Негритянский квартал - Жорж Сименон

Все такси и все извозчики выстроились у морского вокзала и ждут. А здесь, перед хижинами, медленно угасает костер, в воздухе пахнет дымом и тлеющим деревом.

— Хорошо здесь… — прошептал Дюпюш. Он протянул руку и коснулся тела Вероники.

Она молчала. Ей было грустно. Она забыла надеть чулки, а в туфли насыпался песок.

— Это будет только через семь месяцев, — помолчав, сказал Дюпюш.

За это время Кристиан и Жермена успеют пожениться — он был в этом уверен и мысленно уже называл их супругами. Ему вспомнилось, как перед отъездом в Южную Америку Жермена сказала:

— Нам не следует сразу заводить детей. Сначала надо устроиться.

Устроиться? Где? Впрочем, Жермена устроилась в первые же дни у Коломбани. Что ж, это очень хорошо.

Даже превосходно.

Рука Дюпюша все еще лежала на теле Вероники.

— Пойдем домой? — спросила она.

— Как хочешь.

Ему было лень спорить. К тому же у него разболелась голова. Он встал и отряхнул прилипший к одежде песок, а Ника сняла туфли и высыпала из них песок.

Она пересекли пустырь и пошли мимо хижин, погруженных в безмолвие и тьму. Дюпюш чуть не споткнулся о девочку, которая спала прямо на земле, укрывшись старым мешком.

— Возьми меня под руку, — сказал он Веронике.

Мимо магазинов они прошли быстрым шагом и почувствовали себя спокойней лишь в негритянском квартале, который погружался в сон. Однако кое-где у дверей мерцали огоньки сигарет. Это курили, откинувшись на спинку стула, любители ночной прохлады, не спешившие возвращаться в душную комнату.

— Иди домой… — сказал Дюпюш. В темноте он угадал, как тревожны глаза Вероники, и добавил:

— Не бойся. Я сейчас приду.

Она поспешно вошла в дом, а он почти бегом направился к Марко. Там никого не было, и Марко уже потушил свет.

— Налей мне стаканчик.

Потом он выпил второй. В коленях появилась легкая, приятная дрожь. Он улыбнулся.

— Расплачусь завтра.

— Пожалуйста, мсье Дюпюш.

Опять он шел мимо деревянных домов и раздумывал, посмеиваясь и гримасничая в темноте. Ему вдруг захотелось зайти к Жефу, чтобы доказать всем, что ему на них наплевать.

Еще утром Дюпюш получил письмо от матери, но до сих пор не вскрывал его. Как всегда, она писала о тетках и соседках. Одна старушка умерла, другая заболела, третья осталась вдовой. И мать, конечно, жалела их всех.

Он понял. Например, Вероника. Ей шестнадцать лет, она чувственна, как зверек. Теперь у нее будет ребенок.

Но ведь потом жизнь для нее будет кончена. Она расплывется, как ее мать… Сколько же беззаботных лет было ей отпущено? Три года, четыре? Или того меньше?

Достаточно было прочесть письмо г-жи Дюпюш, чтобы убедиться; везде одно и то же. Их сосед бельгиец г-н Вельден, владелец автомобиля, заболел раком желудка.

А у него двое детишек, четырехлетний и годовалый!

А Жанены? Они были самыми богатыми людьми в квартале, построили дом, который обошелся им в полмиллиона, с лоджией из тесаного камня. А теперь продали все, и г-н Жанен уехал в Париж подыскивать место.

Дюпюш шел, прислушиваясь к собственным шагам.

Голова у него была тяжелая. Иногда он проходил мимо парочек, шептавшихся в темных уголках. Когда-то в Амьене, еще женихом и невестой, также шептались и они с Жерменой. Чтобы похвастаться и помечтать, он заранее звал Жермену «Моя жена!»

Поцелуи пахли зимой и влагой. А потом Жермена взбегала по лестнице и, прежде чем исчезнуть за дверью, поворачивалась к нему.

Возможно, между ней и Кристианом пока еще ничего нет. Это вполне в ее вкусе. Она ведь может довольствоваться взглядами, сулящими счастье.

Че-Че с женой заботливо оберегают эту идиллию…

Еще бы! Наконец-то они нашли женщину, которая станет им достойной заменой.

А вдруг, выйдя замуж, она больше не захочет сидеть за кассой? Что если она воспользуется их миллионами, чтобы жить в Европе? Вот было бы здорово!

Голова у Дюпюша болела все сильнее. Напрасно он удерживался от слез — ему сразу стало бы легче.

Он чуть было не вернулся к Марко, но вспомнил, что двери там уже заперты и ему придется стучать. И потом, Вероника, должно быть, очень волнуется и беспокоится, что его так долго нет. Это совершенно невероятно! Она сама еще девчонка — и у нее скоро будет ребенок. Темненький, с огромными глазами на светло-шоколадной рожице. Он будет ползать по теплой земле, как щенок.

— Пюш! — Он узнал голос Вероники. Она стояла на углу темной улицы с каким-то мужчиной в белом, которого он издалека не мог разглядеть.

— Это я, Дюпюш, — сказал Эжен, старший и более симпатичный из братьев Монти. — Мне нужно поговорить с тобой. Ника сказала, ты вот-вот придешь.

— Поднимешься к нам?

— Давай лучше пройдемся.

— Мне идти домой, Пюш? — спросила Вероника.

Впрочем, ответ был ей заранее известен.

— Да. Иди спать.

Когда она ушла, Монти положил руку на плечо Дюпюшу и улыбнулся. Он настойчиво подчеркивал свое дружелюбие.

— Мне надо с тобой серьезно поговорить с тобой, Дюпюш. Твоя жена приехала от тебя сама не своя. Что ты ей наговорил?

Они медленно шли в сторону пляжа, где шуршала листва кокосовых пальм. Такси, набитые туристами, катили со стороны порта бесконечной вереницей.

Х

Неторопливо шагая, Эжен Монти говорил. Говорил медленно, с длинными паузами и очень мягко.

— Подумай хорошенько, Джо. Я только что видел твою жену… Я близкий друг Кристиана, но считаю своим долгом сказать, что, если ты захочешь…

Они осторожно и бесшумно ступали по траве. Вокруг было торжественно и тихо, как в соборе, кокосовые пальмы, словно колонны, уходили ввысь. Порой они натыкались во тьме на неподвижных, как старухи перед исповедальней, людей и слышали их дыхание.

— Не могу утверждать, что Жермена еще любит тебя, но все же она скорее останется с тобой, чем…

Чем, например, увидит Дюпюша застрелившимся?

Правда, этого было бы вполне достаточно. Значит, если он потребует от нее возвращения, напомнит о своих супружеских правах…

— Я думаю, тогда Че-Че, чтобы избежать осложнений, поможет вам обоим вернуться в Европу.

Они подошли к морю, оно было так спокойно, что в нескольких шагах его было даже слышно.

— Что же ты решил, Дюпюш?

— Пусть она выходит за Кристиана, — отчеканил Дюпюш.

Он начинал понимать правду или то, что казалось ему правдой. Его боялись, боялись скандала. К нему подослали Монти, чтобы выведать его намерения, и сейчас все сидят у Жефа и ждут, какие известия принесет Эжен.

— Ты собираешься продолжать, Джо?

— Что продолжать?

— Пить чичу. Я хочу рассказать тебе одну историю, которая, может быть, удержит тебя, и ты увидишь, Коломбани совсем не то, что ты думаешь. Ты знаешь господина Филиппа. Так вот, когда он был еще богат и занимал положение, он, как и каждый год, поехал однажды отдыхать в Европу. Там он встретил молодую женщину, женился на ней и привез ее сюда. Он построил для нее чудесную виллу, лучшую в посольском квартале…

Дюпюш недоверчиво слушал.

— А через полгода жена умерла от брюшного тифа.

Смерть жены погубила и господина Филиппа. Он считал себя виновником ее смерти, и напрасно ему толковали, что брюшной тиф можно подцепить и во Франции. Он стал пить чичу. Работу в компании «Френч-Лайн» бросил и так нелепо поместил свои деньги, что через три года оказался без гроша. И что же? Че-Че взял его к себе только потому, что в свое время господин Филипп оказал ему какую-то пустяковую услугу. Он считается директором отеля тоже по распоряжению Че-Че, чтобы не оскорблять его самолюбия. И Че-Че притворяется, будто не знает, что Филипп пьет чичу.

Было темно, и Эжен не мог видеть улыбки, искривившей губы Дюпюша. Не так давно тот терпеть не мог г-на Филиппа, теперь же почувствовал, как близки они друг другу. Теперь Дюпюш понимал его. Он знал, почему у г-на Филиппа всегда такой отсутствующий взгляд, почему он проводит большую часть дня у себя в комнате, якобы отдыхая.

И главное, он понял причину этого равнодушия ко всему на свете. Г-н Филипп жил в себе. Ему было достаточно себя. Здороваясь, он протягивал руку, которая была вялой именно потому, что г-н Филипп презрительно сторонился жизни.

Быть может, он презирал Че-Че? Не исключено. Вот так же и Дюпюш мог сейчас повернуться и уйти, даже не попрощавшись с Эженом.

Почему эти люди так стремятся проявить к нему жалость? Почему Монти сказал, что на Жермене лица не было, когда она вернулась? Почему? Чем они руководствовались?

— Если ты непременно хочешь остаться с Вероникой, переезжай куда-нибудь. В Аргентину, Бразилию, Мексику…

— А платить будет Че-Че… — вставил Дюпюш таким безразличным тоном, что Эжен покраснел.

Сколько человек старается устроить семейное счастье Кристиана? Пять? Десять? Все племя? Да, все племя растревожилось, а ведь Дюпюш не покушался ни на чье спокойствие.

— Пойду спать! — сказал он наконец.

Он повернулся и зашагал домой, не подав Эжену руки. Высокая фигура в полотняном костюме еще долго белела в тени кокосовых пальм.