Я взялся за журналы, художественно разбросанные по столику: «Робб рипорт», «Архитектурный дайджест» (конечно, они не забыли номер с домом Уайатта на обложке), каталог «Сотбис».
Слуга (или кто он там) наконец вернулся и кивнул. Я пошел за ним по длинному коридору, в конце которого в полупустом зале сидел Уайатт за длинным и низким черным обеденным столом.
На подходе к залу пронзительно завопила сирена. Я недоумевающе огляделся, но не успел сообразить, что происходит, как филиппинец и еще один парень, который подоспел непонятно откуда, бросились на меня и повалили на пол.
Я крикнул:
— Что за дела, мать вашу?! — и даже немного посопротивлялся, но ребята оказались сильными, как бойцы сумо. Пока второй меня держал, филиппинец обыскивал. Что они ищут, оружие? Филиппинец вытащил из моего рюкзака карманный плейер, повертел его в руках, прощебетал что-то и передал второму. Тот взял плейер, перевернул, посмотрел, что там, и сказал что-то хриплое и невнятное.
Я сел.
— Вы так всех гостей мистера Уайатта встречаете?
Филиппинский слуга пошел в обеденный зал с моим плейером и отдал его Уайатту, наблюдающему за происходящим. Уайатт, даже не глядя, отдал его филиппинцу.
Я поднялся на ноги.
— Вы что, такую штуку в первый раз видите? Или тут нельзя слушать музыку?
— Ребята работают на совесть, — возразил Уайатт. На нем была облегающая черная рубашка с длинными рукавами, скорее всего льняная, которая явно стоила больше моей месячной зарплаты в «Трионе». Уайатт выглядел смуглее обычного: наверное, спит в солярии.
— Боитесь, что я смотаю удочки? — спросил я.
— Я ничего не боюсь, Кэссиди. Я люблю, когда играют по правилам. Если ты не дурак и не станешь хитрить, все будет о'кей. И не смей подстраховываться. Мы всегда будем на шаг впереди.
Странно, но ни о каких «подстраховках» я и не думал.
— Что-то я не секу...
— Если ты сделаешь какую-нибудь глупость вроде записи наших встреч или телефонных разговоров, тебе не поздоровится. Не нужно, Адам. Я твоя страховка.
Вошла красивая японка в кимоно и серебряными щипцами подала Уайатту скрученное нагретое полотенце. Он вытер руки и отдал полотенце обратно. Вблизи было заметно, что Уайатт делал подтяжку: кожа была натянута слишком туго, и глаза напоминали эскимосские.
— Твой домашний телефон небезопасен. Как и голосовая почта, и компьютер, и сотовый. Сам ты должен связываться с нами только при крайней необходимости. Во всех остальных случаях тебе придет зашифрованное электронное письмо. А теперь покажи, что принес.
Я отдал ему компакт-диск со списком сотрудников, взятых в «Трион» за последние два года, и перепечатанные начисто заметки. Пока Уайатт читал их, японка вернулась с новым подносом и поставила на стол перед боссом крохотные суши идеальной формы, сасими на лакированных досках красного дерева с горками белого риса, бледно-зеленый васаби и розовый маринованный имбирь. Уайатт не отрывал глаз от моих записей. Пару минут спустя он взял со стола маленький черный телефон, которого я раньше не заметил, и что-то тихо в него сказал. Мне послышалось слово «факс».
Уайатт посмотрел на меня.
— Молодец. Очень интересно.
Появилась еще одна женщина: чопорная дама среднего возраста, лицо в морщинах, седые волосы, очки на цепочке. Она улыбнулась, взяла у Уайатта бумаги и вышла, не говоря ни слова. Может, у него и ночью секретарша на проводе?
Уайатт взял палочки и положил в рот кусочек сырой рыбы. Задумчиво жуя, он обратился ко мне:
— Ты знаешь, что японская еда лучшая в мире?
Я пожал плечами:
— А что, темпура вполне ничего.
Уайатт фыркнул и покачал головой:
— Я не о темпуре! Как ты думаешь, почему японцы живут дольше всех? Они едят мало жиров и много белков, растительных продуктов и антиоксидантов. В их питании в сорок раз больше сои, чем у нас. Они уже много веков не едят мясо четвероногих.
— Ну да, — протянул я, думая: к чему ты это?
Уайатт взял в рот новый кусочек рыбы.
— Займись повышением качества своей жизни. Тебе сколько, двадцать пять?
— Двадцать шесть.
— Тебе еще жить да жить. Заботься о своем организме. Курение, алкоголь, «биг-маки» и тому подобное дерьмо — от всего этого надо отказаться. Я сплю три часа в сутки. Больше мне не нужно. Интересно, Адам?
— Нет.
— Прекрасно. Ты не на концерт явился. Как тебе работается в «Трионе»?
— Постепенно вхожу в суть дела. Начальница — стерва еще та...
— Я говорю не о твоем прикрытии. Я говорю о твоей настоящей работе — о шпионаже.
— Как мне шпионится? Пока не очень.
— Ты многим рискуешь. Сочувствую. Ты встречаешься со своими старыми дружками?
— Конечно.
— Я не хочу, чтобы ты с ними порывал. Это может показаться подозрительным. Но не вздумай проболтаться. С дерьмом смешаю.
— Понял.
— Я так понимаю, тебе не нужно напоминать о последствиях провала?
— Нет, не нужно.
— Хорошо. Работенка не из легких, однако по сравнению с тюрьмой — просто малина.
— Между прочим, мне даже нравится в «Трионе». — Я говорил чистую правду, хотя знал, что Уайатт воспримет это как выпад в свою сторону.