В созвездии трапеции - Николай Томан

— А Илью Андреевича что же вы не пригласили? — будто угадав ее мысли, спрашивает Алеша.

— Где там! — машет рукой Михаил Богданович. — Он теперь дни и ночи торчит на манеже нового здания цирка. Аппаратуру свою устанавливает.

Потом они тоже проходят в комнату Юры и молча смотрят на его картину. Ирина Михайловна восхищенно восклицает:

— Просто удивительно, Юра, как вы смогли передать столь зримое ощущение полета! Вы же никогда не были не только на трапеции, но и на отходном мостике.

— А ему и не надо быть ни на каком мостике, — убежденно говорит Антон Мушкин. — Он всегда там, где Маша, значит, и под куполом цирка тоже.

— Да, это очень серьезная работа, — задумчиво кивает головой Анатолий Георгиевич. — Очень!..

Михаил Богданович молча жмет Юрину руку.

— Теперь он совсем онемеет, — смеется Антон. — А нам нужно о многом поговорить. Готовы ли вы выслушать нашу идею о цирковой премьере, Анатолий Георгиевич?

— Специально за этим и приехали, — отвечает за Анатолия Георгиевича Михаил Богданович. — Кто же из вас изложит нам ее? Юра, значит, временно выбывает из строя?

— Нет, Юра не выбывает, — решительно заявляет Мушкин. Он не имеет права выбыть. Это в общем-то его идея, ему ее и докладывать.

— Тогда прошу к столу, — смущенно улыбаясь, произносит Елецкий. — Я вам чаю сейчас…

— К черту чай! — перебивает его Антон. — Если идея будет одобрена, организуем что-нибудь посерьезнее. Прошу всех сесть. Тебе слово, Юрий.

Зарницыны устраиваются на диване, остальные садятся за стол. Юрий, заметно нервничая, прохаживается по комнате.

— Конечно, я не такой уж большой знаток цирка… — не очень уверенно начинает он.

Но его снова перебивает, нетерпеливый Антон:

— О том, какой ты знаток, будет видно из последующего. Не трать зря время на это.

— А вы не сбивайте его, — хмурится Маша.

Юрий благодарно ей улыбается и сразу становится спокойнее.

— Ну, в общем идея такова: создать представление под девизом "В созвездии Трапеции". Такого созвездия, кажется, нет на небе…

— Ну и что ж, что нет? — перебивает его Мушкин. — Зато оно появилось под куполом цирка с тех пор, как возникло цирковое искусство. Не случайно ведь фигура гимнаста на трапеции стала символом многих цирков мира.

— Так вот, — продолжает Юрий, — под этим названием и хотели бы мы показать отдельные этапы развития цирка вплоть до наших дней… А так же и его будущее. Пожалуй, даже главным образом его ближайшее будущее.

Прервав свою речь, он торопливо перебирает альбомы, разложенные на столе. А Анатолий Георгиевич, прослушав это вступление, уже почти не верит в успех замысла молодых художников. Он представляется ему унылым обозрением, лишенным сюжета и стройности.

— Я набросал тут кое-что, — протягивает ему один из альбомов Елецкий. — На первом эскизе странствующий балаган с убогим осликом, шарманщик и два юных гимнаста. За их выступлением внимательно наблюдает антрепренер. Ему явно нравится их работа. Он берет их в труппу большого цирка.

— А вот и большой цирк, — перевертывает Юрий следующую страницу альбома. — Тут укротители, наездники, клоуны, акробаты. Все это в быстром темпе должно мелькать на манеже. А по куполу круговая кинопанорама, изображающая публику тех лет… Переверните еще одну страничку, там есть наброски всего этого. А потом типичный для буржуазных цирков смертный номер.

Юрий торопливо листает свой альбом и снова протягивает его Анатолию Георгиевичу.

— Этот смертный номер, — продолжает он, — исполняют уже знакомые нам бродячие гимнасты. Они работают под куполом цирка без сетки. В стереофонических динамиках должна звучать при этом музыка, похожая на реквием… Труднейшие номера! Может быть, тройное сальто-мортале или два с половиной с пируэтом, исполнявшееся когда-то мексиканскими гимнастами Кадонас в кинофильме «Варьете». А потом падение, катастрофа… Рев толпы в динамиках… Полицейские свистки…

Теперь Анатолий Георгиевич уже представляет себе, какое захватывающее повествование могут составить эти разрозненные сценки. Какими звуковыми и световыми эффектами можно их оформить, какими деталями обогатить.

— А потом пламя революции, — не вытерпев, продолжает за Елецкого Антон Мушкин. — Фрагменты из цирковых пантомим тех лет: "За красный Петроград", «Махновщина», воссоздание образов знаменитых цирковых артистов: Дуровых, Лазаренко, Труцци, Эйжена, Бим-Бомов… И не обязательно все на манеже. Многое можно снять на пленку и демонстрировать на куполе цирка. Осуществление антигравитационного эффекта Ильи Андреевича даст нам возможность освободить его от значительной части подвесной аппаратуры и превратить в огромный экран. А сочетать действие на манеже с демонстрацией кинопленки можно по принципу чехословацкой "Латерны магики".

Все это время Анатолий Георгиевич, сосредоточенно листавший альбом Елецкого и казавшийся равнодушным ко всему тому, что говорили молодые энтузиасты, встает вдруг с дивана и решительно произносит:

— Стоп! Вы меня убедили! И даже не столько вашими речами, сколько рисунками Юры. Тут есть за что ухватиться. Особенно в разделе "Цирк будущего". В нем есть, однако, очень уязвимое звено — зависимость всего аттракциона от осуществления эффекта антигравитации. А что, если он почему-либо не осуществится?

Анатолий Георгиевич вопросительно смотрит на Елецкого и Мушкина, будто от них зависит осуществление этого эффекта.

Отвечает ему Маша:

— Он осуществится, Анатолий Георгиевич!

Маша произносит это с такой убежденностью, что не только главный режиссер, но и братья ее невольно улыбаются.

— Ну что же, если так, то я буду только рад этому, — заключает Анатолий Георгиевич.

Накануне Нового года у Ирины Михайловны возникает идея пригласить к себе Анатолия Георгиевича, Зарницыных, Елецкого и Мушкина. Ни Андрей Петрович, ни Илья ничего не имеют против этого. А Михаил Богданович просто в восторге от такого замысла.

— Прямо-таки гениальная идея! — радостно восклицает он.

…И вот Зарницыны с Юрием и Антоном прямо из цирка спешат теперь к дому Нестеровых. Анатолий Георгиевич обещает прийти попозже, ему нужно хоть часок провести вместе с теми актерами, которые встречают Новый год в цирке.

— А знаете, страшновато как-то идти к этим физикам, — поеживаясь в своем демисезонном пальтишке, признается Мушкин.

— Ну, если уж вам страшно, каково же нам? — смеется Маша. Ей, однако, очень хочется побывать в доме Ирины Михайловны.

Дверь им открывает Илья. Он выглядит весьма элегантно. Здоровается, как со старыми друзьями. Долго держит руку Маши и шутит: