В созвездии трапеции - Николай Томан

— Этаким кейворитом? — усмехается Анатолий Георгиевич, вспомнив роман Уэллса "Первые люди на Луне". — А о силах антигравитации вы не думали, Виктор Захарович?

— Нет, не думал. Мои скромные познания ограничены механикой Ньютона. А тут необходима теория относительности Эйнштейна. Я вообще не слышал пока ни об одном эксперименте, в котором эти волны были бы зарегистрированы. Читал, правда, где-то, будто американский физик Вебер пытался воздействовать на пьезокристаллы переменным электрическим полем, с тем чтобы вызвать в них механические натяжения. По его расчетам, они могли бы стать источником излучения гравитационных волн. Но из этого, насколько мне известно, ничего не получилось.

— Ну, у него, может быть, и не получилось, — соглашается Анатолий Георгиевич. — А вот у одного нашего молодого ученого получается кое-что.

— Что-то я не слышал об этом ничего, — сомнительно покачивает головой Виктор Захарович.

— Об этом нет пока никаких публикаций и вообще официальных сообщений. Однако кое-чего в этой области он действительно добился.

— И позвольте представить вам этого молодого ученого, торжественно произносит Михаил Богданович, кладя руку на плечо Ильи. — Это мой внук, Илья Андреевич Нестеров! Прошу любить и жаловать. А о том, чего ему удалось достигнуть, он сам вам расскажет.

Уже вторую неделю в новом здании цирка идут работы по осуществлению эксперимента Ильи. Ирина Михайловна не очень понимает, что именно там делается, но ей известно, что Илья занят теперь только этим. Похоже даже, что дела у него идут успешно.

Успокаивает ее и то обстоятельство, что Андрей Петрович знает о решении сына продолжить свои опыты в цирке. Попытка Ильи сделать вид, что он ушел с туристами, не удалась. Совершенно исчезнуть из дома оказалось невозможным, ибо ему понадобилось множество вещей, которые находились либо в его комнате, либо в институте отца. Предвидеть все это заранее он, конечно, не мог, так как необходимость в них возникала лишь по мере того, как шла работа над повторением его эксперимента.

Первых два дня ему приносил кое-что из дома Михаил Богданович (сам Илья обосновался у Левы Энглина). Но почти всегда оказывалось, что дед доставлял ему либо не совсем то, что было нужно, либо вообще не находил необходимого. А когда на третий день Илье понадобилась измерительная аппаратура, имевшаяся лишь в институте Андрея Петровича, ему пришлось выйти из «подполья» и во всем признаться отцу.

Андрей Петрович и сам, конечно, догадывался кое о чем, и признание сына не было для него неожиданностью. Выслушав Илью, он долго молчал, потом произнес почти равнодушно:

— Тебе известно мое отношение к этому эксперименту, но ты теперь вполне самостоятельный ученый и сам отвечаешь за свои действия.

— А что ты имеешь в виду под ответственностью? — спросил Илья, соблюдавший во время этого разговора несвойственное ему спокойствие.

— Не уголовную, конечно, — хмуро усмехнулся отец. — У серьезного ученого должны быть и иные виды ответственности.

— Ты, наверно, имеешь в виду необходимость теоретического обоснования моего эксперимента? Этим я действительно не смогу заниматься в цирке, но ведь и в твоем научно-исследовательском институте тоже нет пока такой возможности. А сидеть без дела я больше не могу. Явление антигравитации в моем эксперименте устойчиво, а аппаратура не слишком сложна, вот я и решил повторить его в условиях цирка и не вижу в этом ничего зазорного. Кстати, цирковые артисты и сами пытались предпринять кое-что в этом направлении. У воздушных гимнастов Зарницыных, например, родилась идея уменьшения своего веса с помощью электромагнитов…

— Я тоже не вижу ничего зазорного в том, что ты хочешь помочь циркачам, — холодно произнес Андрей Петрович. — И не собираюсь тебе это запрещать. Но и помогать тебе без ведома Академии наук не имею права. Да и не в этом только дело. Я вообще считаю несвоевременным практическое применение твоего эффекта где бы то ни было. Впереди ведь десятки проверок и уточнений этого явления, а ты…

— Но где же все это? — нетерпеливо прервал Андрея Петровича Илья: — Где они, эти проверки и уточнения? Не известно даже, когда еще это будет: через месяц или через год. А к воспроизведению моего эксперимента в цирке я и не собираюсь тебя привлекать. Это моя личная инициатива. И даже, пожалуй, не столько моя, сколько самого цирка. А от тебя я прошу лишь одного: помоги мне измерительной аппаратурой и кое-какими не очень дефицитными материалами.

Андрей Петрович, не отвечая, долго прохаживался по своему кабияету, потом произнес примирительно:

— Ладно, кое-чем помогу.

У Ирины Михайловны свои заботы: подготовка нового номера Зарницыных. Кое-что они уже придумали, но ведь это работа почти вслепую, до тех пор, пока не станут реальными те новые условия, в которых придется им совершать своя полеты. Не известно даже, как приноровятся Зарницыны к состоянию полудевесомости. Быстро освоятся с ними или придется переучиваться, заново овладевая силами инерции, играющими столь важную роль в воздушном полете? К тому же не известно ведь еще, какова будет потеря их веса.

И все-таки Ирина Михайловна уже готовит новый номер Зарницыных. У нее нет пока точного его рисунка, а лишь эскиз, ориентировочный контур, основой которого служат многочисленные наброски Елецкого и Мушкина. Буйная фантазия Юрия обуздана в них свойственным Антону чувством изящества и пластики. И лишь это придает им некоторую реальность.

— Ах, Юра, Юра! — вздыхает, глядя на его альбомы, Маша. Вы надеетесь, что мы и вправду станем настоящими птицами.

— Но ведь это же не чертежи ваших полетов, Машенька, защищает Елецкого Мушкин. — Это темы, идеи ваших полетов, а они не могут быть бескрылыми. Крылышки подрежет им потом то поле тяготения, в котором вам придется работать. А пока можно и помечтать.

Но Машу радует уже и то, что фантастические рисунки эти по душе ее братьям. Кажется даже, что они всерьез верят в возможность осуществления всех замыслов художника с помощью аятигравитационного эффекта Ильи Нестерова.

— Тут во всяком случае нам все ясно, — кивает на рисунки Юрия Алеша. — А вот если бы пришлось совершать полеты по абстрактным эскизам Митро Холло? Его фантазия разыгралась бы, конечно, не в жалких границах воздушного пространства под куполом цирка, а в необозримых просторах Галактики.

— Ну вот что, дорогие мои, — решительно вмешивается в их разговор Ирина Михайловна, — давайте-ка спускаться на землю! Полюбовались рисуночками Юры и хватит. Прикидывайте теперь, что из них осуществимо. А еще лучше было бы, если бы вы и сами что-нибудь придумали…