Тротиловый эквивалент - Лев Пучков

Теперь насчёт «баз». «База» — это как бы отдельное учреждение, по типу американских военных баз, расположенных вдали от населённых пунктов, на изолированной и тщательно охраняемой территории. Верно? Так вот, начиная примерно с середины двухтысячного года в Чечне таких баз нет. Тем более «перевалочных». Куда тут переваливать? Все моджахеды, и большие и маленькие, спокойно живут в сёлах, молятся пять раз в сутки, как положено правоверному мусульманину, делают детей на радость родине (их родине, а не вашей — не путайте) и потихоньку занимаются своим военным бизнесом. Ведут разведку, агентурную работу в администрации и среди федералов, копят данные и планируют акции. Решил Сулейман провести акцию, «свистнул», тут же собрались в условленном месте дневные крестьяне — ночные «духи», экипировались в соответствии с надобностью, получили задачу и приступили к работе. Для этого есть «схроны», где хранится экипировка, под малочисленной охраной или вовсе без таковой — бывает, просто присматривает кто-то из местных. — Есть пункты сосредоточения — это по военному, или просто места сбора личного состава.

Пункты такие легко в любой момент поменять, укромных местечек здесь навалом, но это вовсе не базы.

База — это место, где солдат спит, питается, лечит раны и прочие болячки, тренируется, готовится к очередному заданию и вообще просто живёт. А всё это моджахед делает в родном селе. Оно неотделимо от всеобщего партизанского движения, потому что моджахед — плоть от плоти своего народа, и не надо их относить к разным категориям. Чтобы уничтожить американских солдат, надо просто разгромить их базу — люди в соседних городах только поднимут голову от своей газеты, услышав где-то вдалеке взрывы. Чтобы уничтожить моджахедов, надо сравнять с лица земли сёла, в которых они живут. Это, с одной стороны, просто, с другой — совершенно невыполнимо. Россия не может вырезать под корень целые сёла, её не правильно поймут в цивилизованном мире. Моджахеды этим пользуются на всю катушку. При таком положении дел эта война может длиться вечно, а не каких-нибудь сорок семь лет, как при царе батюшке (1817 64 гг., это активная фаза военных действий России с Кавказом). Там, кстати, было дело, и целые аулы выжигали поголовно. И всё равно не помогло...

Так где у нас «базы», на которых живёт большинство моджахедов? Понятно, не в каждом селе. Тут нужно учитывать местную специфику. В Чечне нет партий и движений, здесь всe подчинено древним законам семейственности, или, как говорят европейцы, законам клана. Я условно, для себя, делю здешние населённые пункты на «красные» и «белые». «Красные» — в которых проживают родственные правительственному клану тейпы. Белые, понятно, — наоборот. Отношения между ними сложные и неоднозначные. Вокруг «белых» сёл нет траншей и противотанковых заграждений, администрация их спокойно ездит на совещания в Грозный и внешне вроде бы сотрудничает с марионеточным правительством. Бывает и так, что моджахед происходит из «красного» села. Он может спокойно навещать родственников и вообще без особой опаски жить в родном селе. «Красная» администрация закрывает на это глаза, потому что обе стороны частенько соприкасаются по ряду разных вопросов и вообще они, по сути, соплеменники. Есть сёла внешне нейтральные, где нет своего амира и проживают несколько ослабевших разрозненных тейпов. Молодые люди из этих сёл могут служить как первой, так и второй стороне.

Вот так всё сложно. Именно поэтому самый больной вопрос для федерального командования — так называемые «зачистки», или, говоря официально, мероприятия по проверке паспортного режима. Примечательно, что зачистки не любят ни «белые», ни «красные», хотя у последних, сами понимаете, их проводят крайне редко, только если очень уж досадили федеральному командованию.

Почему нохчи не любят «зачистки»? Неудобства для моджахедов, которым на время «зачистки» приходится покидать село и чёрт знает сколько времени где-то прятаться, грубое обращение с людьми и унижение их достоинства — это одна сторона. Есть и другая сторона. При зачистках сталкиваются две цивилизации. То есть, российский псевдогуманный модерн нагло и бесцеремонно врезается в средневековый уклад нохчей.

В каждом богатом чеченском доме есть рабы из числа неверных, краденые вещи, угнанные машины, скот с тавром соседних субъектов Федерации и много всякого другого добра, нажитого неправедным путём. Для цивилизованного человека это непонятно, а для нохчей это — норма жизни. Их нельзя за это осуждать, порицать и бесполезно читать нотации. Они так привыкли и считают это правильным. Высшая доблесть для мужчины: обмануть, перехитрить, принести в дом добычу. Если есть неверные, готовые покорно повиноваться, зачем правоверному заниматься тяжёлой и неблагодарной работой? Проще ведь поймать неверного и посадить его на цепь. Но не будем углублять, это не наша кафедра. Скажу по другому: приходят в дом незваные неверные и всё это находят. Начинают задавать дурные вопросы, смотреть добычу, составлять протоколы... Это само по себе тяжкое оскорбление, даже не учитывая последствия! А потом возьмут и уведут сынишку несовершеннолетнего, только за то, что у него мозоль на указательном пальце и синяк на правом плече. Представляете?

Вот поэтому такой крик стоит вокруг этих «зачисток». Нохчи не желают, чтобы в их уклад вторгался какой-то непонятный правопорядок неверных. В этом и суть всех таких конфликтов. Я их в этом поддерживаю, каждая цивилизация имеет право на суверенное существование. А русские в данном случае виноваты хотя бы уже в том, что в 1817 году решили колонизировать Кавказ. Я не националист, считаю, что каждый народ имеет право на место под солнцем. Но я считаю также, что каждому должно воздаться по заслугам его, как трактует это русская православная вера. Вы первыми напали на горцев. Вторглись в их исконные владения. Так получите же за это сполна и будьте готовы, что эта война будет вечной...

Пообедав и немного отдохнув, я отправил Аскера узнать, дома ли Сулейман и не желает ли он меня принять. Мера совершенно не лишняя, потому что Сулейман часто в разъездах. Работа такая, что поделаешь.

Сулеймана не было, домашние сказали, что он вернётся к вечеру или вообще заночует в Первомайской, у него там какие-то дела. Я лёг поспать и предупредил Аскера, чтобы отследил прибытие амира и сообщил мне.

Однако поспать мне не удалось. Раздумья одолевали меня. Я повалялся с полчаса, затем ещё раз просмотрел плёнку, отснятую третьего марта у моста.

«Цифру» из трёх лучших кадров скинул на свой ноутбук ещё в тот же день, увеличил, обработал в графическом редакторе... Но картинка получилась несколько смазанной и обезличенной, она не передавала того движения и узнаваемых жестов, которые можно было рассмотреть только при «живом» просмотре записи.

Из всей группы получился только один человек, который осматривал «Ниву».

Остальные были далеко, вообще никак не вышли, только фигуры, движение, а вместо лиц — пятна.

И именно этого человека я сразу узнал. В этом я видел перст Аллаха. Нет, не подумайте, я не страдаю манией величия, или «комплексом бога», как считал в своё время наш бригадный психиатр. Но сами поразмыслите: было их с десяток, а ближе всех подошёл именно он. Так это ведь не всё! Могу сказать без всякого преувеличения, наверняка на всю группировку он — единственный специалист такого класса. Группировка, по разным данным, составляет что-то около ста двадцати тысяч стволов. То есть это уже не один к десяти, а считайте сами — сколько.

Согласитесь, такие совпадения случаются не часто, а с некоторыми и вовсе не случаются. Так они и проходят мимо...

На записи у нас Семён Глебович Васильев, или попросту Глебыч. Мы учились с ним в одном взводе, или, как сейчас называют современные курсанты «военных институтов», — группе. Потом мы служили в одной бригаде и вместе были в Афгане.

Потом... Впрочем, потом всё было по другому, и не о том сейчас речь. А разговор идёт именно о Глебыче.

Он был зелёным курсантом, салагой ещё, а его уже тогда все звали по отчеству. Очень основательный и вдумчивый товарищ, всё делал обстоятельно и на пять баллов. Вместе с тем — заводила всех кутежей и разных курсантских шалостей, типа «самоходов» во время усиления, массовых визитов в девичьи общаги, доставки оптом спиртного и так далее. Была у него одна особенность, за которую, наверное, его все так величали: любые пакости всегда сходили ему с рук и все, кто с ним был, ни разу не попались. Это потому, что все эти мероприятия он всегда продумывал и готовил с несвойственной юноше тщательностью и педантичностью...

Я знаю, что этот парень — специалист экстракласса, мы с ним из одной обоймы и прошли одну школу. И вдруг я встречаю его на первой же своей акции! И он ведь там не просто берег от мин чистил... Если помните, он был вместе с теми спецами, которые за три секунды уложили шестерых неслабых бойцов — в том числе и двух моих диверсантов. То есть резонно предположить, что там работала какая-то спецкоманда. Теперь посмотрите, что я сказал об итальянцах. Уловили?