Крепы - Александр Бородыня

— Добрый день, — сказал призрак молодым басом. — Вы уж извините, товарищи медики, но что-то жрать охота, и одеться бы не помешало.

Алан видел, как тает в воздухе невесомый контур. Спустя минуту призрака не стало, остался только голос, отчетливый и голодный.

У покойника не было бороды, можно было и теперь разглядеть голый синий подбородок, задранный на подушке, а возникший прямо перед Ариной совершенно голый молодой человек весь зарос: у него была пушистая черная борода. Арине сделалось неловко, и она отвернулась.

— А неплохо! — сказал призрак и звонко шлепнул себя ладонью по бедру. — Я думал, будет иначе. — Он сделал несколько упругих шагов по палате, приподнял занавеску и выглянул в окно. И снова, на этот раз уже обеими ладонями, хлопнул себя по бокам. — Нормально, — бросил он. — Как новенький! — Потом, вспомнив, он повернулся и сделал шаг в сторону своего мертвого тела, лежащего на кровати. — М-да, жалко, конечно! Ну, да и ладно, ну да и Бог с ним. — Он повернулся к Петру Сергеевичу и вдруг потребовал: — Похоронить бы меня надо!

— Похороним, — успокоил его главврач. — Вы немного возбуждены, прилягте, отдохните. Сейчас тело унесут. Насчет обеда и одежды для вас я распоряжусь. Постарайтесь поменьше думать, поспите лучше.

— Вот. Вот нормальные люди как умирают! — обиженно говорил Геннадий Виссарионович, когда они вышли в коридор. — Два месяца до, два месяца после!.. «Пожалуйста, полежите!.. Пожалуйста, поспите!.. Сейчас обед принесут!» А я пятнадцать минут полежал в машине, и вместо обеда — таблетка, вместо «отдохните» — «вы незаменимы!»

— А еще раз взглянуть на этот процесс можно? — осторожно спросил Алан.

— Вполне. У нас высокая смертность.

VII

В следующей палате умирала немолодая толстая женщина. Те же голубые стены, тот же яркий свет. Так же плотно заделаны белой материей окна, за которыми с трудом угадывалось солнце. Женщина оказалась знакомой. Алан рассматривал ее из окна гостиницы в бинокль. Она торговала квасом. Женщина была без сознания, голова в бинтах. По ее положению на постели можно было догадаться, что в этом случае медицина могла бы вмешаться и более активно.

Ждать пришлось несколько дольше, чем в первый раз. Перед самой смертью в палату вошла санитарка с прозрачным пластмассовым подносом. Она склонилась к постели и осторожными быстрыми движениями обнажила расколотый череп. Мятые, страшные бинты она сбрасывала на поднос.

— Вчера привезли, — пояснил Петр Сергеевич. — Убийство! Пробита голова и сломан позвоночник. Наезд грузовика на квасную бочку…

«Грузовик, — подумал Алан. — Уж не тот ли — с металлическим кузовом, с шофером в полосатом костюме?»

— Да, именно тот, — жестко ответил на его мысленный вопрос главврач. — Именно тот грузовик наехал.

— Крепы? — спросил Алан.

В ярком электрическом свете лицо главврача было сосредоточенным и бледным.

— И так рождаемости никакой, — сказал он, — а они за один вчерашний день убили пять человек. Хорошо, хоть вы целы остались.

Они шли втроем по длинному голубому коридору. В закрытые белой тканью окна все же просачивался мягкий солнечный свет, он соперничал с электрическим. Звук шагов заглатывал плотный пружинящий ковер. Алан шел молча, кусая губы. Он не хотел ни во что это верить. Несколько раз навстречу попадалась медицинская каталка, покрытая свежей простыней.

«Чего они от меня хотят? — думал Алан. — Предположим, я напишу отчет. Предположим, начальство не сочтет меня душевнобольным, что уже само по себе маловероятно. И при чем здесь вообще наше начальство? При чем тут поставки компьютеров? Отчет надо писать куда-то выше… Как вообще можно составить подобный документ?! Как извернуться, чтобы поверили хотя бы в часть всего этого? Что я напишу? Я напишу, что в городе за пятьсот лет не снесено ни одного здания, — это можно проверить. Что еще можно здесь проверить? Какие можно взять с собой доказательства? — И вдруг он подумал совсем о другом. — Может, если разрушить один дом, то неестественная гармония рухнет? Сломать что-нибудь одно — и прошлое станет прошлым, а настоящее останется настоящим…»

— Нужен отчет, — в который уже раз отвечая на его мысли, сказал главврач. — В случае если мы перестанем торговать с внешним миром, прошлое останется прошлым. Наш город через несколько лет просто вымрет. Здесь будет только кладбище. Иногда мы думаем, что крепы ставят перед собой именно эту задачу.

Что-то с силой ударило в двойное оконное стекло, прорывая ткань. Алан обернулся. В разорванной ткани занавеси, цепляясь коготками за материю, висела, вздрагивая, окровавленная птица. Это был черный воробей с каким-то неестественно металлическим клювом.

— Кромвель, маленький, птичка моя! — Арина видела, как Михаил Михайлович подхватил воробышка, взял его в свои большие ладони. — Зачем же ты так, маленький? Зачем ты так неосторожно летаешь?

— Где появляется Кромвель, там жди крепов, — сказал главврач.

— Птичка, птичка моя!.. — не унимался, переживая, неслышимый и невидимый Алану Кириллов. — Крылышко повредил, дурачок. Ну, ничего, все заживет, все вылечится.

Действительно, воробей воспрянул на глазах. Через минуту он, нахохлившись, сидел на ладони, а через две уже с удовольствием клевал семечки.

«Все, все сходится! — Изо всех сил Алан Маркович старался не выдать своего смятения. — Можно вспомнить для отчета общеизвестные магнитофонные записи. Они — доказательство. По всему миру неизвестно из какого пространства несутся живые голоса… Ведь удается записать куски диалогов, чью-то, на первый взгляд, бессвязную речь, шумы несуществующей улицы… Я пытаюсь себя уговорить, — думал Алан. — Нет, я не пытаюсь, я уже поверил им».

— Чем сложнее человек, чем он образованнее, тем сложнее переход из одного состояния в другое, и результаты здесь нестабильны. Мы никогда не можем ничего предсказать… — говорил Петр Сергеевич, первым проходя в палату. — Случается, после смерти такой человек не теряет, а приобретает. Он как бы перерождается, и после смерти при нем остаются все человеческие физические качества: вес, зримость… Перед вами профессор Белый. Еще три месяца назад он руководил нашим, известным на всю страну, Институтом вина. Это ему принадлежит идея цветочной настойки.

На кровати, укрытый по грудь голубой простыней, лежал старик. Седые волосы, большой прямой нос, глубокие морщины на широком лбу. Лицо его казалось мраморным, он не двигался. Можно было подумать, он уже умер. Слабое дыхание различалось лишь при более внимательном взгляде.

— Очень приятно будет познакомиться с таким человеком, — сказала Арина и сконфузилась.

— Придется подождать, он умрет минут через десять, не раньше.

«Вдруг он тоже появится голым? — подумала Арина. — Может, мне уйти?»

За время ожидания запасы семечек в карманах Кириллова иссякли, и он теперь только разглаживал перышки Кромвеля и тихо нашептывал ему ласковые слова.

— Я выйду? — спросила Арина.

Лампы дневного света вспыхнули чуть сильнее. Алан взглянул на часы.

«Вот! Сейчас!..»

Воздух над умирающим медленно сгущался. Старец вздрогнул и открыл глаза. Алан увидел, как попятился к двери главврач, как Арина прижала руку к марлевой повязке. Воздух пронзил резкий металлический звук. Тень над постелью темнела и упруго покачивалась. Неоновые лампы загудели сильнее и замигали. Очень трудно было удержаться от крика. На постели, по грудь укрытая голубой простыней, лежала женщина в черном костюме. Жирная веревка, кольцом надетая на ее плечо, пачкала подушку. Она вздохнула. На Арину смотрели знакомые черные глаза. Одним резким движением она откинула простыню.

— Сожрали, гады! — простонал Петр Сергеевич.

В палате восстановился ровный белый свет, только он сделался еще контрастнее, еще жестче, еще холоднее.

— Бегите, — пробормотал Геннадий Виссарионович. — Мертвых они не трогают, а вы бегите.

Женщина-трубочист неподвижно сидела на кровати, она смотрела на Арину.

VIII

У самого выхода Алан зацепился за что-то ногой и лицом вперед полетел на жесткий ковер. На миг он потерял ориентацию, но тут же, как бы очнувшись, увидел в глубине голубоватого коридора красное платье. Оно мелькнуло и исчезло, как язык пламени.

«Школьная учительница, — отметил он. — Не любят они поодиночке ходить, везде компанией! Куда же делась Арина Шалвовна?»

Арины рядом не было. Главврач Петр Сергеевич вскрывал скальпелем номерной замок на двери центрального входа. Какое-то время у него ничего не выходило, но потом замок все-таки поддался хирургическому вмешательству, и они оказались на улице.

Главврач шагал широко и быстро, он совершенно не смотрел, куда идет, и Алан нагнал его не сразу.